Игорь стоял у свежевырытой могилы, и вокруг всё казалось лишённым цвета, словно превратившись в тусклую, промозглую акварель.
Только что в прохладную землю опустили гроб с телом его матери, Тамары Сергеевны.
Он не старался сдерживать слёзы – они стекали сами по себе, тёплые и солёные, оставляя влажные дорожки на его небритых, обветренных щеках.
Каждая капля казалась тихим, безутешным воплем души.
Соседи, произнеся слова соболезнования, постепенно расходились, их силуэты растворялись в туманной дымке мрачного дня.
А он всё стоял, словно укоренившись в землю своим горем, не в силах отвести взгляд от свежего холма земли, который навсегда отделял его от самого близкого человека.
Старческий, костлявый палец коснулся его руки.
Прикосновение было легким, но наполненным невыразимой силой и многовековой мудростью. — Пойдём, Игорёк, пойдём.
Стоять можно сколько угодно, но вернуть нашу Тамару уже невозможно.
Всё же она прожила свой срок — восемьдесят семь лет.
Солидный возраст.
Мне вот тоже скоро восемьдесят семь стукнет, — тихий, дрожащий голос деда Павла прозвучал, словно припев к общей мелодии скорби.
Игорь медленно повернул голову, будто пробираясь сквозь толщу воды.
Глаза старого друга, помнившего ещё его прадеда, были ясными и глубокими, словно два озера, в которых отражалась вся мудрость мира.
Он молча кивнул и, как послушный мальчишка, пошёл рядом, подстраиваясь под неторопливый, шаркающий шаг старика.
Шли молча, и лишь гравий под ногами издавал унылый, скрипучий звук. — Тебе, Игорь, почти сорок, а ты всё один.
Это неправильно.
Вот похоронил мать, теперь сам себе и хозяин, и служанка.
Нужно найти хозяйку в дом.
Твои друзья давно обзавелись семьями, растят детей.
А ты?
Слишком ты скромен, Игорёк, тихий.
Как травинка на поле — сгибаешься, но не ломишься.
Надо пошевеливаться быстрее, жизнь-то мчится мимо, не ждёт. — Я понимаю, дед Павел, понимаю… Я и сам уже серьёзно об этом думал, ещё когда мама была жива.
Она тоже мне повторяла, — голос Игоря звучал глухо, прерывисто. — Я решу этот вопрос.
Обещаю.
Сорокалетний Игорь, младший и поздний сын Тамары, переживал уход матери не просто тяжело — это была настоящая катастрофа вселенского масштаба.
Два старших брата, его опора и защита, умерли в разное время: один, военный, погиб в горячей точке, другой трагически погиб в автокатастрофе.
Большой, прочный дом, который он с такой любовью и надеждой возводил своими руками для большой семьи, теперь нависал над ним пустотой и молчаливым упрёком.
До этого дня он жил в уютном, устроенном мире, где мать была его солнцем: она готовила, стирала, наполняла комнаты ароматами свежеиспечённого хлеба и яблочных пирогов, а он заботливо следил за хозяйством, зная, что его всегда ждут.
Она угасла тихо, словно свеча: лёгла поспать и не проснулась.
И с её уходом из дома ушло не просто тепло — покинула сама душа этого места.
Они жили с матерью в полном согласии, он был её последней надеждой и утешением.
Хотя она годами убеждала его привести в дом невесту, он никак не мог определить, какой должна быть его избранница.
Не то чтобы женщин в его жизни не появлялось — были мимолётные романы, встречи, но до серьёзного решения дело так и не дошло, хотя многие из них на это надеялись.
Игорь нравился женщинам: спокойный, покладистый, с золотыми руками.
Не пил, даже не курил, трудолюбивый и хозяйственный — настоящая находка.
В каждом Макарове есть такие одинокие мужчины.
У каждого своя история.
Кто-то спился и влачит жалкое существование, кто-то не желает трудиться и нести ответственность, кто-то застенчив до боли, а кто-то просто ленив и живёт на пенсию пожилых родителей.
Игорь не относился ни к одной из этих категорий.
Так сложилось, что в молодости он не встретил свою судьбу, отношения были, но поверхностные, неглубокие, и время ускользнуло, как песок сквозь пальцы.
После тридцати общаться с юными девушками стало неудобно, а ровесницы уже давно вышли замуж.
Он даже перестал ходить в Макаровский клуб — это было не его место, там только молодёжь.
Так и текли дни, складываясь в годы, а он оставался один на один со своим большим, слишком большим д…
