Описывать мои вещи!
Мебель! — А при чём тут я? — Как при чём?!
Ты всегда платила!
Почему же теперь перестала?!
У нас долг за газ — восемьдесят тысяч!
И налог на землю — сто двадцать!
Они собираются подать на банкротство и продать дом!
Тамара усмехнулась.
Двести тысяч гривен задолженности за три месяца звучало устрашающе.
Но она знала, что одних только налоговых уведомлений за прошлый год накопилось на сорок тысяч, которые свекровь «откладывала на потом».
Плюс зимние счета за газ в большом доме легко съедали по пятнадцать тысяч гривен ежемесячно. — Нина Петровна, я у вас не живу уже три месяца.
Почему я должна платить за ваш газ?
Пусть Андрей платит. — У Андрея маленькая зарплата!
И кредит! — Знаю.
А у меня двое детей и съёмная квартира. — Ты… ты это специально устроила! — Я просто перестала быть вашим спонсором.
Разбирайтесь сами.
Тамара замолчала.
Но сердце у неё бешено колотилось.
Она знала то, о чём свекровь в своей истерике, похоже, забыла.
Семь лет назад, когда родился Илья, встал вопрос о прописке.
Нина Петровна категорически отказалась прописывать внука в «родовое гнездо».
Боялась, что потом «не выпишешь».
Тогда Тамара предложила другой выход: оформить землю под домом на себя.
Формально — чтобы Тамара могла получить региональный материнский капитал как собственник участка с правом строительства.
На деле — Нина Петровна хотела сэкономить на налогах: пенсионерам скидок на землю не предоставляли, а многодетным (Тамара тогда планировала третьего ребёнка) — давали.
Свекровь легко согласилась: земля — это ведь не дом.
Подумаешь, участок.
Дом-то останется её.
Вот только участок находился в хорошем районе.
И налог на него составлял основную часть того самого долга, который сейчас угрожал всему.
В субботу утром в дверь съёмной квартиры постучали.
На пороге стояла Нина Петровна.
Пальто было застёгнуто криво, шляпа съехала набок.
Рядом нервно переминался Андрей. — Можно войти? — буркнул муж.
Тамара молча отступила, пропуская их на кухню.
Нина Петровна села на табурет, осмотрела скромное убранство.
Старая газовая плита, поцарапанный холодильник, стол у окна. — Небогато, — не удержалась она. — Но чисто. — Зачем вы пришли? — Тамара не стала предлагать чай.
Свекровь вздохнула.
Вся её гордость куда-то испарилась.
Осталась лишь уставшая шестидесятитрёхлетняя женщина с потухшими глазами. — Оля…
Там всё плохо.
Приставы приходили.
Дали две недели.
Иначе — арест счетов, опись имущества.
Потом торги.
А у меня пенсия двадцать две тысячи.
Андрей… — она махнула рукой в сторону сына. — Он даже в квитанциях разобраться не в состоянии. — И что вы от меня хотите? — Заплати, — выдавила Нина Петровна. — У тебя же есть деньги.
Ты работаешь.
Мы потом вернём.
Частями. — Нет, — спокойно ответила Тамара. — Как нет?!
Ты хочешь, чтобы мы оказались на улице?!
Чтобы дом продали незнакомым людям?! — Нина Петровна, вы меня зимой на улицу выставили.
С детьми.
Что вы тогда думали? — Я погорячилась!
