Когда брат сообщил: «Мы оформили кредит на твоё имя», — сначала я не сразу поняла, что происходит.
Сумма — четыреста пятьдесят тысяч гривен.
На ремонт.
В его квартире.
Платить по восемнадцать тысяч в месяц должна была я. — Тамара, ты же понимаешь, что мы не хотели тебя обидеть, — говорил Алексей, расслабленно устроившись на моём диване. — Просто так сложились обстоятельства.

Глядя на брата, я думала: как можно так нагло лгать, глядя в глаза близкому человеку?
Обстоятельства… — Какие именно обстоятельства? — мой голос прозвучал чуждо. — Ты же знаешь, после того случая с работой у меня ничего не вышло.
Тот случай произошёл полтора года назад.
Алексея уволили, и с тех пор он пытался найти себя.
Похоже, искал он где-то между диваном и холодильником — на работу идти не спешил. — До пенсии ещё пятнадцать лет, — напомнила я. — Может, всё-таки попробуешь устроиться? — Ты чего, на моих условиях работы нет! — возмутился он. — Везде либо копейки платят, либо начальство ненормальное.
Рядом сидела Ольга, его жена, и кивала каждому его слову.
Она тоже два года не работала — после закрытия фирмы не стала искать новое место.
Зачем, если есть я?
Это началось восемь месяцев назад.
Во вторник вечером раздался звонок: — Тамарок, помоги, у нас совсем беда, — Ольга говорила так, будто у них пожар. — Нужно десять тысяч до пятницы, верну в субботу, честное слово.
Я перевела деньги.
Но субботы не наступило.
Через неделю прозвучал новый звонок: — Тамар, у Наташи сессия, надо преподавателю двенадцать тысяч занять.
Наташа училась на коммерческом отделении.
Восемьдесят тысяч за семестр родители платили исправно — значит, деньги у них были.
Но я промолчала и снова перевела.
Потом пошло одно за другим.
Коммунальные платежи, продукты, платье Ольге на чей-то юбилей, лекарства, такси, день рождения… — Тамар, мы не можем прийти к людям в чём попало! — возмущалась Ольга. — Нас пригласили на юбилей, неудобно же.
А мне идти не в чем!
Я пересылала деньги и чувствовала, как внутри нарастает холод и тяжесть, словно свинец.
У меня самого сын Дмитрий, пятнадцати лет.
Хоккейная секция обходится в шесть тысяч в месяц.
Форма — двадцать пять тысяч в год.
Коньки — пятнадцать.
Ипотеку за дом ещё семь лет платить по двадцать три тысячи.
Я работаю бухгалтером в строительной компании.
Зарплата — восемьдесят пять тысяч на руки.
Алименты от бывшего мужа — двадцать пять тысяч, но эти деньги идут только на Дмитрия: секция, школа, одежда, карманные расходы.
Средств не хватало.
Я подрабатывала удалённо — делала отчётность для небольших предпринимателей.
По ночам сидела за ноутбуком, а утром с тяжёлой головой шла на основную работу.
Спала не больше четырёх часов.
Голова болела невыносимо.
Живот скручивало так, что дышать было трудно. — Мам, почему ты такая бледная? — однажды спросил Дима. — Может, к врачу сходить? — Просто устала.
Сказано мягко — устала.
Я ощущала себя выжатой губкой, которую забыли выбросить.
Тем временем Алексей с Ольгой выкладывали в соцсети фотографии: венецианская штукатурка, кухня на заказ, люстры, цена которых равнялась моей месячной зарплате.
И вот теперь они сидели напротив меня.
Кредит оформили три месяца назад — попросили только мою подпись «как созаёмщика, чистая формальность».
Я согласилась, потому что Алексей уверял: вернёт через два месяца, как только устроится.
Только его судимость за давнюю драку смущала банк, а я — чистая, с хорошей кредитной историей.
Ну, была хорошей.
Теперь платить по восемнадцать тысяч в месяц приходилось мне.
В общем, Тамарка, тут такое дело, — Алексей откашлялся.




















