У них были заботливые мамы, которые никогда не портили рисунки, а если что-то выходило не так, просто обнимали своих детей.
Когда Оля вернулась из туалета в комнату, Тамара продолжила разговор, будто ничего не произошло. — Нужно обязательно выиграть этот конкурс.
На кону стояла путевка в лагерь.
У меня нет денег, чтобы ее купить.
Твой папа не даст ни копейки.
У него новая жена, которая постоянно нашептывает ему что-то на ухо.
Она думает, что алименты я трачу на себя, — усмехнулась Тамара. — Ну, каждому воздастся… Поэтому не обижайся.
Я просто не хочу, чтобы ты все лето провела дома.
Зря я пыталась исправить… И смяла рисунок.
Я не подумала… Оля не слышала Тамару, в голове у неё крутилась другая мысль.
Слова, которые она давно хотела произнести, но боялась.
Тем временем Тамара продолжала… — Наверное, я просто устала от всего.
Денег постоянно не хватает.
Еще эта ипотека… Чёрт возьми.
Никогда не думала, что всю зарплату буду отдавать, чтобы хоть где-то жить.
Почему мир такой несправедливый?
Ладно муж — он просто груш объелся.
Но моя собственная Нина… Разве у неё есть совесть?
Тамара разговаривала сама с собой.
Эта привычка появилась у неё после ухода Виктора.
Она злилась на Нину, на Виктора, на коллег, на цены в магазине, на жизнь — но не на Олю.
Почти никогда прямо.
Оля обычно сидела рядом, тихая как мышь, и думала: а если я её обниму, она не рассердится?
А если принесу ей чай, она не скажет «не до тебя»?
Но не решалась.
Потому что чаще всего Тамара хотела не поддержки, а тишины.
И тогда Оля просто рисовала.
Себя и Тамару.
Смеющихся.
Таких, какими они были раньше… С Ниной Тамара тоже не общалась.
