Катя вытирала посуду и думала:
— Почему такое слово, как «свекровь», рифмуется с таким словом, как «любовь»? Прям какая-то вселенская несправедливость! А где справедливость? — продолжала думать она.
— Земля родила таких людей, как Калигула, Гитлер… и её свекровь Анна Ивановна. И ведь Господь это всё допустил! Никого ничего не смутило!
— Да… рассуждать здесь абсолютно не о чем. Мне лично с этим миром всё ясно, — заключила Катя и взялась за другую тарелку, повторяя про себя:
— Любовь — свекровь. Свекровь — любовь. Любовь — свекровь.
Супруг Сергей сказал пару дней назад:
— К нам приедет мама.
И не то чтобы сказал, а так, крикнул между делом из соседней комнаты, а ей… всё… ей уже хватило!
Настроение резко испортилось, и она прокручивала в голове ещё не состоявшийся визит.
Катя не знала, она больше переживает до приезда свекрови, невольно накручивая себя, или всё-таки во время её визита. Но мысли летели, и остановить их было нельзя.
— Если она мне скажет вот так… я ей скажу… вот так. А если опять начнёт… — прикидывала Катя в голове все «наезды» свекрови… и, конечно, о том, что у неё кругом бардак — это классика жанра, и она ей никогда не изменяла.
Вот и драила всю квартиру — тишина дороже, хотя она всё равно будет неряхой… Катя как-то кричала в ответ от обиды:
— Вот зачем вы так, Анна Ивановна? Я — ряха, и ещё какая ряха!
Тогда, пару дней назад, когда Сергей сказал, что свекровь приезжает, Катя, как в анекдоте, чуть не спросила:
— Какого…
— Числа? — крикнул Сергей из соседней комнаты.
— … черта, — но так было в анекдоте, а в жизни… Катя опять смолчала. Задёргалась и стала судорожно готовиться к приезду… мамы… как просил её называть Сергей.
Вообще, Катя не очень понимала, почему она должна свекровь называть мамой. Она её рожала? Нет. Воспитывала? Нет.
И ещё очень много таких «нет». Мама — она одна! Их не может быть десять! — парировала она в ответ на неприятные просьбы мужа.
Катя никогда не разбрасывалась словами, и её «люблю», как и «ненавижу», всегда что-то значили. А тут вдруг «мама»? С чего?
Свекровь трепала нервы постоянно. Причём делала она это с особым удовольствием и изяществом.
Самое ужасное то, что этот процесс приносил ей удовлетворение, и это было видно невооружённым взглядом.
Катя поначалу держалась, а потом стала давать отпор.
Ух, сколько было ссор! Серёжка всегда молчал — маменькин сынок… да, наверное, и папенькин тоже, — глядя на супруга в такие минуты, думала Катя.
Отец рано бросил семью, хотя в воспитании сына всегда участвовал.
Анна Ивановна осталась одна с маленьким Сергеем. Женщина, холодная, сильная, расчётливая. Наверное, за счёт таких качеств она и выжила, а Серёжка — мамина радость — всегда был рядом и всегда «грел», как мужчина, которого ты родила, и, конечно, был самым лучшим на свете.
Она хотела воспитать его идеальным! Лучшим в мире мужчиной! Вложить в него всё самое лучшее и самое светлое, что когда-то было в ней самой.
Родила она его после бурных романов. Кавалеры все были хоть куда, а она остановила свой выбор на скромном, тихом романтике.
Серёжка вышел весь в папу — нежный, добрый мальчик.
Они всегда прекрасно ладили. Серёжа очень любит мать, та — его. Так они и жили, а потом появилась Катя, и Анна Ивановна быстро поняла, что на этот раз всё серьёзно. Это не какой-то очередной мимолётный роман сына, каких было у молодого человека довольно много.
А сейчас он любит по-настоящему, и эта молодая пигалица — высокая, стройная, с фигурой «песочные часы», русые волосы, пухлые губки, плюс «всё у неё на месте» — хочет отобрать её Серёженьку.
И с этим надо было что-то делать!
Катя часто злилась и выговаривала Сергею:
— Пойми, твоей матери, чтобы быть свекровью, не обязательно рожать сына — тебя, в данном случае. Она может просто так гнобить какую-то девушку.
Тот отвечал:
— Ты перегибаешь. Мама, она такая, она так заботится. Относись к этому спокойно.
Катя много раз анализировала подобную ситуацию и всегда приходила к тому, что всё должно иметь пределы. А пределов у Анны Ивановны не было!
Доходило до того, что Катя приводила пьяного Сергея к Анне Ивановне домой со словами:
— Забирайте! Раз вы так боитесь с ним расстаться! Вы вообще внуков-то хотите? Может, не стоит к нам в спальню заходить в самый разгар?
