Отгремела свадьба моего младшего брата Тёмы. Мы с Игорем, моим парнем и юристом по совместительству, собирались уже выезжать обратно в свой город.
Перед тем, как сдать номер, я решила оплатить гостиницу через приложение, открыла счёт и застыла в оцепенении.
»Игорь…» – голос сорвался. «Что случилось?» – он тут же оказался рядом. «Со счёта пропало 780 тысяч! Почти всё!» – пролепетала я.
»Подожди, как это пропало?» – Он заглянул мне через плечо. Я дрожащей рукой ткнула в экран. «Ещё на выходных было больше 900 тысяч», – выдохнула я, – «а сейчас 150 с копейками».
Он взял у меня телефон, пролистал историю операций, потом резко остановился и нахмурился. «180 тысяч ушли на оплату какой-то кредитки на имя Алины, твоей сестры. 370 переведены на счёт ее мужа Николая, 230 на твою маму… Все переводы вчера вечером. Ты уверена, что сама этого не делала?»
Я едва кивнула, не находя слов.
»Кто-то влез в твой счёт», – тихо сказал Игорь, едва сдерживая раздражение. «Это уголовка, если не мошенничество, то, как минимум, несанкционированный доступ».
Мы не успели даже выйти из гостиницы, как зазвонил телефон. Это была мама. Голос звучал так, словно ничего не произошло. «Анечка, спасибо тебе за вчера! Тёма был в полном восторге, всё прошло просто замечательно!»
»Мам…» – я старалась говорить спокойно, – «Ты случайно не в курсе, что вчера вечером с моего счёта списали несколько сотен тысяч?»
Пауза. А потом весёлый, почти беззаботный смех. «Да ты не переживай, это даже меньше, чем мы думали!»
»Мы?» – Я похолодела.
»Алина заметила, что у тебя на счёте больше, чем ожидали, ну и мы с ней решили, так сказать, скорректировать. Всё равно ты эти деньги никуда не тратишь».
»Мама, это называется кража!»
»Ну не будь такой занудой, мы же семья! У тебя всё хорошо, ты одна, без детей, с зарплатой нормальной. Почему бы тебе не помочь?»
Игорь не выдержал и выхватил трубку. «Добрый день, это Игорь. То, что вы сделали – преступление. Деньги были сняты без её согласия. Это не семейный вопрос, это нарушение закона».
»Ой, ну началось! Очередной юрист! Не лезьте вы со своими статьями туда, где родные люди между собой разбираются!»
Я забрала трубку обратно. «Мама, как вы вообще получили доступ к моему счёту?»
»Алина… Она у тебя пароль подсмотрела. Ты же вечно один и тот же ставишь». И отключилась.
Мы вышли из гостиницы, молча сели в машину. Игорь сжал мне руку. «Поехали к ним. Я не собираюсь разбираться с этим через третьи руки. Пусть скажут всё в лицо».
Минут через тридцать мы стояли у подъезда родителей. Я подняла руку, чтобы позвонить в домофон, но Игорь задержал меня, положив ладонь на плечо. «Только спокойно. Не взрывайся, ладно?»
Я кивнула, нажала кнопку. За дверью послышался голос и смех Николая, мужа сестры. Вскоре открыл отец.
»Аня? Я думал, вы уже уехали».
Я даже не ответила, прошла вглубь квартиры, прямо в гостиную. Там за столом сидели Алина, Николай и мама. У Николая на лице всё ещё была эта самодовольная ухмылка, и мне стало ясно: именно он хохотал, пока мы шли по лестнице. Они что-то обсуждали, но, увидев меня, резко замолчали.
»Как вы вообще получили доступ к моему счёту?» – спросила я, чувствуя, как голос начинает дрожать.
Алина лениво пожала плечами. «Да в гостинице же, пока ты мылась. Пароль у тебя смешной, ты его везде один и тот же ставишь. Просто было».
Я смотрела на неё, не веря, что это всё реально. Даже не пытались скрыть. «И зачем?» – голос уже хрипел от злости.
