Алексей попытался пошевелить пальцами — безрезультатно. Его тело казалось закованным в камень. Ни малейшего движения. Где он оказался? Что произошло?
Память будто стерлась, внутри лишь пустота и разрозненные образы, словно осколки разбитого зеркала. Он пытался ухватиться за какую-нибудь мысль, вырваться из забвения, но разум снова проваливался в тьму.
Когда сознание начало постепенно возвращаться, воспоминания возникали обрывочно: резкий удар, грохот металла, ослепительный свет фар и пронизывающая боль — прежде чем всё растворилось в бездне.
Он вспомнил… аварию. Ехал с работы домой, ночная трасса, фары встречного автомобиля, мчащегося на полной скорости, и затем — вспышка, шок, провал. Значит, он выжил. Что случилось с водителем другой машины — осталось тайной.
В реанимации он лежал неподвижным, словно замерзший в капсуле. Сначала царила полная тишина. Потом появились звуки — глухие, будто доносились сквозь толщу воды.
Один голос он услышал сразу — Тамара. Его жена. Она говорила по телефону. В её голосе ощущалась напряжённость, тревога и едва скрываемый страх.
— Пока ничего не меняется… Врачи говорят, что шанс есть. Пусть не самый большой, но он есть…
Он хотел как-то откликнуться, показать, что рядом и слышит её. Всё, что получилось — едва заметное подёргивание века.
Прошло несколько дней. Сознание стало яснее. Мысли перестали скользить в пустоте и путаться в темноте. В палату вошла Тамара. Он узнал шаги, голос. Но теперь в её речи не было прежней нежности.
Она снова говорила по телефону, но голос звучал иначе — словно она принимала важное, почти судьбоносное решение.
— Ну не говори так… Всё ещё может само собой наладиться. Если он… ну, если не выйдет из этого, всё по закону перейдёт ко мне. Никто не станет спорить — я жена, всё оформлено правильно.
После паузы, тихо, но ясно, она добавила:
— Это самый простой вариант. Но потом с этим жить. А совесть…
Она положила телефон и подошла ближе. Села у кровати. Судя по всему, не подозревала, что Алексей уже слышит каждое её слово. Склонясь к нему, заговорила тихо, почти ласково, с горьким оттенком усталости:
— Ты даже не представляешь, как я вымоталась. Всё во мне сгорело дотла. А ты… ты, наверное, где-то там, в другом мире — где нет боли, нет тяжести, где всё просто и спокойно. А я… я здесь, на земле. Хожу по кругу. День за днём. Слышишь меня, Алексей? Хоть немного?
Она пристально смотрела ему в лицо, будто искала ответ в его глазах.
— Нет… конечно, ты меня не слышишь. Но всё же… Я скажу. Хотя бы раз. Это будет нашей тайной. Если бы ты был в сознании — я бы не решилась. Но сейчас… мне нужно это сказать. Мне тяжело.
Алексей чувствовал, как его сердце бешено колотится, словно пытаясь прорваться из груди. Он изо всех сил сдерживал внутренний крик.
После короткой паузы Тамара продолжила, голос стал глубже, почти шепотом:
— Ты помнишь тот вечер? Самое начало. Жаркий июль. Солёный бриз. Ты стоял на берегу и смотрел, как солнце погружается в воду. Такой сосредоточенный, словно обдумывал что-то важное. Я подошла к тебе молча. Ты долго не поворачивался. А потом сказал что-то красивое. Поэтичное. Мы гуляли тогда до ночи. Ты рассказал, что приехал с братом и родителями просто отдохнуть.
Она тяжело выдохнула — словно после боли.,— Но, Алексей… я знала это ещё до того, как ты заговорил. Я приехала туда не случайно. Я искала Виталия. Твоего брата.
Мы с ним… у нас было давно что-то. А ты просто оказался рядом. После того, как вы уехали, я поехала за ним. Нашла. Но он уже был с другой. И даже не стыдился. Я ждала, что бросит её, а он сказал: «Уходи».
