— Тамара Ивановна?
Вы позвонили в нотариальную контору Сергеевых.
У нас для вас есть документы от Марины Васильевны Ковалёвой.
Я застыла с трубкой у уха.
Марина Васильевна.

Свекровь.
Прошло десять лет с тех пор, как я впервые переступила порог её квартиры в статусе невестки.
Она встретила меня холодным взглядом и произнесла слова, которые запомнились навсегда: «Посмотрим, хватит ли у тебя терпения». — Я не родственница, — с трудом выговорила я. — Мы давно не поддерживаем связь. — Марина Васильевна указала вас в завещании.
Точнее, не в самом документе.
Она подготовила для вас отдельный конверт.
Попросила передать его лично.
Через два дня я оказалась в тесном кабинете нотариуса, глядя на белый конверт формата А4.
На нём крупным почерком было написано: «Открыть одной. Срочно». — Квартира и основные активы отошли дальней родственнице, племяннице покойной, — объяснял нотариус. — А вам досталось вот это.
И ещё просила передать, что очень сожалеет.
Я взяла конверт.
Он оказался тяжёлым.
Пальцы дрожали, когда я вскрывала его уже дома, на кухне, наливая себе третью чашку чая.
Внутри находился ключ на цепочке и небольшая записка, написанная тем же почерком: «Прости меня. Приходи одна в среду, ровно в три. Там поймёшь всё. Адрес: улица Леси Украинки, дом 15, квартира 6. Никому не говори. Пожалуйста».
Я перечитала записку трижды.
Что это значит?
Зачем свекровь, с которой мы не обменялись и десятком слов за все эти годы, оставляет мне ключ от неизвестной квартиры?
И почему именно в среду, ровно в три?
Всю неделю меня терзали противоречивые чувства — раздражение и любопытство.
Марина Васильевна никогда меня не принимала.
Она считала меня недостойной своего единственного сына Игоря.
На нашей свадьбе она сидела с каменным лицом, а когда мы сообщили о беременности, лишь кивнула и отвернулась.
После рождения внука она приезжала раз в полгода, привозила дорогие игрушки и уезжала, не задерживаясь даже на чай. — Может, не стоит туда идти? — спросила подруга Оля, когда я, не выдержав, рассказала ей о конверте. — Мало ли что у неё там.
Возможно, долги или неприятности. — Не знаю, — призналась я. — Но она написала «прости меня».
Это первые тёплые слова от неё за все годы.
В среду в два часа я уже стояла у дома номер пятнадцать на улице Леси Украинки.
Обычная панельная девятиэтажка, возведённая ещё в советские времена.




















