— Чайник зазвенел, Там!
Ты что, совсем оглохла?
Голос Алексея раздавался из гостиной, заглушая тихий шум телевизора.
Тамара отжала тряпку над ведром — вода была грязной, с маслянистыми разводами — и только потом выпрямилась.
Поясница отозвалась привычной, тупой болью, словно кто-то вставил туда ржавый гвоздь и медленно прокручивал. — Иду, — бросила она, не повышая интонации.

На кухне пахло подгоревшим луком — вытяжка снова не справлялась, мотор гудел, как самолет при взлете, а толку было ноль.
Алексей сидел за столом, барабаня пальцами по клеенке.
Перед ним лежала газета, но взгляд был прикован к телефону.
Увидев жену, он быстро перевернул экран вниз. — Сколько еще ждать?
У меня вот-вот реклама закончится.
Тамара без слов сняла чайник с плиты.
Ручка была раскаленной, прихватка куда-то исчезла, но она не сморщилась.
Кожа на пальцах давно стала грубой от горячей воды, моющих средств и дачной земли. — Налей покрепче.
И сахара положи три ложки, голова кружится.
Наверное, давление опять скачет. — Давление у тебя из-за того, что ты уже третий час на диване валяешься, — ответила Тамара, ставя перед ним чашку.
Чай перелился через край, оставив коричневое пятно на клеенке.
Алексей дернул щекой.
Лицо у него было расплывчатым, с темными мешками под глазами, но с той привычной капризной складкой у губ, которую он носил последние десять лет. — Началось, — выдохнул он, демонстративно взявшись за висок. — Я, между прочим, всю неделю пахал.
Имею право в законный выходной ноги вытянуть?
Или теперь у тебя надо спрашивать разрешение, товарищ начальник?
Тамара отвернулась к раковине. «Пахал».
Всю неделю он перекладывал бумажки в отделе логистики, приходил в пять, ел ужин из трех блюд и ложился «восстанавливать силы».
А она после смены в магазине таскала сумки, готовила, стирала, а сегодня еще и кран в ванной потек.
Алексей обещал его починить месяц назад.
Сегодня она просто вызвала сантехника, пока муж «отдыхал». — Там прокладку менять надо было, — сказала она в слив раковины. — Слесарь взял три тысячи. — Что?! — Алексей даже отложил чай. — Ты глупая, Там?
Я бы сам сделал!
Бесплатно!
Зачем деньги на ветер бросать?
У нас кредит за машину не выплачен, а она разбрасывается! — Ты полгода «сам делаешь».
Вода уже стекала по плитке. — Текла…
Подумаешь, капало.
Можно было тазик подставить.
Нет, ей надо чужого мужика в дом затащить, платить деньги.
Транжира.
Вся в мать свою.
Он вновь схватил телефон и что-то быстро напечатал.
Уголок рта дернулся в полуулыбке, но, заметив взгляд Тамары, он тут же нахмурился и сделал вид, что проверяет время. — Кто пишет? — спросила Тамара.
Просто так.
Без особого интереса. — С работы.
Надежда Викторовна.
Отчеты там… накладные перепутали, спрашивает, как исправить. — В субботу в восемь вечера? — Ну, работа у нас такая, ответственная!
Тебе не понять, ты на кассе сидишь, у тебя «пик-пик» и свободна.
А там надо головой думать.
Надежда Викторовна.
Новое имя в их разговоре.
Появилось месяца два назад. «Надежда Викторовна сказала, что этот галстук меня молодит», «Надежда Викторовна посоветовала витамины», «Бедная женщина, одна троих детей тянет, муж-алкаш умер».
Сначала Тамара жалела незнакомую Надежду.
Потом стала раздражаться.
Сейчас это имя вызывало у неё глухую тошноту, как запах несвежего мусоропровода. — Ладно, — Алексей громко отпил чай. — Я завтра уйду пораньше.
Надо Надежде…
Викторовне помочь.
У неё там с компьютером проблемы, какой-то вирус, а наш айтишник в запое.
Попросила проверить. — Ты в компьютерах разбираешься так же, как в сантехнике, — заметила Тамара, вытирая тарелку.
Полотенце было влажным и неприятным на ощупь. — Я во всем разбираюсь! — взвился Алексей.
Стул заскрипел под его весом. — Просто дома не дают развернуться.
Вечно ты: «не так сидишь, не то делаешь».
Загнобила мужика совсем.
А тут человек помощи просит.
Вежливо.
По-человечески. — Иди, — сказала Тамара.
Вдруг почувствовала такую усталость, что ноги подкосились.
Ей было пятьдесят два.
У неё варикоз, ипотека за «двушку», которую они брали для сына (сын жил в Одессе и приезжал раз в год), и этот мужчина на кухне, допивавший чай с таким звуком, как будто насос качал воду из болота. — Что «иди»? — не понял он. — Иди помогай.
Хоть компьютер почини, хоть обои поклей.
Мне всё равно.
Алексей подозрительно прищурился. — Ты чего это?
Обиделась?
Ой, давай без твоих сцен. «Я вся такая жертва».
Я же не гулять иду, а по делу.
Он встал, поправил растянутые треники на коленях и, прихватив телефон, пошаркал обратно в комнату.
Через минуту из гостиной снова зазвучал телевизор.
Тамара осталась у раковины.
В окне была темнота.
Ноябрь.
Самый мерзкий месяц.
Снег еще не выпал, а грязь уже замерзла корками.
Фонарь у подъезда моргал, выхватывая из темноты облупленную лавочку.
На подоконнике зазвенел телефон Алексея — он забыл его, когда ходил за печеньем.
Экран засветился.
Сообщение.
Не от «Надежды Викторовны».
Просто «Надежда». *»Котлетки твои любимые пожарила.
Жду завтра, мой спаситель.
С меня массаж ;)»* Тамара смотрела на смайлик — скобочку с точкой с запятой. «Мой спаситель».
Она не вздрогнула.
Сердце не ёкнуло.
Внутри ничего не случилось, кроме того, что серая вода в ведре сознания потемнела до чёрного.
Она просто взяла тряпку и вытерла клеенку там, где пролил чай.
Липкое пятно исчезло.
Если бы всё было так просто.
Воскресенье началось с того, что Алексей искал «парадные» носки. — Там!
Где синие?
Те, что с ромбиком? — В стирке, — ответила она из коридора.
Она собиралась в магазин. — В стирке?
Я же просил их не стирать!
Мне нечего надеть!
Я что, как оборванец пойду?
Человек просил помочь, а я в дырявых носках? — Надень черные. — Черные не подходят к джинсам!
Господи, почему у всех жены как жены, следят за вещами, а у меня бардак вечный?
Он выскочил в коридор, полуодетый, с красным после бритья лицом.
От него пахло резко — «Шипром» смешанным с каким-то сладковатым дезодорантом, который он тайком купил сам. — Куда собралась? — спросил он, заметив, что она в пальто. — За продуктами.




















