Последнее проклятие матери…
-Пиши ровнее, ты что, строчку не видишь? — рявкнула Светлана Тимофеевна под ухо Лене и девочке в очередной раз прилетело линейкой по пальцам.
Светлана Тимофеевна была завучем школы, и ее дочка должна была соответствовать. Быть круглой отличницей, иначе никак! Лена старалась, училась на одни пятерки, но у маме этого было мало. И не лень ей было целыми вечерами просиживать с дочерью и следить, чтобы все было идеально. Даже почерк — буковка к буковке.
-Ты моя дочь и не должна меня позорить, — часто повторяла Светлана Тимофеевна Лене.
И в том, чтобы треснуть линейкой по пальцам дочери, женщина не видела ничего зазорного.
-Главное, дочку не упустить, — повторяла Светлана своему мужу, Коле.
Он был просто «Коля». Обыкновенный мужик. Работал на заводе. Приходил с грязными руками и чёрными ободками ногтей. Уставший и голодный. Жена сразу хмурилась.
-Коля, иди мыться, я не разрешу тебе сесть за стол грязным. От тебя пахнет мазутом. Первым делом прими душ.
-Светочка, я такой голодный. Можно я просто помою руки и поем, а искупаюсь перед сном?
-Нет, ни в коем случае! Какой пример ты дочери подаёшь? — возмущалась Светлана. — Ты мужчина, ты должен быть образцом для дочки. Иди и мойся, это не обсуждается.
У них в доме многое не обсуждалось. Приказы Светланы Тимофеевны, например. Она привыкла командовать в школе и не могла избавиться от этого командирского тона даже дома.
Лена заканчивала четвертый класс, будучи круглой отличницей. Дальше стало сложнее. Но и мама становилась еще требовательней, особенно потому, что ее назначили директором школы. Это случилось когда Лена пошла в седьмой класс.
Светлана Тимофеевна и так, не будучи добрым человеком, окончательно вознеслась. Обыкновенный рабочий на заводе ей теперь вроде был не по статусу, а поделать с этим женщина ничего не могла.
Муж заявлял, что он всю жизнь на заводе и никуда уходить не собирается. Светлана злилась. Еще бы! Она директор школы, а муж обычный работяга! Николай приходил с работы и начинались придирки. Прямо с прихожей, стоило мужчине перешагнуть порог.
-Коля, ты как ботинки поставил? Что ты их кинул? Неужели нельзя поставить ровно, к стеночке. Это ведь не тяжело?
-Да какая разница, как мои ботинки стоят? — устало вздыхал мужчина.
-Большая разница! Аккуратность, она должна быть во всём. Вот поэтому и дочь у тебя такая непутёвая. Смотрит на папу и делает всё кое-как.
Сидевшая в своей комнате Лена делала уроки и не могла понять, что она делает кое-как. В дневнике одни пятёрки, в тетрадях чистота. Чем мама опять недовольна? Но лучше было не спрашивать, иначе мама заведется и тогда Лене совсем кранты. Мама найдет, в чем ее обвинить. В этом девочка была уверена.
Вон бедный папа уже не пытается протестовать. Пришел с работы и плетется в ванную. И все равно маме что-то не нравится.
-Коля, а ты ходил к директору? Просил, чтобы рассмотрели твою кандидатуру на должность мастера?
-Я миллион раз тебе говорил, я не хочу быть мастером. Зарплата почти та же, а ответственность в несколько раз больше. Мастеру ни днём, ни ночью покоя нет.
-Не важно, Коля, не важно. Ты должен стремиться к большему, повышать свой уровень. Стань хотя бы мастером, это уже что-то. Вот я, когда пришла в школу работать простым учителем, уже мечтала забраться высоко.
-Да-да, Света, ты директор, и всё такое…
У Николая от усталости язык не ворочался, и всё, чего ему хотелось, — это поужинать и отдохнуть. Отдохнуть хотя бы совсем чуть-чуть, чтобы заняться домашними делами. Ему работа по дому не тягость, лишь бы только Света не пилила и не требовала от него стать идеальным.
