—Да как тебе вообще не стыдно такое говорить! Это твоя сестра! Она тебе как мать! Нет, она тебе даже ближе, чем мы с отцом. Она тебя вырастила, воспитала, на ноги поставила! – Казалось, с каждым словом мать Инны, Екатерина Гавриловна, брала все более высокую ноту, пока не перешла на крик, который сменился едким старческим кашлем.
—Мам, перестань нервничать. У тебя сердце. – Инна с трудом сдерживалась, чтоб не высказать матери все, что накипело за все эти годы. Но она прекрасно понимала – пожилая женщина не услышит половину сказанного, а вторую половину поймет совершенно не так, как планировала Инна.
—Вот именно! У меня сердце слабое! У отца – тоже. Мы нуждаемся в твоей заботе. Ты вообще помнишь, что тебя мы рожали в надежде на то, что ты станешь нашим утешением в старости. А ты – одно расстройство. Ты должна была стать для нас опорой и поддержкой! А ты?
—Мам, очень «приятно» такое услышать, но вас я никогда не расстраивала. Все ваши проблемы от Машки. Или вы меня заодно и ей на «радость» родили? Так я не помню, чтоб она это чем-нибудь заслужила. И не растила она меня, да и на ноги я сама встала, пока она «жизни радовалась».
—Инка, ты это бросай! Я тебе повторяю – ты обязана сестре помогать. И нам. Это – твоя святая обязанность.
—И как можно было мне завидовать, когда родители меня под «полтинник» надумали родить? Надо на законодательном уровне запретить старухам рожать! – Буркнула себе под нос Инна, покидая квартиру родителей, чтоб уже вечером вернуться сюда, измерять давление, раздавать лекарства, ставить капельницу, если понадобится.
Похоже, на медицинский факультет ее отправили тоже с «дальним прицелом», чтоб в старости иметь своего карманного врача. Какие предприимчивые родители! И почему Инне этого их качества не досталось ни капли. Похоже, ни одна из дочерей в родителей не пошла.
***
С самого детства Инна чувствовала на себе этот груз – быть родительской опорой тогда, когда они уже утратят способность заботиться о себе. Девочка появилась на свет, когда родителям вот-вот должно было исполниться пятьдесят. Поздний ребенок, за которого мать постоянно получала комплименты:
—Ой, Катенька, какая ты смелая! Молодец! На радость себе и мужу решила деточку родить. Все правильно, старшую определили, можно и снова за лялечкой сходить!
Только став взрослой Инна поняла, сколько лицемерия было в этих фразах. Ну о какой смелости можно говорить, собираясь в роддом за пару лет до пенсии.
Ладно бы, если б Инна была у родителей первым, долгожданным и выстраданным ребенком. Но она была второй. Родилась тогда, когда родители уже несколько раз успели стать бабушкой и дедушкой. Матери тогда это показалось забавным:
—Как мило получилось, у меня внучка и дочка родятся с разницей в месяц!
—А если оба будут мальчиками? – Недовольно ворчал муж, проживший много лет в «бабском» царстве и мечтавший о, пусть и позднем, но наследнике.
—Ну вот Машка пусть парня и рожает, ей все равно уже. А мне нужна еще одна дочка…более удачный вариант.
Маруся появилась в молодой семье, когда родителям едва исполнилось восемнадцать. Юные влюбленные не сразу поняли, что происходит. А когда у девушки начал расти живот, обратились к врачу и пришли в ужас от новостей.
Принимать решение пришлось в считанные минуты. Однако, они так и не простили старшей дочери того, что она появилась в их жизни слишком рано, будто ребенок просил их о своем появлении и мог принимать какие-то решения.
Молодые и неопытные, они не знали, что делать с новорожденным ребенком, как правильно ухаживать за ним, кормить и воспитывать. Машенька росла, как трава у забора, большую часть времени полностью предоставленная сама себе.
Отец через полгода после ее рождения ушел в армию, мать – училась в техникуме и не могла бросить учебу ради заботы о ребенке. Бабушки и дедушки сочли, что молодежи пора взрослеть, умнеть и понимать, что некоторые взрослые поступки имеют взрослые последствия.