»А чего ты так удивляешься?» – ответил Николай, развалившись в кресле. «Нам деньги были нужны. Ты одна живёшь, как сыр в масле катаешься, а у нас дети, расходы, ипотека». Он говорил это так буднично, как будто речь шла о том, кто чью чашку занял. Абсолютно спокойно, с довольной миной на лице, как человек, который уверен, что поступил правильно.
Где-то внутри у меня что-то резко закипело. «Не надо мне сейчас оправдывать воровство», – сказала я, уже почти не сдерживаясь.
»Анечка», – встряла мама с тоном, которым обычно убаюкивают хнычущего ребёнка, – «Не надо раздувать. Мы же семья. Всё это можно было решить без нервов».
Отец даже не оторвался от телевизора. «Потише говорите», – бросил он, не глядя.
Игорь шагнул вперёд. «Анна годами вас тянула. На день рождения племянника подарила вам смартфон, на который вы бы сами в жизни не раскошелились…
Маргарите — игровую приставку, а теперь ещё и счёт можно потрошить, как кассу?
Алина только фыркнула. Ну а кто ещё, если не она? Ей-то жить легче, а у нас двое детей, все траты на нас, а она одна, без забот. Значит, помочь должна. «Это была, вообще-то, малая часть от того, что у тебя есть, – добавил Николай и снова усмехнулся. – Ты же не бедствуешь».
Перед глазами, как слайды, замелькали воспоминания. Список желаний Алины на день рождения Гриши – даже самые дешёвые позиции там начинались от 20тысяч.
Я тогда хотела отказать, но мама тогда сказала: «Ты правда ничего племяннику не подаришь? У тебя же возможности больше, чем у нас». Я сдалась, купила ему дорогой планшет. А сейчас, вспоминая тот разговор, понимала: это был не жест доброй воли, а схема. Я не щедрая, я – дойная корова.
»Я хочу, чтобы вы всё вернули до копейки», – выдавила я спокойно, но твёрдо. Николай снова хмыкнул: «Уже поздно, денег нет. Мы часть отдали на подарок Тёме, что-то ушло на долги, ну и чуть-чуть на покупки, ничего криминального…»
«Покупки?» Я прищурилась. Смарт-часы. Коленька хотел такие же, как ты недавно выкладывала в сети, вставила Алина. «Нам тоже захотелось».
Голова закружилась. Эти часы мне Игорь подарил, когда я получила повышение, они для меня были символом победы, труда, уважения. А у них просто очередная хотелка. И главное, они считали это нормой. «Анечка, ну ты как всегда перегибаешь, мы же родные, в семьях принято делиться.
Сегодня ты, завтра мы», – развела руками мама. «Это не делиться, – ровно сказал Игорь. – Это незаконный доступ к чужим средствам».
Словно очнувшись, впервые за всё это время отец оторвался от телевизора и посмотрел на нас. «Молодой человек, вы бы поаккуратнее с этими вашими статьями. Не нужно превращать семейную ситуацию в уголовное дело».
Я стояла, не в силах поверить в услышанное. Вот оно, моё родное болото. Родственнички, которых врагу не пожелаешь. Люди, которых я любила, которым помогала, а для них я банкомат с ногами.
»Пойдём, Аня, – спокойно сказал Игорь, положив руку мне на плечо. – Бессмысленно дальше здесь находиться». Мы уже почти дошли до двери, как сзади раздался голос Алины:
«Только не дуйся так, ты ж всё равно быстро эти деньги отобьёшь. Нам они были нужнее, это же очевидно». Я обернулась. В её лице не было ни тени сожаления. Она правда верила в то, что сказала. По её мнению, я была эгоисткой, потому что посмела возмутиться.
»Не звоните мне больше, – тихо сказала я. – Никогда». Мы вышли на улицу. Я села в машину, положила руки на руль и вдруг поняла, что не могу удержаться. Навалилась на него лбом и расплакалась. Игорь сидел рядом, ничего не говорил, просто медленно поглаживал меня по спине.
