—Да как ты вообще посмел это сделать? Мать – святая женщина, а ты редкой заразой у нее уродился! – Оскорбления и угрозы сыпались на Максима со всех сторон.
Ему казалось, что он стоит у подножья горы, с которой на него обрушивается поток камней, а он даже не имеет возможности отойти или увернуться.
—Да что ты за человек такой? Немедленно пошел вон отсюда и не возвращайся, пока не научишься по-человечески себя вести! – В комнату влетела мать, привлеченная криками родственников.
—Мам, я есть хочу, — Только и смог промолвить подросток прежде, чем поток грязи полился на него с новой силой.
Оставалось быстро одеться и пойти бродить по городу. Видимо, сегодня всем было совершенно наплевать, что он почти не спал, был голоден и считал себя худшим существом в мире.
Не придумав ничего, он просто отправился бесцельно бродить по улицам столицы, уже готовой к празднованию самого волшебного праздника.
—Я нормальный? Неужели вот так люди и узнают, что они бессовестные, не достойные зваться человеком? – Горестно рассуждал парень. Казалось, ответ на этот вопрос он уже услышал сегодня утром. Но ведь все люди разные. Один рыдает над голодным котенком, а другой на похоронах близкого родственника не плачет… за что же всех равнять под одну гребенку?
Как же все-таки удивительно устроена жизнь! Меньше суток прошло с тех пор, как он бежал по такому же морозцу домой из спортивной секции, предвкушая, как всего через несколько часов мама накроет стол, отец поставит елку, и они вместе будут праздновать Новый год.
В качестве подарка паренек ждал новый телефон и уже несколько раз, будто невзначай, намекал родителям на то, о какой именно модели мечтает.
Все пошло совершенно не по плану практически сразу, как он вернулся домой. Войдя в квартиру, Максим поразился, какое огромное количество обуви стояло в коридоре.
Словно у них дома собрались жители всего подъезда или сороконожка заглянула к ним на огонек.
Ответ был куда банальнее — к маме приехала сестра с семьей – мужем, сыном, невесткой и двумя внуками. Мама и тетя родились с большой разницей, более пятнадцати лет. Тетя годилась Максиму почти в бабушки.
Ее внуки были немногим младше пятнадцатилетнего Макса. Сестры много лет не виделись и сейчас что-то бурно обсуждали на кухне. Максим заглянул поздороваться:
—Здравствуйте. Мам, я пришел. Разогрей мне ужин пожалуйста, я в комнате поем.
—Лида! Боже мой! Неужели это твой Максимка! В последний раз я его видела, когда он до горшка добегать в ползунках не успевал, а сейчас – без пяти минут жених! Небось, невеста уже есть?
Максим улыбнулся, но решил не отвечать странной бесцеремонной дамочке, которую он совсем не помнил.
—Марин, чужие дети растут не по дням, а по часам! – Поддержала слова сестры мама Максима, — Твой-то Кирилл тоже вроде недавно родился, а уже три десятка отметил, отец семейства! Не успеешь оглянуться, дедом станет!
Поддерживая беседу, мама разогрела ужин Максима и отнесла тарелку в его комнату. Общаться с малознакомыми людьми парню совсем не хотелось. К счастью, мама и не заставляла его это делать. Едва она вошла в его комнату, веселая улыбка сползла с ее лица.
—И принесла ж нелегкая Маринку под самый праздник. Вот она вечно так делает! Чтоб самой не тратиться на новогодний стол, она в гости едет и живет со своим выводком неделю. Я столько лет отнекивалась, а в этом году не успела ничего придумать, как она заявилась. – Казалось, мама совершенно забыла, что ее слышит сын. Спохватившись, она пояснила:
—Сынок, ты не подумай, я тетю Марину люблю. Но мы с ней росли не очень дружными. Она рано из дома уехала, я маленькая еще была. Потом я вообще переехала, общались только по праздникам.
—А они к нам надолго? – Максим понимал, его комната будет принадлежать только ему недолго.
—На пару дней — точно. Скорее всего и на новогоднюю ночь останутся. Придется тебе потесниться. Ты поспишь на диване, а на кровати твои двоюродные племянники лягут. Не волнуйся, они ненадолго. У нас все каникулы потом будут впереди. – Мама словно прочитала мысли сына. Знали бы они, что их жизнь еще долго не вернется в прежнее спокойное русло.
Засыпая, Максим еще не знал, что утром ему предстоит пройти одно из самых сложных и тяжелых испытаний в его жизни.
—Боооожеееее! Да как же так тоооооо? Да на кого ж ты нас остааааааавил-тоооооооо! – Максим проснулся от крика и завывания, схожего с пожарной сиреной.