Свекровь в ответ:
— Я думала, у вас телевизор горит…
— Семь раз за ночь?
— Девочка моя, а ты знаешь, какие сейчас счета приходят? Внуков я, конечно, хочу, но не от такой гулящей, как ты! — парировала свекровь.
— Я? Гулящая? То, что меня за руку подержали и сводили выпить кофе — простите, но это ещё не измена!…
Серёжка тогда хорошо ответил матери:
— Твоя-то от тебя гуляет, — заявила она.
Он отвечал:
— Ну и пусть, она тепло одета…
— В чём? — не уступала мать. — В короткой юбке? С такими ногами?
— Ма, — Сергей улыбался, — она женщина, ей хочется нравиться другим мужчинам, ей хочется кокетничать — это женская природа! Но она со мной! Она моя!
— Ой, Серёжа, Серёжа, дай Бог, чтобы я ошибалась… — подходила, целовала, навевала сомнений и уходила.
Во всех их ссорах Сергей молчал. Молчал, иногда говорил своё:
— Ма… ма… ты перегибаешь… ма… ты не права… Ма…
Женщины во время ссоры часто вбегали к нему в комнату со словами:
— А чего ты такой спокойный? Две бабы место не могут себе найти из-за тебя, а ты лежишь на диване…
Он, отодвинув книгу:
— Девочки, у меня диссертация… — и опять улетал в учебники.
И всё, и женщины оставались сами с собой.
Когда свекровь уезжала, всё быстро приходило в норму. Работа Кати, Серёжкина диссертация, вечером телевизор, они вдвоём в обнимку на диване — тихая жизнь, как у всех… О чём ещё мечтать?
А когда приезжала мама… всё быстро возвращалось на круги своя.
Последний случай добил её окончательно.
— Почему ты ходишь в засаленном халате перед моим сыном? — отчитывала невестку свекровь.
— Да твою налево! — кричала Катя. — Я пашу, как лошадь, каждый день! Потом домашние дела… ну как мне ещё ходить? А вас, Серёженька, — у меня диссертация! Я понимаю, что его «драндулятор» на искусственном интеллекте спасёт всю российскую науку, но… Знаете что, Анна Ивановна — валите! Это мой дом, и я сама решаю, кому здесь быть!
Она ушла, и больше они не общались. И вот Серёжкино:
— Приедет мама.
— «Зай», ты уже по десятому кругу трёшь эту тарелку, — он тихо подошёл сзади и обнял супругу.
— Мама твоя… — тихо проговорила Катя.
— Я с ней поговорил… думаю, всё будет хорошо… — Он прижал её к себе.
Она таяла в его руках и всё терпела. Нет, Серёжка классный — высокий, стройный, худощавый, с красивой улыбкой, смазливый, как девочка. И по дому поможет, и позаботится о том, чтобы выходные проходили интересно, и цветы, и подарки, несмотря на то, что конфетно-букетный период остался далеко в прошлом… Но его мама…
— Я начинаю нервничать уже за несколько дней до её приезда. Я устала очень, Серёж…
— Она побудет два дня и домой, — успокаивал её Сергей.
— Два, не три, как обычно? — Катя сказала и поняла, что со стороны она сияет, как три солнца.
— Всё будет хорошо! — сказал Сергей, делая акцент на каждом слове.
— Это мамина машина сигналит, — сказал Сергей и направился к двери. Катя посмотрела в зеркало, собралась, натянув дежурную улыбку, и последовала вслед за мужем.
— Мамуля, привет, — Сергей распахнул двери, взял у матери сумки. Вошла Анна Ивановна. Женщины встретились взглядами и обе произнесли:
— А давайте пройдёмся, — а потом впервые рассмеялись, глядя друг на друга.
— А давайте! — Сергей поддакивал игриво. — Идите, у меня диссертация, погода хорошая, весь стол, что Катя приготовила к твоему приезду, я сам съем.
Женщины смеялись и вышли во двор.
— Здесь парк недалеко, Летний сад, театр под открытым небом. Новый мэр старается понравиться, вышло здорово. Пойдёмте, — предложила Катя.
Та в ответ улыбнулась и кивнула.
— У меня куча изменений в жизни… в общем, не знаю, как сказать, — по дороге начала рассказывать Анна Ивановна и заулыбалась. — Возьмись за что-нибудь… нет, правда!
Катя удивлённо повела бровями.
— Правда, возьмись, — настаивала свекровь.
— Ну, я не знаю, давайте я за вас возьмусь, — она взяла её крепко за руку.
— Я теперь невестка!
— Конец света! — Катя рассмеялась.
Они немного помолчали, идя к светофору и ожидая зелёный свет. Перешли на соседнюю улицу.