«Аня, я ведь не шутил. Это действительно преступление. Они не просто взяли, они залезли в счёт, оформили переводы, воспользовались доступом без разрешения. Это состав. И неважно, что это родня».
»Но это же моя семья», – прошептала я, вытирая щёку. «Это не даёт им права с тобой так обращаться. Подумай сама, если бы кто-то чужой снял 700 тысяч со счёта, ты бы что сделала?» Я посмотрела на него, уже понимая ответ, но всё ещё пытаясь переварить то, что происходит.
“Пошла бы в полицию». «Вот. А здесь чем они лучше?» Его слова ударили в самое сердце. Я всё поняла, но признать это вслух было, наверное, больнее всего. По дороге домой мы решили заехать к Тёме.
Он должен был уже собираться в свадебное путешествие, но написал, что ещё не успел собрать вещи. Он открыл дверь в спортивках и с помятым лицом, явно не выспался.
Как только увидел меня, сразу напрягся. «Ань, что случилось? Я думал, вы уже уехали». «Тёма, – я посмотрела ему прямо в глаза. – Со счёта исчезли деньги. Много. Почти 800 тысяч. Пока я мылась в гостинице, Алина воспользовалась моим телефоном и сделала переводы. Николай, мама и отец тоже были в курсе».
Он будто разом лишился кровинки, обмяк и сел на обувную тумбу, спрятав лицо в дрожащих ладонях. Нет, я знала, что в последнее время деньги стали болезненной темой в разговорах, особенно у Алины с Николаем. Но чтобы вот так… Родители преподнесли это ему как свадебный подарок, цинично заметил Игорь.
Тёма вскинулся, словно ужаленный. – Я не просил никаких денег! Клянусь, Ань, я ни о чем не знал! Поверь мне, пожалуйста…
– Верю, – сказала я, коснувшись его плеча. – Ты здесь ни при чем.
– И что ты собираешься делать?
Я не сразу ответила.
– Пока не знаю. Но оставить всё как есть… не могу.
– Только если получится, не делай ничего такого, что совсем разрушит семью, пожалуйста.
– Я семью не разрушала. Я просто не хочу больше быть молчаливым банком. Если говорить грубо, жертвой.
Он опустил глаза и коротко кивнул. Слова словно застряли в горле.
– Пойдём, – тихо сказал Игорь, почувствовав, что разговор исчерпал себя.
Тёма проводил нас до двери и обнял меня как-то неловко, по-братски, с ноткой вины в голосе:
– Прости, Ань. Мне, правда, жаль. Хотел бы я чем-то помочь.
– Я не хотела портить тебе свадьбу, – прошептала я.
В глазах его плескалась растерянность. Он разрывался между мной и остальными, хотел быть рядом со мной, но и семью не предать.
Мы вернулись домой в тягостной тишине. Игорь варил кофе, время от времени бросая на меня тревожные взгляды из кухни.
– Легче стало? – спросил он, ставя чашку передо мной.
Я взяла её, согревая ладони, и проговорила:
– Я до сих пор не верю, что всё это на самом деле. Что они всё это время просто пользовались мной.
Он подошёл ближе, сел рядом и взял мою руку.
– Потому что ты добрая. Потому что верила, что семья не может так поступить. Но в этот раз всё иначе. Тут уже не просьба и не одолжение. Это вторжение в личное. Это преступление.
Я смотрела на него, словно слышала все эти слова впервые.
– Ты хочешь сказать, надо всё-таки заявить?
– А почему нет? Это они поступили подло, не ты. У тебя есть на это право.
– В полицию? На собственную семью?
– Да. Именно потому, что это твоя семья. Это вдвойне больно, но не ты виновата в том, что они решили перешагнуть через тебя.
На следующее утро Игорь ушёл пораньше, сказав, что нужно кое-что проверить. Я осталась дома, взяла отгул, и полдня просто сидела, глядя в окно. А во второй половине дня он вернулся, неся в руках толстую папку.
