«Почему ты делаешь меня лучше?» — сказал Владимир, и Тамара поняла, что страсть затмила разум

Смирнов покинул кабинет спустя полчаса, оставив после себя документы и ощущение полного краха.

Тамара осталась в пустом помещении, пытаясь разобраться в своих чувствах.

Вечером зазвонил телефон. — Тама? — голос Владимира звучал далёко и искажённо. — Где ты? — В Киеве.

Слушай, я всё объясню… — Не нужно. — Она удивилась спокойствию своего голоса. — Елена Петрова оказалась права.

Ты — мастер мошенничества. — Тама, дай мне высказаться… — Прощай, Владимир.

Она повесила трубку и долго разглядывала картины на стенах.

Завтра их снимут, упакуют в коробки и отправят на склад.

Через неделю здесь повесит одежда — платья и брюки.

И что дальше?

Дальше оказалось проще, чем она ожидала.

Игорь не стал задавать лишних вопросов, когда она рассказала о закрытии галереи.

Он обнял её, предложил отпуск и начал строить планы. — Можешь открыть свою галерею, — сказал он. — У меня есть деньги. — На твои? — На наши.

Тамара удивлённо посмотрела на мужа: — Почему ты так спокойно ко всему относишься? — К чему именно — к твоему роману или к галерее? — К роману.

Игорь задумался, подбирая слова: — Знаешь, когда женишься, думаешь, что знаешь человека.

Но годы проходят, и понимаешь, что знаешь лишь привычки.

А душа остаётся загадкой. — И что из этого? — Да ничего.

Я увидел в тебе другую женщину.

Мне это понравилось. — Даже если эта яркость появилась из-за другого мужчины? — Даже если. — Он улыбнулся. — Я люблю тебя не за верность.

Я люблю тебя просто так. *** Через полгода она открыла галерею.

Небольшую, расположенную на первом этаже старого дома в центре города.

Игорь помог с оформлением документов и финансами, но не вмешивался в творческие решения.

Первую выставку организовала с работами неизвестных художников.

Сергей Морозов принес новые полотна — ещё более смелые, чем раньше.

Ольга Григорьева представила серию портретов одесских рыбаков.

Ещё пятеро молодых авторов, никому не известных.

Открытие прошло скромно — около тридцати человек.

Но все остались до конца, покупали картины, спрашивали контакты художников. — Как идут дела? — спросил Игорь вечером. — Хорошо. — Тамара устало сняла туфли. — Продали три работы. — Прибыль есть? — Едва покрыли расходы.

Но это начало.

Он обнял её сзади, уткнулся носом в волосы: — Знаешь, что изменилось? — Что? — Ты больше не ворчишь по утрам. — Это плохо? — Нет. — Он поцеловал её в висок. — Теперь это хорошо.

Спустя год позвонил Владимир.

Тамара сразу узнала голос, хотя он стал усталым. — Привет, Тама. — Привет. — Как дела? — Нормально.

А у тебя? — Тоже нормально. — Пауза. — Слышал, ты открыла свою галерею. — Да. — Поздравляю. — Спасибо.

Молчание между ними.

Тамара слышала его дыхание и ощущала странную грусть.

Не в нём — в том времени, когда всё казалось возможным. — Тама, я хотел сказать… — Не надо, — перебила она. — Всё в порядке. — Правда? — Правда. — Я рад.

После разговора она долго сидела в своём маленьком кабинете, смотрела на работы молодых художников и размышляла о сделанном выборе.

О том, что в жизни редко бывают однозначно правильные или неправильные решения.

Есть лишь последствия.

И она была готова принять свои.

На стене висела картина Сергея Морозова — абстракция в красных и золотых оттенках.

Та самая, что когда-то показал ей Владимир.

Сергей подарил её на открытие галереи. — Это для вас, — сказал он тогда. — За то, что поверили.

Тамара улыбалась, глядя на вихри красного и золотого.

Владимир был прав в одном — искусство должно быть живым.

Но ошибался в другом: быть рядом с искусством и быть частью его — это не одно и то же.

За окном стемнело, на Лысянской зажглись фонари, а в городе люди совершали свои неверные выборы и жили с их последствиями.

Тамара собирала вещи и готовилась идти домой, к мужу, который любил её просто так, и к жизни, которую выбрала сама.

И этого было достаточно.