— В общем, — продолжала Анна Ивановна, — нужна подробная инструкция, как общаться с тяжёлой свекровью…
Та не дала договорить:
— Уж точно не так, как я! Простите меня, Анна Ивановна! Мне не надо было так себя вести, но… когда такие страсти, как замолчать?
Анна Ивановна в ответ тяжело вздохнула:
— Я сама виновата. Понимаешь, когда сын, ты всё в него. Я — женщина. Мой сын — мужчина, противоположный пол. Ты думаешь: уж это будет лучший в мире мужчина! После такого количества дебилов, которых я встречала…
— Он такой, — Катя перебила, — тут получилось на все сто! Он очень классный!
— Вот… — продолжила свой рассказ Анна Ивановна. — Ты для него кого-то видишь. Какую-то женщину, но ты совсем не из моих представлений! — с этими словами они обе остановились и пристально смотрели друг на друга. — Я не к тому, что это плохо, Катюш, я к тому, что я растерялась, а Серёжка всё: Катя, Катя, Катя, Катя. Я в него столько вложила, и у меня получалось, и тут что-то пошло не по плану! Я задергалась!
Я поплыла. Я поняла, что всё. Сейчас он к тебе переедет, и всё… мама куку…
— Анна Ивановна… вот уже и парк, там кофейня на причале, пошлите по капучино… там продолжим, милое место.
Та кивнула.
— Он вас так любит! Что вы? Как все? — поясняла Катя.
Анна Ивановна сделала гримасу:
— Ну и понимаешь, пилила тебя, а сейчас, когда оказалась в твоём «лагере», у меня глаза открылись.
Они зашли в кафе и сели за столик с видом на реку. Катя заказала капучино. Официант вскоре принёс, и Анна Ивановна продолжила рассказ:
— В общем, эта старая курица… простите меня, Господи! Я прозвала её Дункан Маклауд в юбке, — говорила она про свою свекровь.
Кате шутка понравилась.
— Запилила совсем. Ей девяносто два… Антон Иванович — сын, хороший мужчина. Настолько с человеком легко, ты не представляешь!… Поехала в тур по Европе. Там познакомились… милый мужчина. Переехала ж к нему!…
На минуту возникла пауза, потом Анна Ивановна изменилась в лице:
— Я внучку хочу, чтоб была на тебя похожа. Я запилила тебя совсем! А потом внука такого, как мой сын.
— Тут ничего обещать не могу, — улыбалась Катя, — такой точно один!
Обе женщины заулыбались.
Возникла пауза, потом продолжила уже Катя:
— Защитится он сейчас, будет легче, пойдёт работать, всё как-то устаканится. Я не буду ходить в засаленном халате… простите, — ей стало неловко за такие воспоминания.
— Прости меня, это был сильный перегиб, — искренне извинилась Анна Ивановна.
Катя рассмеялась:
— Сильный был в другом, когда я Серёжке сказала: Анне Ивановне не обязательно рожать сына, она может просто так гнобить какую-то девочку.
Та смеялась долго:
— Неужели это всё про меня? Блин, ведь я такой была… — произнесла Анна Ивановна и закрыла лицо руками.
— Ужели… — шутя отвечала Катя. — Отношения — они всё меняют. Я заметила, что у вас что-то поменялось — вы аж сияете вся, вот когда вошли в наш дом.
Потом Катя виновато добавила:
— Знаете, я ведь шутки про свекровь собирала?
— Слушай, расскажи, — оживлённо реагировала Анна Ивановна, — смешно ведь.
— Да, эта, наверное, не покажется такой смешной: что такое двойственные чувства — твоя свекровь едет на твоём мерседесе в пропасть.
Анна Ивановна замялась, потом добавила:
— Да уж… не очень, но смешно, да.
Они какое-то время молчали.
— У меня есть для вас сюрприз, — загадочно сказала Катя. — Пойдёмте.
Они вышли из кафе и зашли в театр под открытым небом, где были единственными зрителями. На сцене труппа местного театра сыграла постановку, которую придумала Катя — вся жизнь Анны Ивановны от учёбы в школе до рождения Сергея.
Выспрашивала у Сергея самые значимые события жизни его мамы, заказала сценарий пьесы. Заплатила кучу денег местному театру, ещё и заняла немного, но сделала.
Анна Ивановна и радовалась, и смеялась, и переживала снова самые яркие моменты своей жизни. Аплодировала труппе стоя, а когда выходили из театра, расплакалась, обняла невестку и тихо сказала:
— Прости меня, Катюш.
Домой вернулись за полночь. Сергей уже спал. Катя заглянула в спальню, стояла и смотрела на любимого, лучшего в мире мужчину, а потом услышала за своей спиной:
— Мой мальчик… — тихо прошептала Анна Ивановна.
От неожиданности Катя вздрогнула.
— А теперь и твой, — тихо добавила свекровь.