– Смотри, – сказал он, раскладывая бумаги на столе. – Тут всё, что нужно по финансовым делам. Правовые статьи. Пошаговая инструкция, как собрать доказательства. Я поговорил со знакомой из нашей юридической фирмы, она как раз по таким делам специализируется.
Я смотрела на это всё, не зная, как реагировать. Столько бумаг, столько всего… Голова от этого шла кругом.
– Ань, – спокойно сказал Игорь. – Ты не одна. Я с тобой. И если ты решишь действовать, мы всё сделаем правильно. Она говорит, что в таких историях родственники чаще, чем чужие, оказываются теми, кто злоупотребляет доверием. Особенно, если человек живёт один, детей нет, а доход стабильный. На таких проще всего всё повесить – и морально, и финансово.
Игорь разложил на столе кипу бумаг. Я перебирала распечатки, выписки, заявления, статьи из кодекса. Всё выглядело официально, убедительно и, честно говоря, немного пугало.
– С чего начать?
– Начнём с базы. Выписки, скриншоты переписок, даты переводов. Всё, что доказывает, что ты им не давала согласия. Всё нужно собрать в систему. Кто, когда, под каким предлогом.
С этого дня я ушла в цифры и архивы. Поднимала операции за последние три года, сводила таблицы, выписывала суммы, прикрепляла скриншоты. Оказалось, что даже за один последний год я перевела им больше миллиона. По кусочкам: то на кружок, то в долг до получки, то Маргарите на ноутбук. Это уже не помощь, это была четко отлаженная система: протяни – дадут, попробуй отказать – обидятся. Всё по сценарию. Сначала добрые слова, потом намеки, в конце – манипуляции. «Ты у нас одна, у тебя больше всех, а нам тяжело. Разве жалко?»
В выходные Игорь пригласил свою коллегу Светлану, юриста по экономическим делам. Женщина спокойная, без показной строгости, но с таким взглядом, будто ей каждый день приходится вытаскивать людей из семейных финансовых трясин.
– Аня, всё, что вы описываете, – это не просто моральный конфликт. Это, с правовой точки зрения, признаки состава преступления. Кража, незаконный доступ к банковской информации, возможно, даже систематическое вымогательство. Никакая степень родства не отменяет состава. Уголовный кодекс не делает поблажек для тех, кто носит одну фамилию. Более того, когда это происходит в семье, боль только глубже, но с юридической точки зрения всё так же просто: есть ущерб, есть действия, есть основание для возбуждения дела.
Слова прозвучали жёстко, но честно. Я посмотрела на Игоря, он кивнул.
Я больше не колебалась. – Подадим заявление. Я устала жить с ощущением, что мой счёт – это общак.
– Ты приняла верное решение.
Мы записались в приёмную в отдел экономической безопасности. Нас встретила Татьяна Владимировна, следователь с опытом. В её взгляде не было ни капли удивления – такие ситуации для неё обыденность.
– Расскажите всё по порядку, – сказала она, открывая папку.
Я начала. Голос дрожал, но я справилась. Рассказала про свадьбу, про телефон в ванной, про переводы, которые шли без моего ведома. Про то, как за три года под разными предлогами с меня выкачали сумму, которую я сама толком не замечала. Стыдно было отказывать, неловко ставить границы. Татьяна внимательно слушала, изредка делала пометки. Игорь подключился позже.
Он объяснил, какие пароли могли быть использованы, какие были входы в интернет-банк, какие следы остались от операций. Передал ей толстую папку с материалами: выписки, чаты, голосовые сообщения, скриншоты. Всё было систематизировано по датам. Татьяна молча пролистала, несколько раз кивнула и спокойно сказала:
– Здесь есть признаки состава преступления. Незаконное списание средств, доступ без согласия, возможна группа лиц по предварительному сговору. Начнём с доследственной проверки. Опрошу всех участников, направим запросы в банк. Если подтвердится, будет повод для возбуждения уголовного дела.
– Их что, могут реально посадить? – спросила я негромко.
– Всё зависит от обстоятельств. Если впервые, скорее всего, ограничится условным сроком, компенсацией ущерба, возможно, арестом счетов или имущества. Но если они не пойдут на сотрудничество и продолжат давление, всё может быть гораздо серьёзнее.
