В 1962 году Джеймса Уотсон, Фрэнсис Крик и Морис Уилкинс получили Нобелевскую премию за открытие структуры молекулы ДНК в виде двойной спирали. Уотсону – 89 лет, и он единственный оставшийся в живых из группы исследователей, чье открытие совершило революцию в мире науки и в современной жизни в целом, как сообщает Море Смысла.
После этого открытия в науке началась эра молекулярной биологии, а Уотсон стал ее символом. Его книга «Двойная спираль» считается одной из лучших из того, что написано об открытиях и науке.
Журнал «Кот Шрёдингера» опубликовал выдержки из выступлений Уотсона в Санкт-Петербурге и Москве. Свою лекцию ученый назвал «Семьдесят нескучных лет в науке» и откровенно рассказал о своей жизни. И не только в науке. От чего зависит жизненный сценарий: от окружения, от поступков человека или от генов? Об этом Уотсон размышляет до сих пор.
«Принимайте только советы, основанные на опыте»
Стараюсь оставаться учёным, хотя мне уже 89 лет. Я благодарен жизни и своему здоровью за каждый год в науке. Всегда размышляю о перспективах, особо не обдумываю минувшее. И ни в коем случае не считаю себя эдакой фигурой из пантеона.
***
Родители редко учили меня чему-то. Скорее показывали пример своими поступками, а я уже самостоятельно делал выводы. Лет десять назад я обобщил эти и другие выводы в книге «Избегайте занудства». В молодости я стремился избегать занудных учителей — позднее делал всё возможное, чтобы не допустить нудных людей в свою лабораторию. Так вот, книга получилась чем-то вроде свода заповедей.
***
Некоторые правила довольно простые. Особенно те, что я вывел в первые десять лет жизни. Например, сильно подкручивайте мячи. Я был мальчишкой, для меня это было по-настоящему важно. Или вот ещё: не дерись с большими парнями и собаками, потому что невозможно победить в неравной схватке. Я никогда не встревал в такие дела, где не мог выйти победителем.
Следующее правило не такое очевидное, особенно для мальчика. Меня нельзя было взять «на слабо», особенно если это угрожало жизни. Я не рисковал собой. Никогда. А другие мальчишки были гораздо менее осторожны.
Не менее существенный момент: принимайте только те советы, которые основаны на опыте, а не на откровениях. В системе ваших убеждений должен быть прочный доказательный фундамент, логика.
Ещё одно важное правило, которое я усвоил благодаря родителям: никакого лицемерия! Никогда не говорите, просто чтобы погладить по шёрстке. Либо правду, либо ничего. Лицемерие в попытке угодить общественному мнению подрывает самоуважение. Мои родители никогда не говорили того, в чём не были глубоко убеждены.
***
Я никогда не считал себя блестящим человеком, поэтому не стеснялся обращаться за помощью. Если она вам нужна, не тяните время. Нет смысла сидеть в уголочке, плакать и пытаться доказать миру, что вам всё под силу. Как правило, это не так.
«Книга Шрёдингера изменила мою жизнь»
Чикагский университет я окончил в 19 лет. Оказалось, что те три года, которые я мог провести в школе и перескочил, были очень важны для научной карьеры. Если бы я не поступил в университет рано, кто-то другой открыл бы двойную спираль. Я родился и получил образование в самое подходящее время. Тремя годами ранее структура ДНК никого не волновала. Тремя годами позже кто-нибудь другой успешно решил бы эту проблему.
***
А ещё, вероятно, я не сделал бы открытия, если бы на третьем курсе мне не попалась книга «Что такое жизнь с точки зрения физики?» Эрвина Шрёдингера. Конечно, религиозные люди убеждены, что жизнь создана богом, но мы-то, студенты Чикагского университета, уже в юном возрасте знали о великих делах Чарлза Дарвина и о теории эволюции. Правда, эта книга не рассказывала, как появилась жизнь, — автор пытался понять, что она собой представляет. Шрёдингер в своё время был впечатлён статьёй Николая Тимофеева-Ресовского, Макса Дельбрюка и Карла Циммера. Они писали о генетических мутациях под действием рентгеновского излучения. Тогда о механизме работы генов мало что знали. Шрёдингер писал, что значимой частью жизни является передача информации, которую можно копировать. То есть существует некий химический процесс, кодирующий информацию о жизни. Я к тому времени уже кое-что читал о генетике, но эти вещи меня поразили. Мне захотелось понять код жизни, узнать язык, на котором говорит ДНК. Я понял, что это куда более интересная проблема, чем миграция птиц. Вот так я превратился из натуралиста-любителя в человека, озабоченного природой генов. По сути, эта книга изменила мою жизнь.
