Максим наш… Кстати, как у него дела? — У него всё в порядке.
Но без тебя. — Тамара, перестань быть такой жесткой.
Я понял.
Мне нужна семья.
Я хочу стареть рядом с тобой.
Я болен, Тамара.
Сердце подводит, давление скачет.
Мне необходим уход, забота.
А кто позаботится лучше, чем родная жена?
Вот оно.
Правда вылезла наружу, словно ржавая пружина из старого матраса. «Мне нужен уход».
Не «я хочу сделать тебя счастливой», не «я хочу загладить вину».
А «мне плохо, возьми меня на руки».
Он искал не супругу.
Он искал сиделку с квартирой и финансами.
Он искал ресурс.
Для него я была не женщиной, а удобной функцией, которую он когда-то выбросил, думая, что нашел что-то получше.
А теперь, когда новая сломалась, он вернулся к старой, рассчитывая, что она всё ещё исправна. — Выходи из машины, Игорь, — спокойно сказала я. — Что?
Тамара, ну что ты… На улице ливень. — Вон.
Он вышел, хлопнув дверью так, что машина закачалась. — Ты пожалеешь, Смирнова! — прокричал он мне в стекло. — Кому ты нужна в свои пятьдесят, кроме меня?
Старая, гордая дурочка!
Я нажала на газ.
В зеркале заднего вида его силуэт быстро уменьшался, пока не растворился в дождевых потоках.
Меня трясло.
Но это была не та дрожь, что пятнадцать лет назад.
Это был гнев прозрения.
Часть 5.
Искушение воспоминаниями Следующие два дня превратились в настоящий ад.
Он начал заваливать меня сообщениями.
От просьб до угроз, от стихов (скачанных из интернета) до оскорблений.
Он нашел номер Максима и стал писать ему.
Сын позвонил в ярости. — Мам, я ему ноги переломаю.
Он просит денег «в долг», говорит, что ты сама виновата. — Не трогай его, Максим.
Грязь не трогают, её просто смывают.
Вечером я сидела одна дома с бокалом вина.
Достала старый фотоальбом.
Вот мы на море.
Молодые, красивые.
Он держит меня на руках.
Вот выписка из роддома.
Он смотрит на сверток с Максимом с таким обожанием.
Было ли это ложью?
Нет.
Тогда это было правдой.
Но проблема прошлого в том, что оно мертво.
Мы тянем трупы воспоминаний в настоящее, пытаясь вдохнуть в них жизнь.
Я поймала себя на мысли: а может, всё-таки?
Может, простить?
Ведь одиночество, несмотря на бизнес и деньги, иногда накрывает так, что хоть на стену лезь.
А он — свой.
Знакомый.
Поношенный, предавший, но всё же свой.
Это был момент слабости.
Самый опасный момент.
Женщины зачастую ломаются именно тогда.
Когда усталость от самостоятельности перевешивает память о боли. «Приезжай, поговорим», — набрала я в строке сообщения.
Палец завис над кнопкой отправки.
В этот момент в дверь позвонили.
Часть 6.
Точка невозврата На пороге стояла не курьерская служба и не Игорь.
Это была женщина.
Примерно моего возраста, может чуть моложе, но выглядела она измученной.
Потрепанное пальто, усталый взгляд. — Вы Тамара? — спросила она. — Да. — Я Ирина.
Гражданская жена Игоря.
Бывшая.
Мы месяц назад расстались.
Я впустила её.
Ситуация казалась сюрреалистичной.
Мы сидели на моей кухне, две женщины одного мужчины, и пили чай. — Он вам пишет, да? — спросила Ирина, грея руки о чашку. — Просит вернуться? — Пишет. — Не верьте ему, Тамара.
Он мне тоже рассказывал про «ошибку» и «любовь всей жизни».
А когда я потеряла работу и заболела мать, он просто исчез.
Жил за мой счет два года.
А теперь, похоже, узнал, что у вас появились деньги.
Он паразит, Тамара.
Он выкачивает всё и уходит.
Она поведала мне такие детали его жизни за последние годы, от которых волосы вставали дыбом.
Микрозаймы, пьянки, мелкие мошенничества.
Он не просто «сошел с пути».
Он сгнил. — Я пришла, потому что увидела вашу переписку у него в планшете, который он забыл.
Мне стало вас жалко.
Вы выглядите сильной.
Не позволяйте ему сломать вас снова.
Когда она ушла, я удалила набранное сообщение «Приезжай».
Мне стало физически плохо.
Я едва не впустила в свой дом, в свою стерильную, выстраданную жизнь вирус, который уничтожил бы всё…