Вот тут меня и накрыло. Я понимала это и раньше, но в тот момент осознание ударило по-настоящему. Речь шла уже не просто о деньгах. Моя семья могла оказаться под уголовным делом.
— Сомневаетесь? — тихо спросила Татьяна Владимировна, закрывая папку.
Я покачала головой. «Нет… Просто тяжело. Это же родные».
— Понимаю, — ответила она спокойно, без тени снисхождения. — Но, поверьте, такие дела у нас — не редкость. Родственники часто уверены, что им все дозволено. Но вы — пострадавшая сторона. Имеете полное право защищать себя. Не вините себя за то, что просто хотите справедливости».
На следующее утро телефон словно взбесился. Сначала сообщения, потом звонки. И все — от них. Семейный чат, личка, даже незнакомые номера. Первый, конечно, от Алины: «Ты правда заявила на нас в полицию? Говорят, счета могут заблокировать! Я не смогу оплатить Гришин кружок и Маргариту на танцы отвезти! Как ты могла, бессовестная?!»
Через пару минут — от Николая: «Ты вообще в себе? Мы что, враги тебе? У тебя же никогда проблем с деньгами не было!»
Потом — от мамы: «Анюта, что ты наделала? К нам уже приходили, участковый, соседи все видели! Ты всю семью позоришь! Отзови заявление, пока не поздно!»
А чуть позже — отец. Голос слабый, надтреснутый: «У меня сердце прихватило. Не дай Бог что-то случится — это будет на твоей совести».
Я ответила всем одной строчкой: «Это ваши действия, а не мои. Я больше не позволю собой пользоваться».
На следующий день, когда я вернулась домой с работы, у подъезда стояла Алина. Макияж растёкся, глаза красные, нос обветренный. Увидела меня — и тут же вылетела навстречу.
— Аня, ты что творишь? Мы же семья! Очнись!
— Алина, — спокойно сказала я, не подходя ближе. — Если хочешь поговорить, я сейчас позвоню Игорю.
— Только не этот твой… — резко перебила она. — Он тебе мозги промыл! Ты раньше другой была… Доброй, человечной. О семье думала…
— Забота о семье — это не то же самое, что позволять себя обирать, — голос у меня немного дрожал, но я держалась. — Мы просто просили о помощи!» — выкрикнула она. — А теперь Николая могут с работы уволить, потому что полиция в его фирму обратилась! А ты вообще подумала, что будет с детьми? С Гришей? С Маргаритой? Тебе вообще все равно на племянников! Ах, ну да… Своих же детей нет, как тебе понять-то?
И в этот момент меня прорвало.
— А ты хоть раз подумала обо мне? Когда залезла в мой телефон? Когда по-тихому перевела себе деньги? Когда решила, что я не человек, а касса? Вам удобно было годами вытягивать с меня все, что можно! Я покупала, помогала, дарила! А как только сказала «нет» — сразу стала врагом!
Алина отступила на шаг. И впервые я увидела в ее глазах не раздражение, не манипуляцию, а страх.
— Ты изменилась? — прошептала она.
— Правильно. Я устала быть удобной. А теперь исчезни. Дай пройти.
Через пару дней ко мне зашёл Тёма. Он выглядел растерянно, но уже без той наивной уверенности, которая была раньше.
— Я все знаю, — сказал он с порога. — Видел документы, слышал от мамы, как у них там все на уши встало. Алина боится, Николай на нервах, мама чуть ли не с давлением слегла.
— Тёма, я не хотела вот так. Просто выхода не было.
— Я понимаю, — кивнул он. — Но ты же знаешь, что теперь все там наперекосяк. Они в панике. Особенно Алина. Она за детей переживает, за репутацию…
— Это их проблемы.
Он вздохнул, сел на стул, уткнулся в пол. «Я не за них, но и не против. Я просто не знаю, где быть».