***
В весьма юном возрасте меня уже окружали правильные люди. Позже я понял, что нужно искать талантливых друзей, не стремиться к популярности самому, а общаться с теми, кто тебя восхищает и стимулирует к новым достижениям. И вот что ещё я осознал, пока учился в Университете Индианы, — считайте это советом: выбирайте молодых научных руководителей. Скорее всего, они будут заниматься новой темой и подключат вас к работе. Лучше стоять у истоков идеи.
***
Ещё один совет: не удивляйтесь, что молодых учёных считают наглыми. Это не их вина. Просто из-за того, что они стремятся вперёд и мало кого слушают, на их долю выпадает много трудностей.
Конечно, я стал немного наглым. И ничего не мог с этим поделать. Это порождало массу проблем. Всем без исключения я стал говорить, что думаю. А в Америке, как оказалось, нельзя сказать человеку, что считаешь его дураком. Хотя дураков много даже в науке. В эти годы я понял одну очень важную вещь: не стоит тратить время на незначительные темы — надо бороться за золото, за такие исследования, которые приведут к великим открытиям. Когда я размышлял о своём будущем, точно понимал, что такой золотой жилой для меня станет генетика.
«У меня было слишком много энтузиазма»
Летом 1949-го я отправился в Копенгаген, чтобы получить новые знания в области биохимии и исследовать ДНК. Но оказалось, что там никто не занимался биохимией — были только физики, интересующиеся биологией. И всё же знакомство с ними дало мне массу полезных знаний и идей. Там я встретился с великим физиком Лео Силардом. Он известен тем, что в составе группы Энрико Ферми собрал первый ядерный реактор. Пожалуй, это самый умный человек, которого я когда-либо встречал. Он всегда думал на три-четыре шага вперёд. Мне было очень приятно, что я понравился ему, мы сразу нашли общий язык. Вообще, Силарда многие не любили. Но не стоит избегать людей, которых не принимает большинство: как правило, это происходит потому, что они умнее окружающих.
***
Знакомство с Силардом, Нильсом Бором и другими гениями убедило меня, что нужно всегда быть рядом с людьми, которые умнее тебя. Только в этом случае есть шанс чему-то научиться. Если ты самый умный в комнате, значит, ошибся дверью.
***
Во время моего пребывания в Европе я присутствовал на важной научной встрече в Лондоне. И увидел там очень интересный рентгеновский снимок. На нём была запечатлена ДНК. По снимку было понятно, что у ДНК повторяющаяся структура. Изучив её устройство, можно было выяснить, как именно копируются гены.
Тогда недолго думая я подошёл к человеку, который демонстрировал эту фотографию, и спросил, могу ли я приехать в его лабораторию. Человек был вежливый — не ответил ни отказом, ни согласием. Возможно, у меня было слишком много энтузиазма. В Копенгагене я узнал, что продолжать изучение ДНК нужно в Кавендишской лаборатории Кембриджского университета, которой тогда руководил Уильям Лоренс Брэгг, физик, кристаллограф и нобелевский лауреат. Там была группа, изучавшая молекулярную структуру белков при помощи рентгеновской кристаллографии. Белки мне были неинтересны, но таким же методом можно было исследовать структуру ДНК. Я просто позвонил Брэггу и спросил, можно ли присоединиться к их работе. Он сказал: «Нет».
***
Я написал об этом Лурии — он организовал мне встречу с Джоном Кендрю, биохимиком и кристаллографом из Кавендишской лаборатории. И вот в 1951 году я всё-таки присоединился к ним. Кембриджский университет поразил меня. Это было самое замечательное место на земле, где работали гениальные люди. Одним из них был Фрэнсис Крик — правда, тогда его не очень ценили. Он был на 12 лет старше и стал очень важным для меня человеком. Прежде я ничего о нём не слышал, но как только оказался в Кембридже, мне все сказали: «О, тебе нужно познакомиться с Фрэнсисом Криком!»