Голос её сорвался, она сжала губы, будто сдерживая слёзы.
— Тогда я решила: он должен заплатить. И выбрала тебя. Осознанно. Чтобы показать ему, что ты меня любишь. Он, конечно, быстро всё понял. Вернулся. Пытался всё вернуть. А я… я уже настроилась мстить. Мы продолжали встречаться тайком. В секрете. Это было сильнее меня. Но замуж… замуж я выходила именно за тебя. Хотела, чтобы он видел. Даже в день свадьбы… я была с ним. Прости. И ещё… Павел — не твой сын. Это ребёнок Виталия. Всю жизнь я берегла эту ложь. Перед тобой. Перед всеми. А теперь… не могу больше.
Она поднялась, будто приняв решение.
— Считай это чем хочешь: исповедью, грехом, проклятьем. Если ты не переживёшь — может, простишь. А если нет — пусть будет так. Я действительно хотела тебе добра. Но по-своему. По-женски. По-глупому. Больше не способна. Я ухожу. Если слышал всё — делай с этим, что хочешь. Простишь — спасибо. Нет — приму.
Она бросила последний взгляд и вышла.
А внутри у Алексея словно всё провалилось. Всё рухнуло. Жизнь, доверие, прошлое, любовь — всё свалилось в один болезненный ком и с глухим стуком упало в бездну. Он хотел закричать, но тело оставалось неподвижным. И крик остался внутри — беззвучным.
С трудом Алексей повернул голову и задержал мутный, затуманенный взгляд на лице Тамары.
— Я больше не смогу… — едва слышно выговорил он. — Не приходи ко мне больше.
Это словно током ударило её. Тамара отскочила, словно обожжённая.
— Ты… ты правда сейчас так говоришь? Всё, что было между нами — это лишь спектакль? Ты что, всё это время только играл?
— Нет, Тамара. Притворялась ты. Лгала, манипулировала, крутила, как хотела… А теперь… прости.
— Прости?! — голос её сломался. — Ты вообще понимаешь, что говоришь? Как ты можешь…
В этот момент дверь резко распахнулась, и в палату вбежала медсестра Елена. Голос её прозвучал резко, почти как оклик.
— Что здесь происходит? Почему вы так кричите? Женщина, вы находитесь в реанимации! Любые переживания ему противопоказаны! Вам здесь нельзя, а вы устраиваете сцену. Немедленно покиньте помещение!
Тамара, словно ошеломлённая ударом, отступила к выходу. Елена подошла к кровати, заглянула в лицо Алексею, коротко кивнула и с полуулыбкой сказала:
— Очнулся, значит. Отлично. Иван Николаевич — настоящий волшебник, собрал вас по частям. Теперь осталось лишь восстановиться.,Прошло несколько дней, и Алексея перевели из реанимационного отделения в стандартную палату. Процесс восстановления оказался тяжелым и долгим. Постоянные боли, уколы, физиотерапия, дни в ожидании. Неделя за неделей, и только спустя несколько месяцев ему разрешили выйти на свежий воздух и побывать во дворе.
Именно там он впервые увидел её — девушку в инвалидной коляске. Их взгляды встретились на мгновение. Он чуть-чуть кивнул.
— Привет, меня зовут Алексей.
— Екатерина, — спокойно ответила она с легкой улыбкой, словно взвешивая, стоит ли начинать разговор.
С того момента их встречи стали происходить всё чаще. Сначала они просто здоровались на прогулочных дорожках. Со временем задерживались возле скамеек или беседки. Разговоры текли размеренно: о врачах, изменении погоды, новостях, медицинских процедурах.
— А почему ты… в коляске? — однажды осторожно спросил Алексей.
— Авария, — коротко объяснила Екатерина. — Виновата я. Всё по моей вине. Жить с этим очень тяжело.