— Хочешь помочь? — спросила я. — Скажи им правду. Не надо быть моим адвокатом. Просто скажи им, что они поступили подло. Принеси хотя бы извинения. Раскайся в своих поступках. А все эти истерики ни к чему.
— Попробую, хотя не факт, что послушают.
Когда он ушёл, Игорь обнял меня за плечи.
— Ты в порядке?
— Не знаю… Просто больно видеть, как Тёма мечется. Он-то ничего не сделал. Оказался между двух огней.
— Да, — сказал Игорь. — Но ему тоже придётся выбирать. И уже видно, кто прав.
Через несколько дней он пришёл ко мне с важной новостью. Его лицо было напряжённым, но голос ровным.
— Возбудили дело. Алина и Николай — фигуранты. Незаконный доступ, хищение. Все официально.
Я кивнула. Сюрприза не было. Но внутри стало как-то спокойнее.
— Родителей теперь тоже проверяют, — сказал Игорь, листая документы, которые только что принёс из конторы. — По предварительным данным, следствие рассматривает их участие как возможный сговор.
— Их посадят? — спросила я, и голос у меня получился едва слышным.
— Это уже будет решать суд. Но, если учитывать, что раньше они не привлекались, скорее всего, ограничатся гражданской ответственностью. Заставят вернуть деньги, выплатить компенсацию. Возможно, наложат какие-то ограничения. Но тюрьмы, скорее всего, не будет.
В тот же вечер зазвонил телефон. На экране — папа. Впервые с начала всей этой истории. Я взяла трубку и услышала его голос. Уставший, глухой.
— Аня… Зачем ты это делаешь? У нас обыск был. Забрали мой ноутбук, все документы перетрясли. Это уже переходит все границы!
— Пап, а ты в курсе, что я — пострадавшая сторона? Что вы у меня деньги забрали без спроса?
Он помолчал, потом сказал с горечью: «Ну да… Жертва ты теперь у нас. Потерпевшая. А семью свою ты так легко предаёшь! Мать ночами не спит, Алина в истерике, Николая с работы выгнали, дом, между прочим, под угрозой ареста! Ты этого хотела?»
Я глубоко вдохнула. «Это не я начала. Вы все сделали этот выбор. А теперь несёте последствия».
Ответа не последовало. Но через пару секунд он сказал коротко и официально: «Для нас ты больше не дочь. Чтобы твоей ноги в нашем доме не было».
Связь оборвалась. Я смотрела на телефон и впервые не заплакала. Больно – да, но по-настоящему свободно. В выходные мне снова позвонили из отдела. Татьяна Владимировна говорила чётко, без эмоций, как всегда. «По линии Николая всё подтверждено. Ему предъявлены официальные обвинения. По родителям доказательств недостаточно для уголовного дела, но они могут быть привлечены к гражданской ответственности. Назначено предварительное заседание, после него – суд». Она замолчала, потом спросила уже мягче: «Анна, скажите честно, кто-то из родственников оказывает давление? Есть угрозы? Психологическое давление, может быть?»
Я вспомнила фразу отца, сказанную почти с мрачной гордостью: «Для нас ты больше не дочь». «Они от меня отреклись, – сказала я. – Считают, что я их предала». «Это тяжело, – ответила Татьяна, – но помните, ваша безопасность – приоритет. Если понадобится, мы подадим заявление в суд о запрете на контакт. У нас уже были такие случаи». Я рассказала всё Игорю. Он слушал молча, потом обнял меня: «Ты всё правильно делаешь. Это не ты разрушила семью, это они разрушили твоё доверие. Настоящая семья – это не те, кто родные по крови, а те, кто уважает, кто не предаёт. Они перестали быть твоей семьёй тогда, когда решили, что ты – вещь, которой можно распоряжаться».
