Рекламу можно отключить с подпиской Дзен Про — тогда она исчезнет из статей, видео и новостей. — Ты меня вообще слышишь?
Я говорю, риелтор придет в четверг.
К шести.
Приберись здесь, чтобы не было как в сарае.
Игорь не отрывал взгляда от экрана телефона.
Большой палец ритмично скользил по стеклу — вверх-вниз, вверх-вниз.
Он листал новостную ленту или, возможно, снова смотрел бесконечные обзоры китайских автомобилей в автосалонах.
Тамара застыла, держа в руках грязную тарелку.
Пена медленно стекала по краю фаянсовой посуды на запястье, щекоча кожу, но смывать её не хотелось.
Она просто стояла и смотрела на макушку мужа.
Среди редеющих русых волос проглядывала розоватая кожа.
Так уязвимая.
А слова вылетали твердо. — В какой именно четверг? — голос стал хриплым, пришлось покашлять. — Игорь, о чем ты?
Он наконец поднял голову.
Взгляд был мутным, рассеянным, будто человека вырвали из глубокого сна.
Или из очень важных подсчетов. — Тамара, перестань дурачиться.
Я же сказал вчера.
Или позавчера.
Мы продадим квартиру.
Эта трешка нам ни к чему, коммуналка бешеная, ремонт съест последние деньги.
Лучше разменять.
И мне, и маме хватит на две студии.
Тамара аккуратно поставила тарелку в раковину.
Звук удара был резким и неприятным. — Тебе и маме? — переспросила она. — А меня?
Игорь дернул плечом, словно отгонял надоедливую муху.
Он потянулся за хлебом, отломил кусочек, крошки осыпались на клеенку. — Ты к словам цепляешься?
Конечно, нам.
Нам с тобой студию, а маме — тоже студию.
Но в новостройке.
Чисто, подъезды светлые, консьерж.
А что здесь?
Вон, — он ткнул коркой хлеба в сторону окна, за серым тюлем угадывалась панельная девятиэтажка напротив, — гетто.
Трубы гнилые, соседи алкаши.
Мама права, отсюда надо валить.
Пока цены на вторичное жилье не рухнули полностью.
Он говорил так спокойно, словно предлагал сменить провайдера интернета.
Прожевал хлеб, сделал глоток остывшего чая. — Подожди. — Тамара вытерла руки полотенцем.
Ткань была влажной и неприятной, пахло сыростью.
Нужно бы поменять, но ноги словно приросли к линолеуму. — Какие две студии?
Ты видел цены?
Наша трешка, конечно, не дворец, но это полноценная квартира.
А две студии в новостройке — бетонные коробки.
И еще… зачем маме?
У Нины Ивановны уже есть жилье.
Двушка на Ленина.
Зачем ей студия?
Игорь цокнул языком.
Этот звук всегда раздражал Тамару.
Звук превосходства. — Ленка, ты дальше своего носа не видишь.
Мамину двушку мы сдавать будем.
Это пассивный доход.
А жить она будет в студии, поближе к нам.
Ей тяжело одной, возраст.
Так будет все рядом, в одном жилом комплексе.
Удобно.
Я уже присмотрел вариант — «Каролино-Бугаз», там котлован роют, цены пока приятные.
Если сейчас быстро продадим нашу, успеем вложиться.
Тамара подошла к столу, отодвинула стул и села напротив.
Столешница липла к локтям.
Игорь снова пролил что-то сладкое и не вытер.
— Ты хочешь продать нашу единственную квартиру и купить два… котлована? — она старалась говорить тихо, чтобы не сорваться на крик. — И переселиться в бетонную коробку площадью двадцать квадратных метров?
На нас двоих? — Двадцать два, — поправил Игорь. — И с балконом.
Зато свое, новое.
Не прокуренное старье.
И потом, Лена, надо мыслить стратегически.
Мама не вечная.
Потом её студия достанется нам.
Будет две квартиры.
Капитал.
Он говорил о смерти матери так же спокойно, как о покупке бетона.
Типичный рационализатор. — Я не согласна, — твердо сказала Тамара.
Игорь усмехнулся.
Коротко, с ехидцей. — Чего?
— Я не хочу продавать квартиру.
Мне пятьдесят четыре года, Игорь.
Я не желаю жить на стройке.
Я не хочу ждать, пока достроят котлован.
И я не хочу жить с тобой на двадцати метрах.
Мы там через неделю друг друга переубьем.
Муж положил телефон экраном вниз.
Его лицо, до этого расслабленное и безразличное, начало краснеть.
На шее вздулась вена. — А тебя, Лен, собственно, никто особо не спрашивает.
Я глава семьи, я решаю финансовые вопросы.
Квартира оформлена на меня?
На меня.