— Ты сбила кого-то?..
— Было лобовое столкновение. Мужчина погиб. Я выжила — но теперь парализована, и чувство вины не оставляет меня.
— Как всё случилось?
— Сыну тогда исполнился год. Мама позвонила: температура почти сорок, скорая уже в пути. Я бросилась за руль, хотела успеть. Пыталась обогнать другую машину… не справилась. Столкновение лоб в лоб. Помню всё — удар, ремень, что резко сжал, сработавшие подушки безопасности. Жива, но ноги сильно повреждены. Есть шанс на операцию, но только за границей. Здесь врачи отказываются.
— Прости… Когда и где это случилось?
Екатерина назвала точные дату и место.
Алексей внезапно напрягся, замер на мгновение. Затем тихо усмехнулся, словно восприняв это как жестокую шутку судьбы.
— Ты должна знать… Я выжил. Я — тот самый мужчина.
— Что?.. Ты?! — Екатерина побледнела. — Не может быть…
— Да, именно так. Я был за рулём того автомобиля. Сына тогда увезли в больницу, с ним всё хорошо. Моя мама осталась с ним, а меня перевезли в другую клинику. Вот такая странная ирония судьбы.,— Господи… Алексей… мне так стыдно… Я разрушила твою жизнь…
Он неожиданно посмотрел на неё с удивительной нежностью и теплом.
— Не стоит торопиться с выводами. Иногда мне кажется, что всё это произошло не напрасно. Всё шло к чему-то большему… Может быть, чтобы я наконец многое осознал.
Он глубоко выдохнул и начал рассказывать. Без утаек, обо всём. О Тамаре, её обманах, лжи, о том, как она им манипулировала и внезапно исчезла. А также о своих планах после выхода из больницы подать на развод.
— Екатерина… можно ли я буду так тебя называть? — на мгновение замялся, затем продолжил. — Я не представляю, как теперь жить дальше. Всё, что у меня было, рассыпалось на куски. Ни брата, ни семьи — ничего не осталось. Всё, что она хотела — квартиры, деньги, вещи — я готов отдать.
— Но у тебя всё равно что-то осталось, Алексей. Жильё, работа, стабильность. А у меня… Меня почти перед самыми родами выгнали из дома. Просто выставили. Я была на грани, но смогла выжить.
— Почему так произошло?
— Я была влюблена. Он казался таким идеальным — заботливым, ласковым, уверял, что в разводе. Мы прожили вместе около года. А потом вдруг раздался стук в дверь. На пороге стояла его настоящая жена. Она уехала за границу, потом вернулась. А он спокойно сказал: «Это моя двоюродная. Пришла из деревни рожать». И всё. Меня выбросили, как ненужную вещь. Я так верила, а он лгал — и я верила.
Алексей молчал, его лицо осталось серьёзным, будто он переваривал каждое слово, которое она говорила.
Прошло два года.
В один июльский вечер, возвращаясь домой с полными сумками и игрушками, он знал, что дома его ждут жена — Екатерина, и сын Сергей. После выписки они поженились. Спустя полгода Екатерина смогла встать на ноги. Сейчас она ждала ребёнка — девочку. Имя уже выбрали — Алина.
Он только искал ключи у двери, когда с лавочки поднялась женщина и тихо позвала:
— Алексей… подожди. Это я… Тамара. Я пришла… хочу попросить прощения.
Он остановился. Повернулся, спокойно посмотрел на неё.
— Я ничего от тебя не жду. Если тебе важно — я прощаю. Но мне уже пора. У меня теперь есть настоящая семья. Люди, которым я нужен. А с тобой я растратил слишком много времени.
— Алексей…
Но он уже открыл дверь и вошёл внутрь. Дверь тихо закрылась за ним, оставив Тамару стоять одну — с опущенными руками и тяжестью в душе, которую, возможно, она никогда себе не простит.