—Лидка! Перестань причитать! Все хорошо будет! Скорая уже едет! – Строгий голос, похожий на голос мамы, резко одернул причитающую. Крики прекратились, перейдя во всхлипывания и бормотание.
—Да чего там они сделают-то? Холодный уж!
За закрытой дверью комнаты Максима шла какая-то возня. Детей его двоюродного брата не было, видимо их подняли раньше. Максим спал крепко, особенно по утрам, когда надо было просыпаться в школу.
Посмотрев на часы, он удивился – всего шесть часов утра. Еще спать и спать. Но непонятная суета в доме не давала покоя. Было не по себе от слов тетки.
Приоткрыв дверь, он увидел, что в квартиру почти бегом вбежали двое мужчин в синей форме скорой помощи.
—Куда, бахилы! — Мама рванула вслед за медиками, но тут же остановилась и отшатнулась, так как оба мужчины, осмотрев кого-то, встали, произнеся:
—Нечего спасать. Часа два уже, как все! Не меньше. Пойдемте, документы заполним. И полицию вызовите.
Максим снова прикрыл дверь. Стало еще страшнее. Тряслись руки и ноги, хотелось вернуться в постель, накрыться одеялом и заснуть.
А потом, через пару часов, проснуться и убедиться, что все происходящее было не более, чем страшным сном. Собрав волю в кулак, как учил тренер, Максим снова приоткрыл дверь. В коридоре стояли те самые медики:
—Надо же, молодой совсем. Тридцать лет и уже вот так, во сне.
—Ну и хорошо, что так! Не мучился. Заснул и все! Всем бы так, а то ж тянется иной раз по несколько лет мучение. Вскрытие покажет, что да как, но я подозреваю сердце. Сейчас мужик слабый пошел.
—Не говори. Наверное, жена айфон попросила, вот сердечко-то и того! – Грубый мужской юмор заставил Максима снова закрыть дверь.
Получалось, что здоровый еще вчера сын тети Марины, сегодня утром не проснулся. Максим вчера толком не успел его рассмотреть, но он явно не производил впечатления больного или умирающего человека.
Он резво сбегал в припаркованный внизу автомобиль и принес два огромных чемодана. На то, что утром у него остановится сердце, не указывало ничего.
После медиков в квартире появилась полиция. Максиму так и не удалось заснуть. Казалось, о нем все забыли. В его комнату никто не заходил, но за ее пределами происходило что-то невообразимое. Крики, слезы, причитания.
Кому-то стало плохо и снова пришлось вызывать скорую. Приехала та же бригада. На этот раз мужчины рассуждали о том, какая неспокойная смена выдалась, и уже не шутили про слабое сердце, остановившееся из-за дорогостоящих подарков на Новый год.
Примерно в десять часов Максим понял, что ужасно хочет в туалет и поесть. Выходить из комнаты было так же страшно, как покидать убежище во время зомби-апокалипсиса, но организм настойчиво требовал удовлетворить потребности.
Тихо открыв дверь, Макс проскользнул в туалет, а оттуда – обратно в комнату. Он заметил, что в кухне сидели муж тети Марины и дети усопшего. Все подавленные, заплаканные, бледные. На столе валялись пустые блистеры таблеток, стояло несколько пустых стаканов. Видимо, только Максима природа заставляла хотеть есть. У остальных горе напрочь отбило аппетит.
Максим просидел еще час. За дверью стало тише. Ему было жалко двоюродного брата. Как бывает жалко всех, кто ушел слишком рано. Но он не чувствовал какого-то особенного горя или потери. Он вчера впервые увидел этого родственника. Может, с ним было что-то не так? Чтоб не думать о голоде, Максим пытался разобраться в своих чувствах, но вскоре понял, что не испытывает совершенно ничего.
От этого было еще страшнее покидать комнату. Она оставалась его спасительным островом в океане скорби. В кухне – рыдают родственники, в комнатах – тоже. И только тут было тихо. Максим попытался спать, но сон предательски покинул его еще рано утром. Телефон давно разрядился, а зарядка была в кухне. Не придумав, чем бы заняться и постеснявшись в такое время отвлекать внимание на себя, Максим решил тихо включить телевизор. Как назло, последним он смотрел развлекательный канал, где как раз сейчас шла юмористическая передача.
Едва он успел сделать звук тише, как на всю комнату раздался взрыв хохота, который привлек внимание скорбящих. В комнату ворвались тетя Марина и жена погибшего, ее невестка. Они вбежали с таким видом, словно Максим был их личным врагом, которому они много лет хотели отомстить.