Все друзья и знакомые, как могли, помогали молодой матери, присматривали за Марусей, но большинство «нянек» сами нуждались в присмотре. Первая беда случилась, когда подружка Кати не уследила за Марусей и девочка пролила на себя кипяток.
Кате пришлось взять больничный и почти месяц лежать с дочкой в больнице. В это время группа сдала сессию, а Кате потом пришлось бегать за преподавателями, чтоб сдать зачеты и экзамены.
Один старый профессор упирался дольше всех, не желая принимать экзамен у студентки, слишком рано ставшей матерью.
—Вы позорите гордое звание студентки! В мое время вас отчислили бы, не раздумывая, за пропаганду аморального поведения! Беременная студентка, студентка с ребенком! Да небеса скоро рухнут на крышу этого многострадального учебного заведения! Как же так можно? Как вам хватает наглости в глаза мне смотреть?
Катя слушала преподавателя, опустив глаза. Но сделала она это не из стыда или раскаяния, а из-за ненависти. Ненависти к собственному ребенку.
—И надо же было этому орущему комку появиться в тот момент, когда мы были совсем не готовы? – Отчаянно причитала молодая мать, пытаясь успокоить ребенка, у которого несколько дней держалась температура из-за прорезывающихся зубов.
—Катька, ты ей десны чесноком натри. Бабка моя говорила, что это точно поможет! – Одна из соседок вышла в коридор, по которому Катя с дочкой на руках отмеряла уже не первую сотню метров.
—Каким чесноком? С ума сошла? Перцем еще посоветуй натереть! Это ж ребенок. Медом надо намазать. Он зуд снимет и сладко ей будет, заснет быстрее! – Вторая соседка выглянула из комнаты, пытаясь собрать в пучок растрепанные волосы.
—Да я ей готова кирпича кусок в рот положить, лишь бы она замолчала! – От постоянного недосыпа Катя стала похожа на тень.
—Слушай, Кать, а чего ты ее в садик не сдашь? – Предложила подруга, которой пришло в голову натереть маленькой Машеньке рот чесноком.
—Так ведь маленькая еще! Кто ее возьмет? – казалось, Катя впервые услышала о такой возможности
—А как же все остальные отдают? В ясли можно отдавать.
—Так вечером ее все равно забирать. – Катя выросла в деревне у бабушки, куда родители сдали ее в двухмесячном возрасте и забрали в семилетнем, чтоб отправить в школу. Ни о каких садиках она не слышала, поэтому не знала, что может воспользоваться такой возможностью, став мамой.
—Можно и на всю неделю оставлять, на «пятидневку». В понедельник утром принесла, в пятницу вечером забрала. И все – живи себе припеваючи.
—И почему я об этом не знала раньше! – Обрадовалась Катя и уже на следующий день побежала выяснять, возможно ли отправить ребенка в садик на всю неделю. Оказалось, что такую возможность имели все работающие мамы. Катя намек поняла и вышла в вечернюю смену помощником мастера на завод. Девушка готова была на все, лишь бы избавиться от дочери, которая истошно орала круглыми сутками.
И вот, счастливый для Кати день настал – она отнесла дочь в садик, отправилась на занятия, не переживая, кого оставить с ребенком. Даже вечерняя смена на заводе показалась не такой уж страшной.
***
Прошло два года. Из армии вернулся муж Кати, но о том, чтоб забирать дочь из садика почаще, чем на выходные, по-прежнему не было и речи.
Маруся росла, переходила из одной возрастной группы в другую, но в ее жизни ничего не менялось. Она становилась замкнутой и необщительной. Воспитатели нарадоваться на нее не могли — никогда не плачет, не капризничает, домой к маме не просится.
Уже в столь юном возрасте ребенку стало понятно – родителям она не нужна, а значит – нет смысла попусту лить слезы. Умная девочка вскоре придумала план мести родителям, которые не желали любить ее и заботиться о ней.
Едва поступив в школу, Машенька показала родителям, какой «беспроблемной» она может быть. Девочка безобразно вела себя на уроках, за перемену успевала сбегать на улицу и вываляться в грязи, срывала уроки и не желала выполнять домашнее задание.
