Банку было всё равно, кто именно делал ремонт. — В общем, Тамарка, ситуация такая, — Алексей откашлялся. — Мы тут подумали: может, временно к тебе переберёмся? — Что? — Да ничего такого.
Подвинься, мол, мы к тебе переезжаем, дом у тебя большой — шестьдесят пять метров, места хватит.
А я пока устроюсь на работу.
Свою трёшку сдадим, доход будет.
А мы у тебя… — Не хватит.
Две комнаты.
В одной — я с Дмитрием, во второй — его рабочий стол, мой компьютер и тренажёр. — Да ладно, Дима может к отцу на время, а мы пока тут… — Стоп! — я не кричала, но голос прозвучал словно удар. — Дима — никуда.
Это его дом.
И мой тоже.
Бабушка завещала его мне. — А мне что, ничего не достанется? — Алексей вдруг обиделся, как ребёнок. — Я тоже внук, между прочим! — Тебе дачу оставила.
Которую ты через год продал и деньги просадил.
А дом переписала на меня, потому что знала: я сохраню.
Брат покраснел.
Ольга сжала губы.
Тишина стояла такая, что было слышно, как ветер гонит сухие листья за окном. — Ладно.
Не хочешь мирно — значит, по-другому, — медленно произнёс Алексей. — В каком смысле? — Я с адвокатом говорил. — Он смотрел на меня с нехорошим блеском в глазах. — У меня есть право оспорить завещание.
Обязательная доля наследника и всё такое.
Либо ты нам помогаешь, либо дом продаём и делим деньги.
Пополам.
Кровь отступила от лица.
Холод растекся по животу.
Дом — это всё, что у нас с Дмитрием было.
Крыша.
Дом. — Ты меня шантажируешь? — Я предлагаю семейное решение.
Я молчала.
В висках стучало.
Дмитрий должен был вернуться с тренировки через час.
И я вдруг представила, как рассказываю ему: теперь мы живём в одной комнате с дядей, тётей и их дочкой.
Или — дом придётся продать, и мы переедем в однушку на окраине. — Знаете что… — я встала. — Уходите. — Ты чего? — Уходите отсюда.
Сейчас.
И больше не возвращайтесь. — Пожалеешь, — процедил Алексей, поднимаясь. — Я подам в суд.
Получим своё. — Подавай.
Только обязательная доля наследника — это когда завещатель лишает нетрудоспособных детей или иждивенцев.
Ты был трудоспособным сорокапятилетним мужчиной, когда бабушка умерла.
Получил дачу.
Так что удачи в суде.
Ольга с Алексеем ушли, хлопнув дверью так, что задребезжали стёкла.
Я опустилась на диван и просто смотрела в пустоту.
Восемь месяцев.
Я восемь месяцев работала по четыре часа в день, чтобы у брата в квартире была венецианская штукатурка.
Отказывала Дмитрию в новых коньках — «старые ещё нормальные, доносишь», — а Ольга тем временем покупала платья за восемь тысяч.
На мои деньги.
Слёзы сами покатились, горячие и обидные.
На следующий день я взяла отгул.
Пошла в банк — узнать про переоформление кредита.
Ответ убил: только с согласия заёмщика.
Алексей, естественно, не дал согласия.