—Ты что, с ума сошел? Ты чего тут творишь? В доме горе, а тебе весело? Поржать захотел, гадость такая? Есть совесть у тебя! – Вдова молодого человека едва сдерживалась, чтоб не надавать Максиму пощечин.
Пока невестка сыпала оскорблениями, тетка сбегала за матерью Максима.
—Вот, полюбуйся, какую бездушную заразу ты воспитала! В доме горе! Человека больше нет, а ему хоть бы хны! Телевизор включил! Юмористические передачи смотрит! В каком стаде гиен тебя воспитывали, ирод! – Тетка нависла над растерянным парнишкой, как лавина, готовая вот-вот сорваться и поглотить его своей массой.
Мама, которая в обычное время всегда заступалась за сына, на этот раз повела себя совершенно непонятно. Отвесив сыну подзатыльник, она схватила его за шиворот и вытолкала в коридор.
—Вон отсюда! И не возвращайся, пока не научишься вести себя по-человечески! Это ж надо! телевизор он смотрит.
Максиму очень хотелось сказать маме, что ему жаль, что он тоже скорбит, но не понимает, почему нельзя тихо смотреть телевизор? Он же никому не мешал? Это был первый в его жизни покойник, парню были незнакомы похоронные суеверия и традиции.
—Вот тебе и канун Нового года. Елка, конфеты, мандарины…— Максим наворачивал уже третий круг по району, доходя до школы и возвращаясь к дому, в надежде, что о нем вспомнят и вернут домой. Телефон он не взял, позвонить ему не смогут. Вдруг мама все же одумалась? Сейчас выйдет, снова немного поругает (необидными словами обзовет и просто пожурит, так как раньше она никогда не позволяла себе так называть парня) и позовет обедать. Живот предательски урчал, выдавая ужасные кульбиты.
Мало того, Максим по ошибке схватил тренировочную куртку, которая почти не грела и нужна была для того, чтоб спортсменов не продуло на улице. Поняв, что он имеет неплохие шансы замерзнуть насмерть, Максим решил пойти в ближайший торговый центр. Там хотя бы не холодно. Домой он вернется вечером. Пусть теперь понервничают!
В Максиме даже на мгновение взыграла обида. Да, в их доме горе, но мать и сама не особенно радовалась гостям. Неужели горе сестры сравнится с тем, что ее родной сын сейчас замерзает на улице, голодный и испуганный, не понимающий, за что вытерпел такие унижения и оскорбления? Неужели поведение матери – норма, а полное отсутствие скорби у Макса — нет?
—Я ненормальный! Я…я..! Не умею сопереживать чужому горю! Не умею соболезновать! Не понимаю, когда надо молча просидеть в комнате, без развлечений. – Максим говорил четко и уверенно, чеканя шаг под каждое обвинение.
—Малец! Ты чего? Ты нормальный! Посмотри на себя – красивый, высокий! Не переживай! – Незнакомый мужчина нетвердой походкой подошел к Максу, который не заметил, как начал рассуждать вслух.
—Дяденька, извините, я спешу, меня мама в магазин послала! За горошком! – Максу хотелось побыстрее отвязаться от странного, да еще и не трезвого мужчины.
—Иди! Но учти! Ты – молодец! Ты – нормальный! Шли всех нафиг! Вот, купи себе чего-нибудь! – С этими словами незнакомец достал из кармана бумажник и протянул Максиму тысячную купюру.
—Да вы что, не надо мне ничего! – Макс заметил, что на них начали косо посматривать прохожие.
—Бери! Не переживай! У меня сын вот такой же, как ты! Но я его не вижу. Много лет уже. Жена увезла. Сказала – сын не должен видеть отца-алкаша. А я разве алкаш? Я просто одинокий и несчастный. Никто меня не понимает. Я не от радости, а от боли и грусти пью! Так что, парень, бери! Бери и не смей себя считать плохим! И никому не верь! Все врут! Все! В себя верь! И не грусти! Никогда не грусти! Иди вот, купи себе чего там вы, молодежь, любите! Мало, еще добавлю? – Мужчина снова решительно рванул замок куртки и полез во внутренний карман за бумажником. Максим поспешил взять одну купюру и заверить незнакомца.
—Не надо больше! Все, дяденька, я эту возьму! Спасибо вам! Я не буду себя так называть! Вы бы домой шли, холодно на улице.
Мужчина ушел, а Максим едва ли не бегом направился к кафе. От голода уже кружилась голова и подкашивались ноги. Мама говорила, что у него сейчас самый рост, поэтому готовила ему очень много, а он ел, но совсем не набирал вес, хотя тренер требовал набрать массу. Сегодня он не ел почти весь день и уже плохо воспринимал происходящее.