Лена из своей комнаты слушала придирки мамы к отцу, и ей было очень жалко папу. Его она всегда лучше понимала и поняла, когда папа начал задерживаться на работе. Вернее, после работы. Мужчина перестал приходить в полседьмого вечера, как делал много лет.
Светлана Тимофеевна злилась, а поделать ничего не могла. Мужчина не ругался и не качал права, он просто отводил в сторону глаза, возвращаясь в десять или в одиннадцать, и безразлично говорил:
-С мужиками после работы посидел.
-Ты что, пил? — принюхивалась Светлана.
— Нет, не пил. Просто посидел, пообщался. Иногда хочется простого общения, и чтобы никто тебя не пилил. -Пилил?!! — взмывали вверх аккуратными брови Светланы Тимофеевны. — Это я-то тебя пилю? Ты так называешь мои требования к элементарной порядочности и чистоте? Я хочу, чтобы ты выглядел у меня мужчиной, а не мужиком из подворотни.
-Но я мужик, Света! Я и есть обыкновенный мужик с завода. Я не хочу каждый вечер вычищать ногти и наводить на себя лоск, потому что утром мне снова на завод, и я снова буду ковыряться в мазуте. Я не хочу за своим столом соблюдать правила этикета, не хочу пользоваться ножом и салфеткой. Я могу просто насладиться ужином, чтобы никто ко мне не прикапывался?
-Нет такого слова в русском языке — «прикапывался». Николай, выражайся нормально.
Светлана Тимофеевна была учителем «до мозга костей»! Вернее, даже не учителем — педагогам и руководителем. Даже в собственной семье. Коля испустил тяжкий возглас, как раненый кит, и поплелся в ванную комнату.
Лена, испытывающая «на своей шкуре» всю тяжесть маминого диктаторства, ни капельки не удивилась, когда папа ушел из семьи. Даже она, будучи еще ребенком, понимала, что такой исход возможен. Мама окончательно измучила отца и странно, что взрослая женщина-педагог этого не понимала.
А Светлане Тимофеевне и в голову не приходило, что она может лишиться мужа. По крайней мере, она была искренне шокирована.
-Что значит уходишь? Куда уходишь, Коля? Как это? — быстро-быстро заморгала Светлана глазами, когда муж в выходной день прямо с утра начал собирать свои нехитрые одежды в потрёпанную сумку, с которой раньше ходил на завод.
-Ухожу от тебя, Света. Я встретил другую женщину.
-Какую женщину? — натужно пыталась рассмеяться Светлана. — Что ты говоришь, Николай? Что за бред? Кому ты нужен?
-А вот представь себе нужен! — неожиданно вспылил спокойный обычно мужчина. — Представь, что я, такой неаккуратный, нечистоплотный, обычный работяга, а не руководитель могу кому-то понадобиться. И эта женщина меня не пилит, не заставляет соблюдать этикеты за столом. Она простая, а не как ты, не директор. Нам вместе очень хорошо. С тобой так хорошо мне никогда не было. Мне надоела жизнь «по струнке». Прощай, Света!
Перед уходом Николай зашел в комнату дочери, неловко обнял девочку, стыдясь смотреть ей в глаза.
-Я ухожу от твоей мамы, а не от тебя, — шепнул мужчина. — Мы будем с тобой видеться. Вот, я на листочке адрес написал, где буду жить. Ты можешь приходить ко мне в любое время, всегда.
Лена стояла, зажав в ладошке листок с адресом. Услышала, как захлопнулась входная дверь за папой. Потом в комнату разъяренной фурией влетела мама, вырвала листок из рук дочери, порвала на мелкие клочки. Зашипела на Лену:
-Я надеюсь, ты не собиралась к нему ходить? Не вздумай! И видеться с ним не смей. Он предатель, настоящий предатель!
Лене стало грустно грустно. Она поняла, что дорога к папе закрыта. Маму ослушаться девочка не посмеет. Но, Боже, как же она завидовала отцу! Он ушел, освободился. Будет жить свободно и никто не будет теперь контролировать каждый шаг, каждое движение. Почему Лене так сделать нельзя? Девочка боялась, что теперь будет еще хуже. Маме не к кому больше придираться, кроме как к ней.
