Последний из заданных вопросов повис в воздухе.
Алексей встретил взгляд Тамары и увидел в ее глазах безмолвный вопрос: «Кто ты такой?» — Я… человек, который знал твою маму очень давно.
И который искренне рад встретиться с вами обоими, — осторожно ответил он.
Они вышли на свежий, прохладный воздух Львова.
Тамара сказала, что они остановились в простом шале на окраине города. — Позволь мне, — начал он, но она мягко прервала: — Нет, Алексей.
Не покупай для нас гостиницу.
Не пытайся решить наши проблемы.
Мы справлялись сами все эти годы.
Если хочешь быть частью их жизни — начни с малого.
Приходи сегодня с нами на озеро.
Они очень любят кормить уток.
В ее словах не было вызова, а лишь чёткое установление границ, которые он обязан уважать. — Я с радостью пойду, — сказал он, и понял, что говорит правду.
Тот день у озера стал для него настоящим откровением.
Он наблюдал, как Дмитрий и Максим бегали по траве, их смех звучал для него как самый ценный на свете звук.
Он сидел на скамье рядом с Тамарой, и расстояние между ними постепенно сокращалось не в сантиметрах, а в молчаливом взаимопонимании. — Они унаследовали твое упрямство, — заметила она, глядя на Максима, который пытался залезть на дерево. — А твое сердце, — тихо ответил он. — Смотри, как Дмитрий поделился своим печеньем с той девочкой.
Она повернулась к нему, и в ее глазах светилась незаживающая боль. — В ночь перед твоим отъездом в Одессу ты держал меня за руку и говорил: «Я вернусь.
Это ненадолго».
Я верила тебе.
Я ждала.
Сначала каждый день.
Потом — раз в неделю.
Потом… просто перестала ждать.
Мне пришлось выбирать — сгореть в ожидании или выжить ради них.
Его собственное сердце сжалось от стыда. — Я думал… я думал, что успех — это то, что я могу подарить тебе, как дар.
Не осознавал, что я и есть тот самый дар, которого ты хотела.
Я заблудился, Тамара.
Потерялся в собственном эго.
Вдруг раздался испуганный крик.
Максим, подбегая к ним, споткнулся и сильно поранил колено о острый камень.
Алексей вскочил быстрее, чем успела среагировать сама мать.
Он поднял мальчика на руки, прижимая к рубашке, на которой сразу же появилось алое пятно. — Тише, солдат, всё в порядке, — его голос звучал мягко и уверенно.
Он достал платок, аккуратно сложенный в кармане, и бережно промокнул кровь. — Храбрецы порой падают.
Это нормально.
Главное — подняться снова.
Максим, всхлипывая, посмотрел на него сквозь слезы. — Ты крепко держишь.
— Я всегда буду крепко держать тебя, — прошептал Алексей, и в этих словах звучала клятва, данная не только плачущему мальчику, но и самому себе, ей и всему миру.
Тамара стояла рядом, и по её щеке скатилась одна, но очень выразительная слеза.
Следующие несколько дней стали для Алексея периодом возрождения.
Он отменил свою речь, сославшись на «форс-мажор личного характера», чем вызвал удивление у всего своего секретариата.