Через несколько дней на работе мне принесли странный конверт без имени, просто на моё имя. Внутри – письмо от Марии Давыдовой. Я вспомнила: она дальняя родственница Николая, пару раз виделись на семейных сборищах. «Анна, вы меня, может, и не помните, но я кузина Николая. Мы несколько раз пересекались на праздниках. Я слышала, что вы сделали, и хочу вас поблагодарить. Вы даже не представляете, как это важно. У меня была похожая история. Моя семья всё время что-то просила, вечно в долг, на чуть-чуть, на потом. А стоило отказать – начинались упрёки и шантаж. Говорили, что я бессердечная, что у меня сердце каменное. И я верила… Пока не увидела, что вы смогли сказать «нет». Это дало мне силы. Спасибо вам за смелость».
Я держала письмо в руках, словно не бумагу, а что-то живое, и впервые за всё это время поняла: я не одна. Я сделала правильно – не из злости, не из желания кому-то отомстить, а чтобы спасти себя. В эти же выходные Игорь сказал: «Слушай, я хочу тебя немного выдернуть из этой рутины. Поехали?» Мы выехали за город. Он привёз меня к озеру, на берегу которого стоял деревянный пирс. Там был маленький столик, фонарики, свечи, чай в термосе. Солнце уже садилось, и всё вокруг было окрашено в тёплое, почти золотое. «Красота», – прошептала я, глядя на гладь воды. Игорь взял меня за руку, повёл на пирс.
В этот момент я поняла, что только начала дышать по-настоящему. «Это что, всё мне?» – удивлённо спросила я, глядя на стол, сервированный прямо на деревянном настиле у воды, под тихо мерцающими фонариками. «Хотел, чтобы этот день стал особенным», – сказал Игорь и улыбнулся. Мы ужинали вдвоём на фоне заката, под редкое потрескивание свечей и лёгкое плескание воды. Было тихо, весь шум остался где-то далеко, за городом.
Когда на небе начали появляться звёзды, Игорь встал из-за стола и встал передо мной на одно колено. «Аня, – сказал он серьёзно, доставая из кармана маленькую бархатную коробочку. – Я смотрел на тебя последние недели и видел человека, который не боится постоять за себя, даже если против все родные». Он открыл коробку, а внутри оказалось простенькое красивое кольцо с камнем. «Ты справилась. Ты не испугалась. Это не каждый сможет. Выходи за меня. Давай начнём новую жизнь с чистого листа. Семья – это про уважение, а не про упрёки».
Слёзы сами выступили на глазах, но это были не слёзы боли, это было облегчение. «Да, – прошептала я. – Я согласна». Я могла потерять свою прежнюю семью, но у меня появился шанс построить новую, без вины, давления и долгов, только с теми, кто уважает. Расследование тем временем подошло к концу. Суд назначил дату слушания. За несколько дней до этого я получила сообщение от Тёмы: «Ань, можно поговорить?» Он приехал к нам домой сам. Видно было, что ему тяжело. «Я много думал, – начал он с порога. – Ты была права, полностью. То, что они сделали, это не ошибка, это предательство. Я сегодня дам показания в твою защиту».
Я молчала, потому что не ожидала этого от него. «Я знал, что Алина и Николай что-то готовят, даже слышал, что они обсуждали, как под шумок свадьбы перевести деньги. Но я испугался. Испугался, как младенец, что если полезу – всё развалится. Мне так стыдно за свою трусость». Я положила руку ему на плечо. «Тёма, ты не виноват. Ты был между двух огней». «Нет, я тоже часть этого. Я молчал, а значит, в чём-то соучаствовал. Но больше не хочу. Пусть и родители теперь откажутся от меня, неважно. Главное – поступить правильно».
В день предварительного заседания Алина и Николай явились с адвокатом. Оба в деловых костюмах, оба с лицами, как у тех, кто считает себя жертвой. Ни извинений, ни даже взгляда в мою сторону – лишь клубящаяся злость и обида. Судья, бесстрастный и отстранённый, выслушал показания, изучил материалы и отчеканил дату основного процесса. Временная мера: ограничение в виде запрета на приближение ко мне и Игорю. Когда мы выходили из зала, наши взгляды впервые скрестились с Алиной.