Это было странно, но в первые дни после ухода отца Лене было даже жалко маму. Светлана рыдала, закрывшись в своей комнате, но перед дочерью старалась этого не показывать. Выходила с опухшими глазами и разговаривала своим командным голосом. Лене очень хотелось обнять маму, пожалеть.
Растопить лёд и почувствовать хоть капельку тепла. Почувствовать, что они родные люди. Девочка как-то даже сделала неловкое движение, протянула к маме руки, хотела обнять. Светлана грозно на неё посмотрела, цыкнула.
-Ты чего это разнежилась? Думаешь, что я страдаю от того, что твой папа ушёл? Да ни капельки! Он предатель, туда ему еще и дорога. Он еще об этом пожалеет. Пожалеет! Ты уроки сделала? Идем, я проверю.
Плакать Светлана Тимофеевна перестала и, как Лена ожидала, полностью переключилась на нее. А Лена была девочкой-подростком. Она училась в восьмом классе. Каждый день подружки звали ее гулять. И не только подружки. Мальчик одноклассник уговаривал сходить в в кино.
За окном была весна. Там люди встречались, общались, смеялись. Лене все это было недоступно. Она жила словно в казарме. Несколько часов на уроки, а если маме что-то не понравится, приходилось переписывать, переделывать. Потом нужно убраться.
В квартире не должно быть ни пылинки, ни соринки. Перед сном надо привести в порядок свою школьную форму, выгладить её, вымыть обувь. Дочка директора школы должна выглядеть безупречно.
В Лене нарастал внутренний бунт. Как снежный ком, он копился и копился. Всё шло к тому, чтобы он взорвется. И он взорвался, шумно, с криками и скандалом.
-Я хочу гулять, мама! Хочу на улицу. Мне надоело, что ты контролируешь каждый мой шаг! Я учусь на отлично, все успеваю. Дай мне чуть-чуть свободы. Все девчонки из класса гуляют по вечерам, почему я не могу этого сделать?
-Почему же не можешь? Ты же выходишь на улицу по выходным?
-По выходным?!! — горько закричала Лена. — Только по выходным, на пару часиков. В семь часов вечера строго домой! Это что, по-твоему, нормально для восьмого класса? Да надо мной все вокруг смеются.
-Кто смеется, кто? Может быть, эта двоечница — Ильина? Я видела тебя несколько раз с ней в школе. Не смей с ней дружить. Она вообще из неблагополучной семьи. Это такой позор. Ты что, не можешь найти себе подружку получше?
-А я, может, не хочу. Мне с Танькой Ильиной хорошо. Она классная. Она живёт, мама, в отличие от меня.
-Ну всё, хватит. Я не собираюсь больше выслушивать эту чушь! — хлопнула ладонью по столу Светлана, как делала она в школе, отдавая распоряжение учителям. — Иди, наведи порядок на своем рабочем столе, потом мы будем ужинать.
-Не хочу наводить порядок, — продолжала кричать Лена. — Меня устраивает бардак, творческий бардак на моем столе. Отстань от меня уже, мама. Я гулять.
Лена не дала матери ничего сказать. Девушка выбежала в прихожую и сдернула с вешалки свою куртку, схватила обувь. Обувалась она уже в подъезде и чувство при этом было такое, словно после долгой, очень долгой отсидки в тюрьме она вырвалась на свободу!
Даже воздух как будто другой — вкусный воздух свободы. Можно идти куда хочешь, делать что хочешь. Мама не сможет позвонить, ведь телефон Лена специально оставила в своей комнате. Не сможет позвонить и приказать немедленно вернуться домой.
Лена знала, куда она пойдёт. В заброшку за пустырём. Там по вечерам собирается молодёжь определённого круга. В одном Светлана Тимофеевна была права.
Таня Ильина, двоечница и оторва, не была лучшей подругой для такой, как Лена. Таня общалась со старшими парнями, бывала в заброшке и даже покуривала. Но именно это Лену и привлекало в Тане — абсолютная вседозволенность и наплевательское отношение ко всем требованиям. Может быть, вырасти Лена в другой обстановке, более лояльной, Таня ей бы не нравилась.
