День напролет Тамара Сергеевна провела, сидя у окна, в ожидании возвращения Оли.
В школе сообщили, что девочка так и не появилась.
Идти на поиски Тамара Сергеевна боялась: ноги предательски подкашивались, и страх не вернуться домой сковывал её.
Также в душе жила боязнь повторения той же истории, что случилась с Ниной — что Оля уйдёт и не вернётся вовсе.
Закутавшись в платок, бабушка не отрывала взгляда от улицы.
В половине седьмого прозвенел телефон.
Тамара Сергеевна подняла трубку.
Спокойный мужской голос сообщил, что Олю задержали при попытке сбыта пакетиков с белым порошком.
Вещество направлено на экспертизу.
Такой тяжести душе пожилой женщины не было, разве что в день похорон мужа на кладбище.
И вот снова это испытание.
Сердце будто остановилось.
Сначала накатила жара, потом внезапный холод.
Руки затряслись, а лоб покрылся испариной.
Тамара Сергеевна схватила синюю записную книжку и принялась искать нужный номер.
Пальцем она скользила по строкам, которые казались запутанными.
Однако нужный номер нашёлся быстро.
Друг её мужа, давно уже не работающий, но имевший связи в милиции, по старой дружбе взял дело в свои руки.
Тамара Сергеевна открыла дверь и вошла в административное здание.
В кабинет, куда её направили, она шла насколько быстро могла, затем остановилась и постучала.
Сзади раздалось глухое: — Войдите.
Войдя, бабушка сразу же увидела внучку и больше не отводила от неё глаз.
Зарёванная Оля сидела на стуле, наклонившись вперёд и сжавшись в тугой серый комочек.
На ней кофточка тоже выглядела тесной.
Перед Тамарой Сергеевной сидела не взрослая женщина, а маленькая девочка.
— Тамара Сергеевна, проходите, — мужчина в форме указал на стул.
Что именно говорил полноватый седой мужчина, бабушка не расслышала — она лишь кивала и не выпускала из глаз внучку.
Как они вышли и добрались до дома, Тамара Сергеевна не помнила.
Сил хватило только на то, чтобы сесть в любимое кресло.
Она очнулась, почувствовав рядом аромат ромашки.
Этот запах был полевым и хорошо знакомым, словно она оказалась посреди цветущего луга, где всё вокруг белоснежное и разбросаны жёлтые капли.
Тамара Сергеевна открыла глаза.
Оля сидела напротив и не отводила взгляд.
Бабушка улыбнулась. — Ба, как ты была права, откуда ты знала?
Я же любила его, я для него всё делала. — Я прожила достаточно, чтобы уметь разбираться в людях и кое-что советовать.
Оля облегчённо вздохнула, когда бабушка взяла в руки кружку с чаем. — Я уж думала вызывать скорую, боялась, что ты… — Не дождёшься, — устало улыбнулась бабушка.
Однако горе настигло их снова.
Через два года бабушки не стало.
Соседка, помогавшая с организацией похорон, пригласила Олю на кухню и тихо произнесла: — Сегодня народу будет много, даже те, кто не знал Тамару Сергеевну, заглянут, чтобы что-то украсть.
Это отработанные схемы, убери с глаз дорогие вещи.
Оля смотрела на женщину, не моргая.
Она не понимала, как можно вторгаться в чужой дом и использовать чужое горе для собственной выгоды. — Да, к сожалению, сейчас это норма.
Когда хоронили Любовь Алексеевну на третьем этаже, тоже пропадали статуэтки и мелочь, хотя комнаты всегда были заняты.
Оля не обращала на это внимания.
За последние годы после той истории она очень сблизилась с бабушкой, словно губка впитывая все её слова, перенимая опыт и знания.
Она знала, что именно в этом и заключалось бабушкино наследство, которое не сравнить ни с какими материальными ценностями.
Всё, что Оля видела до переезда к родственнице, не имело никакого отношения к настоящей жизни, полной счастья, улыбок и радости — это было лишь существование.
После возвращения с поминок Оля вошла в квартиру и привычно хотела громко объявить о своём приходе.
Но говорить было некому.
Она подняла голову, стараясь сдержать предательски текущие слёзы.
Оля прошла дальше и села в кресло — то самое, которое любила Тамара Сергеевна.
Теперь ей предстояло самой идти по жизни, неся с собой багаж «бабушкиного наследства» и стараясь не допускать ошибок, способных навсегда изменить судьбу.