***
Фрэнсис так и не получил учёную степень, потому что никогда не делал того, что ему говорили. Он не поехал в Оксфорд, как ему советовали наставники, а отправился в Лондон. Когда началась Вторая мировая война, он поступил в адмиралтейство и был там очень полезным человеком — разрабатывал технологии, благодаря которым Британия потопила сотни немецких подлодок. После войны его уволили: люди не любят тех, кто умнее. Фрэнсис был чем-то похож на Силарда.
В научной среде знали о таланте и достижениях Крика, и кто-то помог ему попасть в Кембридж. Там его заметили люди из лаборатории Брэгга — им понравилось нестандартное мышление Крика, и они пригласили его в качестве теоретика. А дальше приехал я и тут же сказал Фрэнсису, что хочу заниматься структурой ДНК. Крик понимал, что ДНК гораздо важнее, чем белки, но раньше ему не с кем было поделиться этой идеей.
«Мы открыли структуру ДНК за 20 минут»
Глава Кавендишской лаборатории старался избегать Крика, потому что тот очень громко разговаривал. Брэгга это по-настоящему бесило. А ещё Фрэнсис однажды случайно раскритиковал его. Публично высказывать сомнения в авторитете того, кто решает твою судьбу, конечно, не самое мудрое решение, но Крику было всё равно.
В общем, всё, чего хотел Брэгг, — это не слышать Крика. Поэтому для нас с Фрэнсисом создали особые условия: посадили в комнату подальше от других. Нас это ничуть не смущало. Нам было комфортно друг с другом. Фрэнсис относился ко мне как к младшему брату, постоянно давал советы, а я внимательно слушал: он был таким умным! Мне очень повезло.
***
Скоро мы с Криком построили модель структуры ДНК. Это была катастрофа: мы оба не знали химию. Я вообще раньше хотел стать орнитологом.
И как же мы тогда открыли структуру ДНК? Дело в том, что с нами в комнате сидели умные химики. Им приходилось терпеть голос Фрэнсиса, но они всё равно нам помогали. Без них у нас ничего бы не вышло.
***
После того провала мы стали изучать рентгенограммы ДНК, сделанные британскими биофизиками Морисом Уилкинсом и Розалинд Франклин. Последней удалось получить настолько чёткий снимок, что, глядя на него, было очевидно, что структура ДНК спиральная.
Однако Розалинд была не самым приятным человеком: она ни с кем не хотела делиться полученными данными и не обсуждала их. Это неправильно, в науке нужно быть в меру открытым, чтобы твои результаты заметили. А ещё Франклин упорно не хотела верить, что ДНК — это спираль. Как-то раз она даже отправила нам с Фрэнсисом открытку с известием о смерти концепции спиральной ДНК.
Но мы упорствовали. Даже приехали к ней в Лондон — признались, что к нам в руки попал её снимок, и стали уговаривать: «Розалинд, опубликуй это! Рентгенограмма несомненно показывает спираль». Но Франклин эта идея не нравилась. В каком-то смысле нам повезло, что она ошибалась.
***
Но по-настоящему мы опасались тогда Лайнуса Полинга. Он изучал химические связи и структуры органических соединений и, конечно же, исследовал ДНК. Мы боялись, что он опередит нас. Лайнус хотел быть первым во всём. Он был очаровательным человеком, но не очень щедрым и не очень добрым по отношению к конкурентам.
И вот он опубликовал статью о структуре ДНК. Помню, как его сын Питер, который учился в Кембридже, пришёл к нам и сказал: «Мой отец открыл структуру ДНК!» Я разволновался. Но потом, внимательно прочитав работу Лайнуса, понял, что он ошибся. И это я, недавний орнитолог, решил, что великий Полинг неправ! Но ошибка была шокирующей. Он думал, что фосфатная группа держится на водородных связях, однако в этом случае структура не смогла бы оставаться целостной, она бы развалилась. Она может выдержать кислоту в pH1, но не c показателем pH7. То есть Лайнус просто ошибался. А мы не понимали, как величайший в мире химик мог допустить такой промах. Полинг ни с кем не собирался разговаривать и обсуждать некорректность своих выводов, ведь он был богоподобным созданием. Так что нам снова повезло.
***
Мы c Криком продолжали развивать свои идеи и через какое-то время нашли верный ответ. Мы поняли, как располагаются атомы водорода, и структура ДНК была открыта: её цепи оказались закручены в разные стороны. Сначала мы построили модель ДНК, потом экспериментально подтвердили, что она верна. Но в победе мы не сомневались уже на том этапе, когда только смоделировали структуру. По сути, мы совершили открытие за 20 минут. Просто сели, собрали модель, поняли, что всё сходится, и пошли обедать. Два дня после этого я ничего не делал. Крик очень переживал за меня. А я просто ходил играть в теннис.