На заброшке было круто. Лене там все обрадовались, начали предлагать всякие нехорошие вещи, и девушка впервые затянулась сигаретой. И это было здорово, делать что хочешь, когда никто тебе не указывает.
Вот так Лена и «сорвалась в цепи»! Сорвалась так, что ее было не удержать. Что бы ни делала Светлана Тимофеевна, как бы не возмущалась, даже пробовала запирать дочь в комнате, всё теперь было бесполезно.
Из круглой отличницы и пай-девочки Лена быстро скатилась до троечницы и нарушительницы дисциплины в школе. Ей и тройки-то иногда «за красивые глаза» ставили. Просто потому, что она дочь директора школы.
За спиной Светланы Тимофеевны начали перешёптываться. Женщине приходилось краснеть. Она еле дождалась, пока дочь окончит 9-й класс. Теперь о 10-м и 11-м речи не шло. Как и о высшем образовании для Лены, о котором когда-то мечтала Светлана Тимофеевна.
Лена пошла учиться в техникум, куда принимали всех, даже двоечников. Не сказать, что Светлана сложила руки и перестала бороться за дочь. Она пыталась Лену удержать. Скандалы порой доходили чуть ли не до драки.
Как-то вечером, когда Лена нанесла яркий макияж и пыталась уйти из дома, Светлана хватала её за руки, хотела остановить. Только Лена была уже ростом выше неё и справиться с дочерью физически было невозможно.
-Я твоя мать, ты должна меня слушаться! — брызгая слюнями кричала Света. — Ты должна гордиться мной и радоваться, что я у тебя есть, нормальная, здоровая. Способная вразумить тебя и поставить на правильный путь!
-Да лучше бы ты была больная! — в запале крикнула Лена. — Желаю тебе сильно заболеть и мучиться от боли, как ты когда-то мучила нас с отцом своими наставлениями, своей железной дисциплиной. Ты достала меня, слышишь, до-ста-ла!
Лена громко хлопнула дверью, пнула по ней ногой. И плевать ей было, что все соседи на лестничной площадке слышат их скандалы. На всё плевать! Жалела ли девушка о словах, что она говорила матери? Да ни капельки! Она о них даже не вспомнила. На улице её ждала Танька Ильина и весёлая компания.
Лена о своих словах не вспомнила, а Светлане они запали в душу. Родная дочь пожелала корчиться от боли. Пришло ли Свете в голову, что она что-то делала не так? Нет, не пришло.
Она всю жизнь все делала правильно, кроме выбора мужа. Замуж вышла неудачно, а Лена унаследовала гены отца. В тот момент Светлана поняла только одно, бороться за дочь дальше бесполезно. Она смирилась.
С этого момента мать с дочерью начали жить, как соседи. Они практически не общались, а все их общение сводилось к скандалам. Когда девушка ушла жить в общежитие, Светлана только выдохнула.
Но даже если Лена и унаследовала гены отца, ее отец не был пропащим человеком. И она не стала. Общение с нехорошей компанией было своеобразным протестом против деспотичной матери, но рано или поздно Лена поняла, что ей это не нужно.
Она встретила обычного, совершенно нормального парня. Начала с ним встречаться и прекратила общение с Таней Ильиной. Отучилась, вышла замуж.
Лена пыталась пригласить маму на свою свадьбу, пыталась ей звонить. Женщина не брала от дочери трубку. Тогда девушка написала СМС.
«Мама, я выхожу замуж. Ты придешь на мою свадьбу?»
Ответ пришел короткий, вполне ожидаемый.
«Нет, не приду».
Все! Что тут еще скажешь? На свадьбе Лены присутствовал ее папа с новой женой, и вроде бы девушке этого хватало.
Прошло еще два года. Лена родила девочку. В роддоме, глядя на крошечное, сморщенное, но такое родное, любимое уже личико, она почему-то думала о маме.
