Когда Ирина заболела, всё повторилось. Сначала усталость, потом боль. Я возил её по врачам, делал ремонт в квартире, чтобы ей было легче ходить, но понимал — это битва без победы. В последние дни она часто держала мою руку и шептала:
— Ты не бойся остаться один. Главное — не забывай про свет.
Она умерла осенью, когда каштаны уже осыпались, и воздух стал прозрачным, будто мир сам выдохнул от усталости. После похорон я долго сидел у её стола. На полке стоял тот самый блокнот. На последней странице было написано:
«Сохранить в нём — веру. Даже если нет никого рядом».
Теперь я живу один. Иногда приезжаю в Яворов. Изба заросла бурьяном, печь разрушилась, а на месте сада — пустырь. Но если стать у берега, где когда-то Алексей чинил сети, можно услышать плеск волн и далёкий смех, будто прошлое ещё живо. Я часто думаю: может, он тоже приходил сюда, искал ответы. Может, и его жизнь сломала та же боль.
Я не виню его. Каждый спасается, как умеет.
Я просто стою на берегу и слушаю, как ветер шепчет имена — Тамары, Ирины, Алексея.
И каждый раз, когда солнце садится за лес, мне кажется, что я снова ребёнок, и что-то тёплое вот-вот вернётся.
Но оно не возвращается.
И остаётся только тишина — густая, как вечерний дым над Коблево.