После кафе, покружив еще час по торговому центру и уже примелькавшись охраннику, Максим снова пошел бродить по городу. Недаром говорят, инстинкты способны затмить разум. Когда он хотел есть, горечь обиды не так сильно сжирала его. Но сейчас стало в несколько раз хуже.
Неужели он действительно такое чудовище, что мать выставила его из дома? В их семье не принято было так себя вести. Мама всегда говорила, что проблемы надо решать мирно, разговорами. Сегодня она совершенно не мирно отвесила ему подзатыльник и выбросила за дверь, словно нашкодившего щенка.
Одиночество, непривычное и оттого еще более страшное, окутывало его, словно плотный кокон, не позволяя вздохнуть. Вокруг была толпа. Кто-то спешил домой, кто-то в магазин, кто-то разговаривал по телефону, принимая или отправляя поздравления.
Неожиданно Максу вспомнилось стихотворение, которое он когда-то где-то слышал, но даже сам не заметил, как запомнил. Видимо, память сработала очень избирательно, сохранив этот «сюрприз» для подходящего случая.
—Нет в мире хуже одиночества, чем одиночество в толпе, когда бездумно всем хохочется, а плакать хочется тебе! – Пробормотал Максим, снова не заметив, как начал размышлять вслух.
День близился к своему завершению многие жители уже усаживались за праздничный стол. Даже на улицах людей становилось все меньше. Максим вошел в другой торговый центр, где его размышления услышала пожилая женщина, спешившая из магазина домой, прикупив недостающие для праздничного стола продукты.
—Сынок! Ты что? Что случилось? Что такой грустный? Расскажи, облегчи душу!
В обычный день Максим вежливо улыбнулся бы и прошел мимо, но сейчас ему было слишком плохо. Вопрос собственной нормальности и умения сопереживать чужому горю вдруг стал для него самым важным в жизни.
Женщина подвела парня к скамейке, усадила и терпеливо слушала, пока он рассказывал о том, какое ужасное происшествие случилось сегодня в его доме. Все время, пока Максим говорил, женщина тихо гладила его по волосам и это движение магическим образом успокаивало.
Словно он снова малыш, разбивший коленку, прибежал к маме и просит пожалеть его. Как только Максим умолк, она заговорила, тихим, убаюкивающим голосом:
—Мальчик, ты совершенно нормальный, не кори и не ругай себя! Просто все мы люди и не умеем переживать трудности одинаково. Каждый страдает по-своему. Один громко рвет на себе волосы, другой уходит в себя и доводит себя до нервного истощения и сердечного приступа. Нельзя всех в один ряд ставить и оценивать. Твои родственники были неправы, но ты их не вини – они вот так горюют. Ты – иначе! Это не значит, что ты плохой или ненормальный. Просто ты переживаешь по-другому.
—И что же, я теперь всегда такой буду, как каменный? – Максиму стало страшно. Вдруг в нем совсем нет сердца, вдруг он не умеет быть человечным и тетка права?
—Совершенно не обязательно! Все зависит от ситуации. Но помни, никто, слышишь, никто не имеет право указывать тебе, что ты должен чувствовать и как себя вести! Никто и никогда!
—А как же родители? Им же, вроде бы, виднее!
—Родители сейчас не способны адекватно оценивать ситуацию. Просто у них стресс. Они и сами еще не знают толком, как с ним справиться.
—Спасибо вам! Вы торопитесь? Идите домой, я в порядке! – Максим увидел, что все время разговора женщина держала в руках довольно увесистый пакет.
—Ну уж нет! Я тебя тут одного не оставлю. Давай подумаем, к кому ты можешь сейчас пойти, чтоб согреться и поесть? Друзья, родственники, знакомые? Телефон есть?
—Я телефон дома забыл, но наизусть помню номер своего тренера. Он лучший! Он настоящий мужик, он нас никогда в беде не бросает! Он даже лучше, чем друг! – Максим говорил с таким жаром, что женщина невольно улыбнулась.
—Ну, вот и отлично, звоним тренеру! Диктуй номер.
Не прошло и полчаса, как в двери торгового центра быстрой походкой вошел высокий, подтянутый, еще моложавый, но уже полностью седой мужчина.
—Максим? Что случилось? Ты как тут?
—Виктор Степанович, можно я к вам поеду, у меня дома беда. Мне идти некуда! – Сказав это, Максим от усталости и волнения уткнулся в ладони и заплакал. Женщина, звонившая тренеру, отвела мужчину в сторону и быстро объяснила ситуацию. Чем дольше она говорила, тем сильнее хмурился тренер, не понимая, как можно так поступать с ребенком. Зимой, в праздничный день.