Поняла, что скучает по ней. Может быть, увидев внучку, мама смягчится? Может быть, придет на выписку из роддома? Лена вновь сделала попытку написать матери и вновь получила отказ.
Дочке было два с половиной года, когда Лена, гуляя с ней по парку, встретила свою бывшую одноклассницу. Они разговорились. Лена, со смехом, рассказывала про дочку, про мужа. В общем, была весела и не понимала, почему одноклассница смотрит на нее так тревожно и непонимающе. Она уже собиралась распрощаться, когда одноклассница неожиданно произнесла:
-Мне очень жалко твою маму. Мы все сочувствуем. Навещали ее в больнице почти всем классом.
-В какой еще больнице? — замерла Лена, не чувствуя, как до боли сжимает ладошку своей маленькой дочки. Та захныкала и Лена ослабила хватку, напряженно глядя в лицо одноклассницы.
-Ты что, действительно не знаешь? — выдохнула та? — Ходили, конечно, слухи, что вы с ней не общаетесь, но я не думала, что настолько. У твоей мамы рак, четвертая стадия. Она в паллиативном отделении. Уже не встает. Мне очень жаль, Лена.
Маленькая девочка дергала за руку свою застывшую, как соляной столб, маму и не понимала, почему они не идут гулять дальше. Совсем девочке не понравилось, когда мама наклонилась, взяла ее на руки и, быстро, развернувшись, пошла совсем не в ту сторону, куда хотела малышка. Не к фонтану, а в сторону дома.
В тот же день Лена входила в палату паллиативного отделения. В палату, где лежала ее мать. В палате было несколько кроватей. Поначалу девушка растерянно водила по ним глазами, уже думая, что ее направили сюда по ошибке.
«Здесь мамы нету, это какие-то чужие, измученные болезнью женщины. Тогда почему же так смотрит та больная, с кровати в углу! Глаза, эти глаза…»
Только по глазам, пожалуй, можно было узнать Светлану Тимофеевну. Где та женщина с волевым лицом и плотно сжатыми губами? Голова на подушке больше походила на обтянутый кожей череп, чем на живого человека. И только глаза ещё оставались живыми, пусть и залегли по одними огромные тёмные круги.
Лена несмело сделала несколько шагов, подошла к кровати и поняла, что глаза мамы смотрят на неё с ненавистью.
-Что, явилась? — вместо приветствия сказала Светлана. — Пришла полюбоваться на дело своих рук? Ну что ж, смотри, радуйся.
-О чём ты говоришь? — просипела Лена. — Мама, я-то в чём виновата?
-Ну как же? Ты когда-то пожелала мне тяжело заболеть и мучиться от боли. Ты даже не представляешь, как мне сейчас больно. Обезболивающие уже не помогают. Недолго мне осталось. Сбылось твое пожелание.
-Я не хотела. Я не думала, — слезы непроизвольно потекли по щекам молодой женщины, которая и сама была уже мамой. — Я это просто ляпнула, не подумав.
-Нет, ты хотела, хотела! — жестко выплевывала Светлана. — Я знаю, что проклятия собственной дочери очень сильны. У тебя тоже дочь, да? Так вот, я желаю тебе, чтобы вы с ней повторили нашу историю. Чтобы она тоже тебя возненавидела и прокляла, как ты меня когда-то. Пусть будет так. Уходи, я не желаю тебя больше видеть.
Лена бежала по больничному коридору, хватая ртом воздух. Выскочила на улицу, оттянула тугой ворот водолазки. Ей не хватало дыхания. Сколько же ненависти в маминых словах! Почему так всё случилось?
Видит Бог, Лена не желала, ей такого. Не желала!!! И с собственной дочерью она таких ошибок не повторит, не будет этого. Лена подарит девочке только любовь, безграничную любовь.
Через две недели Светланы Тимофеевны не стало. Похоронами пришлось заняться Лене с мужем. Больше у женщины никого не было. Лена делала все, что положено, и денег на похороны не жалела. Вот только плакать не смогла.
Ни слезинки не пролилось из её глаз. Теперь она всю свою жизнь будет помнить последнее проклятие матери.
Из просторов интернет