Родители, которые к тому времени уже плотно были заняты работой, были практически ежедневными гостями в кабинете директора школы. Так продолжалось до тех пор, пока директор не поставил вопрос «ребром».
—Я прекрасно понимаю, что вам достался не самый простой ребенок, но мы вынуждены поднимать вопрос о переводе Маши в специальную коррекционную школу. Она не справляется с программой и мешает учиться другим детям.
Несмотря на уговоры и угрозы родителей, Машенька своего поведения не изменила и попала в коррекционный интернат. Родители снова смогли вздохнуть с облегчением.
Если в садике на пятидневке ребенка приходилось забирать домой на выходные, в интернате дочь могла пробыть весь год. Супруги забирали Машу на каникулы, но уже спустя пару дней привозили обратно, так как не могли справиться с ее неуправляемым характером.
***
Шли годы. Машенька выросла. Казалось, в стенах коррекционного учреждения, ее вполне приличные способности к учебе атрофировались, за ненадобностью. Получив справку об окончании учебного заведения, Маша нанялась работать дворником, так как никуда больше таких, как она, не брали. Родители старались никому не рассказывать о том, что их дочь – дворник, воспитанный в интернате.
Они стыдились ее, избегали общения, не могли найти общий язык. А Маша, несмотря на свое трудное детство и юность, страстно желала, чтоб ее любили. Она искала отношений, готова была броситься на шею любому, кто ее пожалеет и проявит хотя бы каплю нежности.
Получив от работы комнатку, больше похожую на каморку для инвентаря, Маша вскоре начала водить туда своих знакомых. В итоге, от отношений с очередным «коллегой», она родила первенца.
Не сказав никому, она сдала мальчика в детский дом. Родители, узнав об этом, решили, что так тому и быть. Они давно расписались в своем бессилии и даже не пытались воспитывать дочь. Казалось, этот «неудачный» вариант ребенка им скорее хотелось забыть, нежели пытаться что-то исправить в ее нелегкой судьбе.
Первая беременность и появление ребенка ничему не научили Машу. Не прошло и года, как она сдала в детский дом второго малыша, дочь. На этот раз мать и отец решили, что пора вправить Марусе мозги. На семью уже начали оглядываться знакомые и интересоваться, что происходит с их дочерью.
—Машка! Ты в своем уме? Плодишься, как кошка! Неужели мозгов не хватает отказывать своим ухажерам. Или, хотя бы, вовремя прерывать эти свои «недоразумения» — Раздраженно говорила Катерина, совершенно не готовая к тому, что стала бабушкой в тридцать семь лет.
—Не хватает! Не научили! Меня вообще ничему не научили! Только молчать и домой не проситься. Что в садике, что в интернате. Это я усвоила железно. Потому и от вас сразу съехала, как только каморку эту получила. Вы мне еще должны «спасибо» сказать, что не с вами живу. Так что, хватит сюда ходить и морали мне читать. Поздно уже. Если хотите внуков увидеть – так могу адрес детского дома написать.
—Упаси бог! Нет уж, чего мы там не видели? Знаешь что, ты прекращай нас позорить! Хочешь жизнь вести беспутную — уезжай из города, не позорь нас. Мы не обязаны за тебя краснеть.
—Ну конечно! Не вы ж меня такой воспитали. Меня государство воспитало, вот оно пусть и расхлебывает, верно? Пусть оно за меня краснеет. Только знаете, никуда я не поеду! Я тут останусь и буду вести себя еще хуже.
Казалось, Маша претворяла в жизнь старый план мести и совершенно не думала о том, что губит, в первую очередь, свою жизнь.
Впрочем, через пару лет она все же покинула родной город, увязавшись за очередным хахалем. О том, где и как она живет, родители не знали больше десяти лет.
Когда она вернулась, снова беременная неизвестно каким по счету ребенком, родителям было почти пятьдесят. Больше всего Маша удивилась тому, что обнаружила мать тоже беременной.
—Да уж, мать, вот ты даешь! Пенсия на носу, а ты все туда же! Или тебе мозгов не хватило отказать своему мужу? А, наверное, ты не сообразила вовремя прервать это «недоразумение»? — Маша слово в слово повторила слова матери, которыми она когда-то обидела дочь. Катерине стало не по себе.
