Посмотрим, как ты объяснишь ему, что творишь в моей квартире.
Игорь побледнел. — Тамарочка, не надо никого вызывать!
Мы всё уладим! — Уже поздно, — ответила она и направилась в спальню.
Дверь за ней захлопнулась, словно точка в конце предложения.
Она проснулась на следующее утро от аромата жареного лука.
В семь часов утра.
Тамара терпеть не могла лук.
Особенно с утра.
Она вышла на кухню — и застыла на месте.
Нина Васильевна стояла у плиты, облачённая в Тамарин халат.
В её халате! — Доброе утро, — произнесла свекровь, не оборачиваясь. — Я тебе тоже приготовлю. — Не надо, — тихо ответила Тамара. — А где мой халат? — Ну, разве он должен просто так висеть без дела?
Чистенький, уютный.
А мой в сумке помялся.
Зачем зря занимать место?
Тамара закрыла глаза. — Вы хотя бы понимаете, что ведёте себя так, будто уже хозяйка? — А я и есть хозяйка.
Я мать.
Игорь вошёл, зевая. — Мам, ну зачем сразу… Тамарочка, не нервничай. — А я и не нервничаю, — сказала она. — Просто хочу понять: когда это мой дом стал общежитием?
Он пожал плечами, наливая чай. — Она же ненадолго.
Пока ремонт сделают. — Ремонт? — переспросила Тамара. — А лифт?
Ты говорил, что лифт не работает. — Ну… и лифт тоже.
Она усмехнулась. — Игорь, ты даже врать толком не умеешь. — Ты злая, Тамарочка, — выдохнул он. — Всегда всё по-своему, всё контролируешь.
У мамы давление, сердце, а ты… — А я просто хочу, чтобы в моём доме был порядок.
Без посторонних.
Нина Васильевна повернулась, вытирая руки полотенцем. — Значит, я посторонняя?
После десяти лет брака с моим сыном? — Да, — ответила Тамара. — Посторонняя.
Свекровь усмехнулась, как человек, который знает больше. — Ну-ну.
Посмотрим, кто здесь останется хозяйкой.
Тамара почувствовала, как внутри всё сжалось.
Она осознала: эта женщина не уйдёт.
Ни завтра, ни через месяц.
Пока не вытеснит её саму.
Она села за стол и, глядя в окно, произнесла: — Хорошо.
Играем по-взрослому.
Только помните: я не сдамся.
К вечеру Тамара заметила, что в ванной появились чужие полотенца.
В шкафу — аккуратно разложены вещи Нины Васильевны.
На холодильнике — её лекарства.
Всё происходило тихо, словно кто-то незаметно менял её жизнь.
Игорь весь вечер делал вид, что читает новости. — Игорь, — сказала Тамара, — ты вообще понимаешь, что происходит? — Да что ты драматизируешь?
Живём втроём, и что?
Мама готовит, убирает.
Разве это плохо? — Плохо, — ответила она. — Потому что теперь я здесь лишняя.
Он махнул рукой: — Опять твои придирки. — Придирки?! — голос Тамары дрогнул. — Ты хоть осознаёшь, что я схожу с ума от её «Тамарочка, не трогай, я сама», от её запаха, от разговоров про «как правильно мужа кормить»? — Тогда корми по-своему, — пробормотал он.
Она посмотрела на него и вдруг ясно поняла: он не защитит.
Никогда.
Он выберет маму. — Знаешь, Игорь, — тихо сказала Тамара, — может, тебе стоит съехать к ней.
Он удивлённо поднял голову: — Ты серьёзно? — Абсолютно.
Он встал, нервно потёр виски. — Ну вот, началось.
Опять ты всё рушишь. — Нет, Игорь.
Это ты разрушаешь.
Я просто перестала собирать осколки.
Он замолчал.
В кухне снова воцарилась тишина.
Только часы тикали, словно метроном перед взрывом.
Три дня после того, как Игорь с матерью остались в квартире, напоминали затянувшийся кошмар.