—Спасибо вам, что не прошли мимо! Максима я везу к себе. – Лаконично поблагодарил он женщину.
—Вы мне потом позвоните, скажите, как он! Я буду волноваться! – Казалось, сегодня Максиму судьбой были посланы только добрые и отзывчивые люди.
—Хорошо, обещаю!
—Виктор Степанович, вы родителям отправьте сообщение, что я у вас. У меня телефон разрядился еще ночью, я его с собой не взял, когда меня выгна … когда я ушел по улицам гулять. – Осекся Макс, быстро исправившись, чтоб снова не заплакать.
—Хорошо. Я сейчас напишу, а там будем смотреть по ситуации. Хотя тебе сегодня домой лучше не стоит идти. Ты пойми, в горе люди могут совершать необдуманные поступки. Не обижайся на родителей. – Они медленно шли к парковке, беседуя о произошедшем.
—Подождите! Постойте! – Услышали они за спиной.
—Что-то забыли? – Тренер обернулся и увидел ту же женщину, которая успокаивала Макса.
—Да! Забыла. Забыла сказать – если у вас планы, праздник, вы отвезите мальчишку ко мне! Я одна с котом встречаю праздник. Он мне не помешает. Вы-то молодой, у вас, наверное, праздник и шумная компания. А мальчику сейчас не надо все это.
—Не переживайте. Нет у меня никакой шумной компании. Будем встречать Новый год втроем: я, Макс и мой древний пес Рекс, который младше меня всего на пару лет. По дороге на стоянку тренер набрал сообщение родителям Максима, но ответа не получил даже добравшись до дома, выстояв несколько столичных праздничных пробок. Казалось, в благополучной семье что-то сломалось, пошло не так, как должно быть.
—Вы знаете, я на них совсем не злюсь. Ни на родственников, ни на маму. Им тяжело. Был человек, и нет. Причем, в их доме, перед праздником. А я ведь уже не ребенок, должен понимать, что телевизор-то не к месту был. К тому же, у родителей теперь всегда праздник с похоронами будет связан. Я-то молодой, мне легче. А им каково? Обиды во мне нет и на грамм. Я вот только одного не понимаю. Неужели я и в самом деле такой черствый, раз повел себя так? Не плакал, не сопереживал? Просто сидел молча и есть хотел? Неужели во мне ничего человеческого не осталось, кроме инстинкта?
Тренер, который только что очень плохо подумал о родителях парня, решил не озвучивать своих мыслей, поразившись не по-детски мудрым рассуждениям подростка.
—Нет, Максим, ты не такой, каким тебя обозвали. Я уверен, они уже пожалели о сказанном и обязательно извинятся перед тобой. Просто у нас так люди устроены, не умеют выражать своих эмоций и считают, что остальные выражают их неправильно. Это очень серьезная и, к сожалению, очень распространенная проблема. Порой человек просто не знает, как ему горевать. Одни ему говорят – не плачь, покойника в слезах топишь! Другой скажет — чего ж ты, истукан дубовый, даже слезу по родственнику не пустишь! Третий потребует быть сильным, держаться и стать опорой для более слабых, совершенно не подозревая, что ты — и есть тот слабый, кому больше всех нужна поддержка. И неважно, что ты – сильный взрослый парень, который выглядит совершенно спокойным и не горюет.
Тренер потрепал Максима по голове и продолжил:
—Понимаешь, просто в вашей ситуации ты оказался тем слабым звеном, на которое остальные обрушили свое горе, непонимание, непринятие, негатив. Обрушили потому, что знали – ты не сможешь дать отпор в силу возраста. Но ты – ребенок. Ты – имеешь право на поддержку. Ты не должен, словно вешалка, цеплять на себя переживания окружающих. Рано или поздно даже самая прочная вешалка ломается. Вот только потом, после перелома, бывает очень сложно, а порой невозможно, восстановиться. Не переживай о том, что ты не скорбишь. Ты – нормальный! Просто ты попал в сложную ситуацию! Ой, Макс, а мы и забыли совсем – куранты бьют. Давай-ка поздравим нашу знакомую, которая просила сообщить о твоем самочувствии. – Тренер перевел взгляд на работающий телевизор, с экрана которого на всю страну звучал бой курантов.
Максим слушал, как били часы на Спасской башне, как грянул залп гимна и в небо за окном взлетели яркие искры салюта. Ему было необходимо поверить в себя. И судьба послала ему для этого самых лучших вестников.