—Ой, ладно тебе, Машенька. Кто старое помянет – тому глаз вон! Давай старые обиды забудем. Ты что думаешь с ребенком делать? Может, пора подумать о том, чтоб стать настоящей матерью? Годы идут, ты не молодеешь. Представляешь, если у нас девочки родятся вместе! Мне кажется, это будет очень мило! – За то время, пока дочь отсутствовала в их жизни, родители успели вздохнуть спокойно, открыто смотреть в глаза людям и ходить с гордо поднятой головой. Даже в их отношениях наступила настоящая вторая молодость, которая закончилась «сюрпризом», который супруги восприняли как знак свыше.
—Не сумели Машку воспитать, надо родить этого ребенка и учесть все ошибки. К тому же, будет нам на старости лет радость и опора. А там, глядишь, и Машка за ум возьмется. Может быть.
Маша была настроена менее позитивно, хотя и поддалась на уговоры родителей не отдавать ребенка в детский дом. Катерина с мужем решили подарить дочери родительский дом в деревне, который вот уже несколько лет пустовал.
В деревне было проще найти работу, а значит – был шанс, что Маша возьмется за ум.
Как она жила, им было не очень интересно. В качестве «отступных» они каждый месяц посылали ей небольшую сумму, так как устроиться на работу с грудным ребенком на руках ей не удалось.
Сами же родители с головой окунулись в воспитание второй, поздней, но такой любимой дочери.
Инна была на редкость милым и умненьким ребенком. Мать уделяла ей все возможное время, занималась творчеством, рисовала и читала книжки. К тому времени, как девочка пошла в школу, все окружающие отмечали, что малышка получилась на редкость талантливой.
—Да уж, Катерин, вторая девка у вас явно удачнее первой. Ну, а что удивительного – первый блин – всегда комом! – Говаривала соседка, хорошо знавшая семью.
О том, как жила и справлялась с материнством Маша, Катя с мужем почти не интересовались. Они изредка звонили ей, отправляя деньги, и довольствовались ответом «все нормально» на свой опрос о том, как у дочери дела. О том, что она снова не справилась и с этим ребенком, они узнали от общих знакомых.
Кроме прочих, у Маши появилось новое пагубное увлечение – она начала пить. Ее дочку постоянно видели гуляющей по деревне, грязной, оборванной и голодной. В итоге – сердобольные соседи вызвали органы опеки, которые забрали малышку в детский дом.
В это же время Инна делала первые шаги в изучении музыки. Катерина обнаружила, что младшая дочь, кроме прочих, обладает несомненным музыкальным талантом.
Избалованная вниманием и заботой родителей, Инна была очень привязана к ним. Чуть ли не ежедневно она слышала:
—Ты наша поздняя радость! Мы тебя родили, чтоб на старости лет смотреть, как ты растешь и радоваться, что у нас такая дочка получилась.
О своем истинном предназначении Инне удалось узнать, когда сама она достигла двадцатишестилетнего возраста. Родители к этому времени перешагнули семидесятипятилетний порог и постоянно требовали внимания дочери.
—Инночка, надо вечером приехать, продукты привезти. Нам с отцом сложно поднять сумки в квартиру. – Упрашивала мать.
—Инна, надо на выходные к Машке съездить, проверить, как она там. Вроде закодировалась, но мало ли. Лекарств ей отвези и что-нибудь из продуктов. – Давал задание отец.
И Инна выполняла все беспрекословно, хотя давно была взрослой девушкой, жила своей жизнью, работала и встречалась с молодым человеком. Последнее обстоятельство она тщательно скрывала, так как всех ее ухажеров родители моментально отваживали, расписывая, какие ужасы ждут их дочь рядом со столь недостойным кавалером.
Недостойными, по мнению родителей, были все. Инне не сразу удалось выяснить причину такого отношения к ее парням, которых родители просто измучили проверками, допросами и угрозами.
Только пережив очередное расставание, рыдая на коленях матери, Инна услышала, как мать, невзначай, раскрыла ей причины их с отцом поведения.
—Инночка, дочка, зачем тебе вообще эти парни? Ты же с нами должна жить! Мы тебя для чего рожали?