***
Каждый день на протяжении трёх месяцев Фрэнсис приводил кого-то в кабинет и показывал модель. В конце концов, я не выдержал — мне надоело слушать один и тот же рассказ. Тогда Крик сказал: «Джимми, ты просто не понимаешь всю важность нашего открытия». Нет, я всё понимал, но британские манеры, кои я усвоил, работая в Кембридже, не позволяли мне зазнаваться.
***
Через десять лет я написал книгу «Двойная спираль», в которой воссоздал историю открытия.
В первых строках, посвящённых Крику, говорится, что Фрэнсис совершенно не знал, что такое скромность. Помню, как в день открытия Крик сказал: «Мы разгадали структуру жизни». Мы действительно так думали, но в Кембридже нельзя такого говорить, там все должны быть скромными. Я всё же решил добавить в книгу эту фразу, чтобы показать характер Фрэнсиса. Сначала он воспринял это нормально, а потом почему-то обиделся. Но я ведь не соврал. Взять хотя бы тот случай, когда после получения Нобелевской премии он купил себе огромную яхту и не смог выйти на ней в море.
«Я занялся генетикой онкологических заболеваний»
Нобелевскую премию Крик, я и Морис Уилкинс получили в 1962 году. Сразу после этого мне предложили работу в Гарварде. С Криком мы пытались сделать ещё одно открытие, но не вышло.
***
Крик забросил тему ДНК, потому что там нужно было ставить конкретные эксперименты, а не просто размышлять. Я тоже отошёл от этого, но всё же следил за новостями. Очень радовался, узнав, что научились вырезать и рекомбинировать молекулы ДНК, и ещё больше восхищался технологиями секвенирования генома. Сам я заинтересовался связью между вирусами и раком, потому что знал: там как-то замешаны гены.
***
В 1968 году я стал руководителем прекраснейшей лаборатории Колд-Спринг-Харбор в США, где изучал генетику онкологических заболеваний. Это частная организация, мы занимались там настоящей наукой. Все работали честно, за прямоту и откровенность никого не наказывали и не осуждали. Сейчас в США ситуация изменилась: говорить правду стало небезопасно.
«Хочу создать человека с иммунитетом к раку»
В конце 1980-х мы с коллегами запустили проект по расшифровке генома человека. Но вскоре в США начались дискуссии: научное сообщество вдруг решило ограничить работу генетиков сводом правил и этических запретов. Я выступал против и говорил, что передовые исследования регулировать нельзя. Мне кажется, учёные должны останавливаться в тот момент, когда чётко поняли, что пошли по ложному пути. А если двигаться чересчур осторожно, всё время опасаясь ошибок, важных результатов не достичь.
***
Мы уже знаем, как именно гены-супрессоры опухолей предотвращают образование рака у слонов. Выявляя мутацию гена KRAS, мы определяем, у кого может возникнуть рак, а у кого нет. Мы хотим, чтобы все были равны, чтобы не было людей второго сорта. Я верю, что нам под силу создать людей с иммунитетом к раку. Может быть, мы найдём ген, который сотрёт с лица земли республиканцев.
***
Пока я работаю над препаратами для лечения разных видов онкозаболеваний. После того как создам эти лекарства, моей главной целью будет сделать их доступными и недорогими. Люди из фармацевтической отрасли США и Европы безответственно относятся к своему делу: они не стремятся вылечить людей — просто обогащаются.
***
Впрочем, это другая тема. Вернусь к личной истории. Мне нравилось писать «Двойную спираль». Ведь я рассказывал о реальной жизни, полной неожиданностей. Никто не мог предугадать, что Розалинд Франклин, имея лучшую рентгенограмму ДНК, не сможет сделать открытие. Мне кажется, её подвело то, что она постеснялась обратиться за помощью. Нас учат в школе, что просить о помощи плохо, нужно со всем справляться самостоятельно. Но это не так, я давно понял: если вы занимаетесь передовыми исследованиями, вам непременно понадобится содействие.
***
Моя научная карьера — это я, мой характер, моё воспитание и мои гены. Мой предок был золотоискателем. Наверное, именно гены заставили его и меня выйти на передовую.