В её глазах не было привычной насмешки, лишь отрезвляющее осознание: игра окончена, наступила расплата. Всё стало непоправимо серьёзно. Не просто ссора, а последствия, тянущиеся, словно змеи, в будущее. Игорь положил руку мне на плечо, теплом рассеивая липкий страх: «Всё хорошо. Сейчас – да». Вечером мы поехали в ресторан с его родителями. Они давно знали о бурях в моей семье, но никогда не лезли с расспросами, лишь поддерживали незримо.
»Ты теперь часть нашей семьи», – произнесла Валентина Николаевна, его мама, когда мы доедали десерт. В настоящей семье люди друг друга берегут, ценят. Меня словно пронзило током, ком подкатил к горлу, и слезы вновь навернулись на глаза, но теперь это были слезы облегчения, а не боли.
Впервые за долгие годы мне сказали: «Ты нам нужна просто потому, что ты – это ты». У дверей ресторана нас ждал Тёма. «Ты чего здесь?» – удивилась я. Он неловко пожал плечами. Игорь улыбнулся: «Здесь были, хотел поздравить тебя. Ты этого заслуживаешь, как никто другой».
Я посмотрела на Игоря, в его взгляде читалась искренняя поддержка. «Он твоя семья… настоящая?» – тихо произнёс Тёма. «Что ты теперь будешь делать?» – спросила я, подойдя ближе. «Планирую перевестись. Нашёл вариант в Питере. Хочу быть рядом, начать всё с чистого листа… с тобой». Я кивнула, чувствуя, как тает лёд одиночества. Значит, я всё-таки не одна.
Потом всё пошло по отработанному сценарию. Начался суд. Алина с Николаем вину признали, но не из раскаяния, а по настоянию адвоката – так мягче выйдет.
Тот же самый адвокат, профессиональный манипулятор, давил на жалость, словно выжимая лимон. У подзащитных ипотека, дети, нервы, тяжёлое детство, высокая моральная нагрузка и, конечно же, полное отсутствие денег. Всё как по нотам в таких случаях: глаза в пол, жалобная интонация, надрыв в голосе.
Судья выслушал, кивнул деловито, вздохнул устало и спокойно озвучил условный срок – 3 года, обязать вернуть украденную сумму, компенсация морального вреда – 200.000 рублей, запрет на приближение к потерпевшей сроком на 5 лет.
В случае повторного нарушения мера наказания изменится. В его формулировках сквозила железная логика закона.
Честно говоря, не было чувства победы, как в кино. Было лишь ощущение, что наконец-то навели порядок. Вечером в местных новостях вышел сюжет: семейный скандал с элементами хищения. Без имён, но с моралью. Коротко, чётко и по сути: как родные могут стать опаснее мошенников из интернета. И тут понеслось. Сети взорвались. Писали женщины, мужчины, даже какие-то бухгалтеры из Костромы.
Кто-то благодарил за смелость, кто-то делился своим личным опытом: «Я тоже так жила… теперь поняла, что не обязана… спасибо, что озвучили то, о чём молчала годами».
Игорь всё это читал с прищуром и сказал с ухмылкой: «Ну всё, теперь ты у нас официальный защитник по семейным грабежам. Можно табличку на входе повесить: защищаю людей от родных и близких – дорого, но честно».
Прошло 2 месяца. Как и ожидалось, с деньгами никто не торопился. Но Алинин счёт арестовали, машину увезли на штрафстоянку по постановлению суда. А Николая с работы вежливо попросили на выход с формулировкой «утрата доверия», без права на восстановление.
Ипотеку тянуть им стало нечем, дом повис на волоске от продажи. Родители, к слову, тоже ощутили, что банковская система – это не семейный совет, когда пришли первые запросы от приставов. Сразу стали вспоминать, как у них на самом деле всё было «не так».
Где-то внутри у меня, конечно, что-то ёкнуло, но ровно на 3 секунды. Потом я себе напомнила: я им не мстила, я себя спасала. Они выбрали свой путь, и он их привёл туда, куда должен был. Теперь мне их не жалко. Жалею только себя, ту старую, которая терпела, переводила и думала, что это и есть «быть хорошей дочерью».