—Чтоб я вас радовала! – Всхлипывая проговорила Инна.
—Это само собой, но ведь ты должна стать нам и сестре опорой на старости лет. Ты – молодая и здоровая, а нам уже тяжело одним, самим себя обслуживать.
—Но какое отношение к этому имеет мой молодой человек? – Инна даже перестала плакать от удивления.
—Самое прямое! Сегодня молодой человек, завтра муж, послезавтра вы детей решите родить, а потом что? Забудешь за своими заботами о нас! Нет уж! Вот уж помрем с отцом, тогда можешь и замужестве думать. А пока – не смей! На первом месте у тебя должны быть мы с отцом! Ты же была для нас на первом месте, пора отдавать долги!
Инна решила, что дальше так жить просто не сможет. Она собрала вещи и сбежала от родителей, несмотря на их возмущенные запреты. Вскоре она познакомилась с парнем и даже съехалась с ним, не сказав об этом маме и папе, которые с возрастом становились все более невыносимыми.
—Инна! Меня завтра надо в поликлинику свозить с утра. Там со мной все пройдешь, домой меня отвезешь и до вечера можешь быть свободна.
—А вечером что? – Настороженно спросила Инна, понимая, что просто так мать от нее не отстанет.
—А вечером мы едем на дачу! Надо все полить, прополоть траву, овощи убрать, которые поспели уже.
—Отлично. А работать мне когда? Мам, вы все на меня надеетесь, но почему вы совершенно не считаетесь со мной? Ты мне только сейчас говоришь, что завтра мне придется прогулять работу, и даже не спросишь, чем мне это будет грозить.
—Так уж прогулять! Там на часок всех дел!
—Ты всегда так говоришь, но мы сидим в очередях по полдня. Даже с учетом того, что я сама медик. А я потом получаю выговоры. Да и на дачу можно съездить на выходных, некогда мне посреди недели бензин тратить на бесполезные поездки.
—Как это, бесполезные? Очень даже полезные, нам надо полить посадки, иначе там все погибнет! Все мои огурчики и перчики!
—Ничего страшного! Новые на рынке купишь. Или в магазине.
—Мне зачем магазинное, если я сама все вырастила? Все! Решено и это не обсуждается! Мы едем на дачу!
—Нет, ничего не решено! Мы не едем. Мне ваши перчики выходят золотые! Не стану я больше так делать! – Порой Инна устраивала бойкот родителям, которые с возрастом стали ужасно капризными, несговорчивыми и обидчивыми. Кроме того, в числе их «добродетелей» не последнее место занимало умение ловко манипулировать дочерью, используя в качестве оружия свое якобы слабое здоровье.
—Ой, сердце прихватило! Инна, неси корвалол! Мне плохо! Вот всегда ты так! Не проще молча выполнить просьбу, чем мне нервы поднимать! Знаешь ведь, что у меня сердце слабое!
Инна покорно принимала свою судьбу, хотя каждый раз ругала себя за слабохарактерность.
Кроме постоянных требований для себя, родители решили, что младшая дочь должна заботиться и о старшей сестре, которая всю жизнь прожила, как хотела, детей раскидала по детским домам и на старости лет оказалась никому не нужной с подорванным алкоголем здоровьем.
Проживала она по-прежнему в деревне и в свои пятьдесят с «хвостиком» выглядела старше своей матери. А здоровье у нее было даже хуже.
Периодически Инне приходилось ездить к сестре в деревню. Отвозить запас лекарств и продуктов, делать генеральную уборку, приводить сестру в порядок, если она не выдерживала и срывалась, отправляясь в веселый загул со своими верными товарищами.
Инна разрывалась между работой, родителями, сестрой и личной жизнью, прекрасно понимая, что не сумеет успеть всюду. Если капризы родителей она еще могла спокойно терпеть, то выносить скверный характер сестры становилось все труднее. После каждой поездки она жаловалась родителям, которые стыдили девушку.
—Как же тебе не стыдно? Она же твоя сестра! Она тебе роднее, чем мы! Как мать! А тебе жалко для нее пару тысяч на лекарства и продукты? Не такой мы тебя воспитывали, доченька, не такой!
