— Ты, Наташа… к нам больше не приезжай, — тихо, почти шёпотом, произнесла мать.
Дверь квартиры Петровых приоткрылась, пропуская внутрь утренний свет и невысокую стройную женщину с лёгким загаром и дорогой сумкой в руках.
На пороге стояла Наталья — после восьми лет молчания, спустя годы, прожитые за границей.
Из кухни выглянула Валентина Николаевна. В её взгляде промелькнуло удивление, смешанное с тревогой — как будто перед ней стоял чужой человек, в котором с трудом угадывались черты родной дочери.
Когда-то Наталья молча уехала в Англию, никому ничего не сказав. Ни писем, ни звонков — только редкие разговоры с младшей сестрой Ириной.
Родители затаили обиду, а брат Борис вовсе перестал её упоминать.
— Доченька… — женщина подбежала, обняла — на секунду, неуверенно. — Где ж ты была все эти годы? Почему исчезла?
Наталья не успела открыть рот, как в комнату вошёл отец, нахмурившись:
— Ага, вернулась. Изволь рассказать, что привело. Деньги кончились? Или совесть проснулась?
Брат Борис, с усмешкой, осмотрел её с ног до головы:
— Вид-то у тебя как у министра. Наверное, в лорды подалась?
Наталья, не отвечая на колкости, мягко сказала:
— Я привезла подарки. Помогите сумки занести, пожалуйста.
Борис с племянником тут же рванули к дверям. В этот момент из ванной появилась Ирина с полотенцем на голове и тут же обрушила на сестру ворох семейных бед: пьющий муж, кредиты, дочь на диете, волосы выпадают…
— Наташ, ну ты ж понимаешь, нам сейчас как никогда нужна помощь, — заглядывая в глаза, шептала она. — Деньги… хоть немного, ладно?
— А мне бы на телефон! — вставил племянник. — Ты ж богатая!
Наталья стояла посреди родного дома, чувствуя, как её тщательно собранная за годы броня начинает трещать. Она успела только переодеться и сесть за стол, как полетели новые вопросы:
— Ты там замужем за англичанином, да? А у них что — зарплаты всем по миллиону? — с усмешкой спрашивал Борис, набивая рот колбасой.
— Мам, папа… — Наталья пыталась сохранить спокойствие. — Я приехала не за этим. Хотела вас увидеть. Я скучала.
— А мы — нет, — грубо бросил отец. — Нам и без тебя неплохо жилось. Не нужна нам эмигрантка. Нам патриоты нужны!
— Ты продалась за фунты. Родину предала, — добавил брат, глядя на сестру с холодом.
Наталья сжала руки на коленях. Она смотрела на тех, кого когда-то любила, и чувствовала, как между ними выросла бездна. Не из километров, а из слов, взглядов, упрёков.
После обеда она попыталась встретиться с подругами. С Яной и Леной — теми самыми, с кем сидела на скамейке у школы. Но разговор быстро скатился к вопросам о деньгах, часах и её мужчине. Елена, не стесняясь, сразу перешла к делу:
— Мне для старта нужно всего 300 тысяч. Ты ж не обеднеешь?
— Извини, — Наталья встала, — я… должна идти.
— Так ты дашь или нет? — почти крикнула Елена ей в спину.
Наталья не ответила. Вечером она тихо вернулась в квартиру родителей. Мать ждала её в прихожей, взгляд был отрешённый.
— Доченька, я долго думала… Мы тут все чужими стали. Ты изменилась, мы — тоже. Лучше… не приезжай больше, — сказала она, и её голос дрогнул. — Не потому, что ненавижу. Просто так будет легче. Всем.
Наталья кивнула. Без слёз, без сцен. Просто опустила глаза, надела куртку и вышла. Под ногами хрустел ледок, за спиной хлопнула дверь.
Не в спину — в сердце. Она шла по двору и думала: можно ли вернуться, когда дома тебя больше нет?
Через три дня она улетела. Обратно — туда, где её никто не ждал с упрёком. Где не нужно было объяснять, кто ты и зачем пришла. Где не спрашивали, сколько стоят твои часы.
Только в самолёте, глядя в иллюминатор на рассыпающиеся огни, Наталья вдруг почувствовала, как по щеке катится слеза. Тихая, горькая. Последняя.
