Как подпрыгнувшая на пружине, она рванулась в детскую.
Захватив младшую, которая держала в руках тряпичную куклу, начала будить остальных.
Вывела младшую в прихожую и вернулась назад.
Потом позвала ещё двоих, а затем отправилась за старшими, которые, просыпаясь, не понимали, что происходит.
Тащила их, словно мешки, задыхаясь и рыдая от бессилия и страха.
Вынесла старших, глубоко вздохнула, судорожно втянула холодный воздух.
Голова кружилась, тело требовало лишь одного – упасть и отключиться.
И вдруг в её сознание вонзилась новая мысль.
Оксана.
Девушка осталась в зале, за своей занавеской.
В самой дальней комнате.
В голове Тамары раздался колкий голос.
«Оставь».
«Судьба сама всё расставит по своим местам».
«Никто и не заподозрит, что это не случайность».
«Ты спасёшь своих, а её просто не станет».
«И все проблемы исчезнут».
Навсегда.
Тамара сжала глаза.
Перед её взором поплыли пятна.
Это было бы так просто.
Так логично.
Угарный газ не выбирает жертв.
Но тут она словно увидела бледное, испуганное лицо девушки, которое благодарило её за доброе сердце.
Увидела огромный, беззащитный живот.
Нет, она не могла.
Не могла научить своих дочерей такой подлости.
Подлости.
Собрав последние силы, она оттолкнулась от дверного косяка и, шатаясь, словно пьяная, двинулась обратно в душную комнату.
Оксана лежала на раскладушке неподвижно.
Тамара, не помня себя, схватила её за плечи и потянула.
Девушка оказалась тяжёлой и безжизненной.
Тамара падала, вставала и снова тащила, пока не оказалась с этой ношей в прихожей.
Упала на пол, давясь кашлем, начала тормошить Оксану. – Дыши! – с трудом приказала она. – Дыши, чёрт возьми!
Дыши!
Оксана вздрогнула.
Слабый, хриплый звук вырвался у неё из горла.
Она сделала судорожный, неглубокий вдох.
Затем второй.
Тамара наблюдала, как грудь Оксаны постепенно поднимается и опускается, и рыдала – не от радости, а от глубочайшей, выворачивающей наизнанку усталости и осознания того, что только что совершила.
Она спасла всех их.
Включая ту, кого ещё вчера была готова ненавидеть.
После этого случая всё изменилось: Игорь, вернувшийся с охоты, ходил мрачный и полный вины, хотя Тамара не винила его – во всём была виновата шалость младшей дочери, спасённые девчонки перестали мучить Оксану, и теперь их связывала невидимая нить.
Сама Оксана, и без того тихая и незаметная, стала совсем бледной и несчастной.
Однажды она подошла к Тамаре, когда та одна мыла посуду на кухне. – Тамара…
Нам нужно поговорить.
Её голос дрожал.
Тамара, вытирая руки, обернулась. – Я соврала Игорю, – тихо призналась Оксана, не поднимая глаз. – Он не приходил ко мне той ночью.
Никогда.
Он честный.
Тамара замерла.
Ледяная волна прокатилась по её спине.
Она молча ждала, чувствовала, как подступает тошнота. – Я жила не с подругой, как говорила.
Я сбежала от матери.
А он…
Я встретила его на вокзале и сразу вспомнила.
Он приезжал на юбилей, меня туда звали, а он был пьяным.
И я сказала, что он приставал ко мне той ночью, когда ночевал в Макарове у сослушивца.
И что ребёнок его.
Слова падали, словно камни, в гулкую тишину кухни. – Я просто…
Мне некуда было идти.
А он такой сильный, добрый.
Я думала, он поможет.
Думала, хоть немного поживу в тепле, поем, а потом уйду.
Но он привёз меня сюда, и я…
Мне так страшно было признаваться.
Тамара смотрела на эту девочку – испуганную, лживую, жалкую – и не испытывала ни злости, ни триумфа.