—Мам, у меня физически нет сил на всех вас! Она еще молода и вполне в силах ухаживать за собой сама. Мне вас хватает. Я не хочу вас огорчать, люблю вас, но так продолжаться не может. Пусть Машка сама со своими проблемами разбирается!
Родители после таких истерик младшей дочери устраивали ей «профилактический бойкот» — не звонили и не писали, но ее посещение подразумевалось априори, ведь в обязанности Инны входило ежедневное измерение давления, уколы и капельницы по необходимости, подвоз продуктов и лекарств.
В такие моменты Инне казалось, что и в медицинский университет родители отдали ее исключительно, чтоб иметь под руками врача, который и за ними посмотрит, и за старшей дочерью.
С возрастом родители стали жутко сентиментальными, поэтому желали, чтоб дочки после их ухода стали подругами. Хотя подобное сложно было представить, даже если б Маша вела более приличный образ жизни. Инна ее почти не знала. Сестра жила в деревне, домой к родителям допуска не имела, а маленькую Инну родители не брали с собой, когда ездили навещать старшую дочь.
Девочки росли отдельно, относились к разным поколениям, поэтому подругами так и не стали. Однако, это не мешало Маше использовать сестру так же, как это делали ее родители.
Инна порой просто падала от усталости. Чтоб не иметь проблем с работой, она решила уйти в частную практику, чтобы подстраивать график под себя, но и эта мера не спасала от постоянных выговоров.
Единственным светлым пятном в жизни Инны был молодой человек, с которым она познакомилась на новой работе. Илья был наслышан о том, как жила его девушка, частенько помогал ей, но так же, как и она, понимал – в таком формате их отношения продолжаться не могут.
—Инна, ну не сможешь ты вывезти на себе все и всех! Ты надорвешься, а надо думать о себе! Родители прожили прекрасную жизнь. Сестра тоже себе ни в чем не отказывала, а ты не решаешься даже расписаться со мной без одобрения мамы и папы. Жизнь слишком коротка, чтобы вот так бездарно расходовать ее! И вообще, ты когда в отпуске последний раз была?
—Как и все — прошлым летом. Ездила отмывать и ремонтировать Машкин дом. А потом на даче родителям помогала. – Инна не слышала себя, механически перечисляя дела, которые рухнули на нее в том году.
Илья не выдержал и рассмеялся.
—И ты считаешь, что такая жизнь – норма? На сколько тебя хватит?
—Но как же мне быть? Они во мне нуждаются! – Инна не видела выход из сложившейся ситуации.
—Если ты мне доверяешь и готова менять свою жизнь к лучшему, то послушай и не спорь.
Первым делом ты перестанешь помогать сестре. Она еще молода. И по дому сама управится, и работу вполне сможет найти. А если нет – ты не сможешь вечно тащить ее на себе. Родителям твоим можно нанять приходящую сиделку, которая, за определенную плату будет им и давление измерять, и капельницу ставить.
По деньгам тебе это будет стоить примерно то же самое, но ты не будешь выполнять все дела сама. Ну и самое главное – пора вам продать дачу, которая не приносит ничего, кроме проблем. А чтоб родители быстрее надумали, перестань ездить и батрачить на ней, словно крестьянка крепостная!
Инне было страшно проводить столь масштабные перемены, но она так устала, что уже не боялась сделать хуже, так как хуже было просто некуда.
Инна словно стояла на краю обрыва, боясь сделать шаг в неизвестность.
Первое, на что она решилась, была официальная регистрация брака с Ильей. Затем она поговорила с родителями и озвучила им свои условия. Они традиционно отреагировали бойкотом, но вскоре поняли – дочь этим уже не проймешь. Перемены, словно реформы Петра Первого, шли долго и трудно.
Сложнее всего оказалось отучить Машу от постоянной помощи. Не выдержав, она в очередной раз сорвалась и ушла в запой, ожидая, что выводить ее из него будет сестра. Инна же решила, что устала решать проблемы взрослого человека, который и сам не желает помочь себе.
Целый год понадобился родителям, чтоб принять условия дочери. Они первыми пошли на мировую, поняв, что рискуют на старости лет остаться в полном одиночестве. Потому что старшая дочь уже ушла на покой после бурной попойки…
