Вечером Тамара приготовила тот самый «особенный» отвар.
Запах был горьким и неприятным.
Сначала она отправила девочек в баню, а затем пригласила Оксану.
Перед этим сама вошла в парилку с отваром и долго стояла возле каменной кладки, колеблясь, стоит ли выливать содержимое.
Рука задрожала, когда дверь резко распахнулась, и в предбанник, завернувшись в Игорев старый халат, вошла Оксана. – Я тут для тебя парную готовлю, – смущённо произнесла Тамара. – Спасибо, – тихо ответила Оксана, и в её глазах мелькала искренняя, хоть и жалкая благодарность. – Вы так добры ко мне.
Эти слова прозвучали для Тамары словно удар.
«Добрая»…
А была ли она такой?
Сама она не могла дать ответ, но, глядя на молодую, испуганную девушку с огромным, беззащитным животом, ощутила, как сердце сжимается от жалости.
Внутри этого живота жил ребёнок, который не имел отношения ни к её страхам, ни к сплетням, ни к собственной слабости. «Ты ж спасешь семью? – промелькнуло в голове. – Вот так – спасешь?» Сердце забилось в панике.
Рука, держащая кастрюлю с отваром, задрожала.
Тамара поставила её на пол, набрала ковшом обычной воды и плеснула на раскалённые камни. – Всё, я пошла, – с трудом выдавила Тамара.
Выйдя из бани, она одним резким движением вылила тёмную, дурно пахнущую жидкость в кусты.
Руки дрожали, сердце колотилось так, словно она убегала от медведя.
Добрая?
Нет, она совсем не была доброй – Оксану в своём доме больше не вытерпит.
Пусть Игорь возвращается и забирает её, куда угодно.
Всю неделю Тамара накручивала себя, готовясь к разговору с мужем.
Когда он вернулся, она сразу же рванула: – Хватит! – выдохнула, голос дрожал от сдерживаемых слёз и злости. – Я больше не могу!
В Макарове на меня пальцем показывают, считают дурой!
Детей в школе дразнят, я уже не знаю, что им отвечать!
Игорь выглядел уставшим и виноватым. – Тамара, я тебе сто раз говорил: он не мой ребёнок!
Ей некуда идти!
Мы не можем выставить беременную девушку на улицу.
Это нечеловечно. – Нечеловечно? – Тамара истерически рассмеялась. – А то, что происходит у меня дома, что творят с моими детьми – это по-людски?
Знаешь, что про нас говорят?
«Шведская семья» у нас, Игорь!
ШВЕДСКАЯ!
У нас! – «Люди всегда будут сплетничать», – отмахнулся он, но в его взгляде мелькнуло раздражение. – Наш долг – поступать правильно.
У нас же пять дочерей.
Представь, что одна из них окажется в такой ситуации: брошенной, без денег, вынужденной просить подаяние на вокзале.
Разве ты не хотела бы, чтобы кто-то протянул ей руку?
Дал кров?
Этот аргумент, который Игорь не раз приводил, на этот раз вспыхнул в Тамаре, словно искра в бензине.
Она выпрямилась, глаза её загорелись. – Не смей! – прошипела так тихо и ядовито, что Игорь невольно отступил. – Не смей даже думать об этом!
Я воспитываю наших дочерей правильно!
Вкладываю в них всё!
Они умны, они знают себе цену!
С ними такого никогда не случится!
Никогда!
Потому что я научу их жить по-другому, а не шататься по вокзалам и не садиться на шею чужим мужьям!
Она кричала почти не своим голосом, выплёскивая наружу всю боль, страх и накопившуюся усталость.
В её словах звучала не только злость на мужа и Оксану, но и звериная уверенность, что её дети не повторят этой унизительной участи.
Игорь смотрел на неё, и раздражение в его глазах постепенно сменилось чем-то другим – не жалостью и не удивлением. – Ты так уверена? – тихо спросил он. – В жизни всякое бывает, Тамара.
Никто из нас не совершенен.
Гарантий нет, любой может ошибиться. – Гарантия! – выкрикнула она. – Я и есть гарантия!
Пока я жива, не допущу, чтобы мои девочки так пали!
А ты ставишь эту бесстыжую выше спокойствия своих дочерей!
Выше моей репутации! – Я не ставлю её выше.
Я лишь пытаюсь поступать по совести.
Если твоя репутация держится на том, чтобы пройти мимо чужой беды, то это не та репутация, которая мне нужна.
Он развернулся и ушёл, оставив Тамару одну с её гневом и уверенностью в собственной правоте.
Она проиграла этот бой.
Но не собиралась сдаваться.
Дома стало невыносимо, и Игорь искал любой повод, чтобы уехать.
В тот день он сказал, что отправляется на охоту с ночёвкой.
Он уезжал всего на сутки, но для Тамары эти часы были наполнены глухой пустотой, от которой сжимало сердце.
Чтобы отвлечься и не смотреть на бледное лицо Оксаны, она погрузилась в работу: засела в мастерской, велев девочкам заниматься уроками и не шуметь.
Заснула она прямо в мастерской.
Сон был тяжёлым и странным, а посреди ночи её разбудил кошмар: ей приснилось, что её девочки плывут в лодках по тёмной реке, лежат в белых одеждах с закрытыми глазами.
Тревога заставила Тамару подняться и пойти в дом.
Сначала казалось, что всё в порядке.
Но воздух будто исчез.
Тамара попыталась глубоко вдохнуть, но вместо воздуха в лёгкие словно вливалась густая, удушающая вата.
Сердце забилось в панике.
Острая и леденящая мысль пронзила мутное сознание.
Они угорели.
Она не уследила – младшая опять слишком рано закрыла заслонку!
