Когда я лежала с капельницей, прислушиваясь к тихому шарканью тапок санитарки в коридоре, мне казалось, что всё важное происходит где-то далеко за пределами моей квартиры.
Однако прошло уже три недели, как я снова дома.
Никакой особой торжественности: кастрюля стоит на плите, посуда лежит в раковине, а окна затянуты серым светом.
Лишь браслет на запястье — тот самый, что считает шаги — теперь напоминает о том времени чаще, чем хотелось бы.
Я не хотела его приобретать.
Этот подарок Алексей преподнёс мне на прошлый день рождения: «Чтобы за собой следила», — сказал он тогда, не поднимая глаз.
Я улыбнулась в ответ: «Чтобы ты знал, сколько я хожу по квартире?» Он лишь пожал плечами.
Тогда я ещё не осознавала, что эти шаги станут чем-то большим, чем просто цифрами.
Теперь моё утро начинается с того, что я гляжу на браслет.
Алексей уже ушёл на работу; он выходит тихо, чтобы не разбудить меня — привычка, оставшаяся со времён болезни.
Я слышу его осторожные шаги, неслышно перемещающиеся по коридору и кухне — словно он ступает по ледяному пруду — и думаю: раньше я не замечала этого ритма.
В первые недели после выписки я воспринимала каждый шаг как маленькую победу: от кровати до ванной — двадцать два, до кухни — тридцать восемь.
Порой останавливалась на полпути — не из-за усталости, а чтобы прислушаться: как гудит холодильник, как за стеной хлопают двери соседей.
Мой ритм стал плавным и осторожным.
Мне казалось, что я заново открываю дом: касаюсь края стола и удивляюсь его шероховатости, долго задерживаю руку на батарее в прихожей.
Однажды утром я заметила тонкую трещинку на ремешке браслета — тонкую полоску у застёжки.
