Десять лет — это срок, за который рана успевает затянуться, оставив после себя лишь едва заметный шрам, касание которого уже не причиняет острой боли, а вызывает лишь тихую, едва уловимую грусть.
Так и с Ильёй — он был уверен, что любил лишь однажды в жизни, когда встретил дерзкую и гордую Настю. Со временем эти чувства отступили в уголок его сердца и притихли.
Настя была воспитанницей его бабушки, и если бы мама не попросила помочь девочке с поступлением в медицинский институт, Илья, вероятно, никогда бы не обратил на неё внимания.
Любовь к Насте казалась нелогичной: подобные загадочные девушки обычно ему не нравились, но, несмотря на наличие невесты Оли, он всё же влюбился.
Любая другая девушка порадовалась бы такой партии, как Илья, но Настя отвергла его, и именно это задело его сильнее всего.
С годами образ Насти стал меркнуть.
Илья познакомился с Мариной — спокойной и умной женщиной-архитектором с добрыми глазами.
С ней было легко и уютно.
Они понимали друг друга без слов, их жизни складывались в гармоничную общую картину.
Он не особенно стремился к официальному браку: слишком много видел, как разваливаются семьи его друзей, но однажды услышал разговор подруг о Марине: «Бедняжка! Столько лет ему посвятила, а он даже не собирается на ней жениться. Она хочет детей!»
Какие дети — если бы он действительно хотел строить с ней семью, давно бы уже сыграли свадьбу и завели пару таких же скучных детей, как они сами.
Только вот Илья не любил её.
«Дура Марина», — подумал он.
Ему стало обидно за Марину, и неожиданно для всех он сделал ей предложение.
Она с радостью согласилась, и они начали готовиться к свадьбе.
Именно тогда ему приснилась мама.
Во сне она предстала такой, какой он помнил её в последние годы: уставшей, но умиротворённой, с тихой улыбкой, которая согревала душу.
«Илья, — сказала она, голос звучал так ясно, будто она стояла рядом. — Как жаль, что у тебя до сих пор нет детей. Помнишь, ты же обещал назвать сына Павлом, в честь дяди?»
Илья совсем не хотел называть сына именем дяди, который пропал в приюте.
Он попытался объяснить это маме, но слова застряли в горле.
«А про Настю ты не забыл?» — неожиданно спросила она, и её взгляд стал серьёзным. — Помоги ей. Ей сейчас очень трудно».
Илья проснулся, весь в поту, а в голове всё ещё звучал мамин голос: «Ей сейчас очень трудно».
Он пытался убедить себя, что это был всего лишь сон.
Но чем больше он размышлял, тем сильнее убеждался, что это не просто сновидение.
Это был знак от мамы, который пробивался сквозь миры и пространства.
Он пытался избавиться от навязчивой мысли.
Какая Настя? Прошло десять лет.
Наверняка она давно замужем, у неё своя жизнь и карьера.
Он сделал всё, что мог.
Его совесть была чиста.
Но тревога не отпускала.
Она словно заноза в сознании портила идиллию с Мариной.
Через неделю Илья не выдержал.
Вечером, пока Марина читала книгу на диване, он сел за компьютер и ввёл в поисковик имя и фамилию Насти.
Поиск выдал множество страниц.
Он сузил запрос, добавив слово «врач», и сразу же нашёл её.
На сайте элитной частной клиники висела её фотография: врач-терапевт Наталья Сергеевна.
Он пристально смотрел на снимок.
Десять лет.
Пропала детская угловатость, появилась сдержанная, почти строгая утончённость.
Волосы гладко зачесаны, лицо спокойно.
Но глаза…
Глаза остались прежними — большими, зелёными, смотрящими прямо в душу.
В них читалась та же дерзость, слегка смягчённая взрослой усталостью.
Не раздумывая долго, Илья взял телефон и позвонил в клинику, записавшись к ней на приём.
Через два дня, в четверг в пять часов вечера, он стоял у двери кабинета №14.
Он отменил важную встречу, соврав Марине, что у него срочные переговоры с подрядчиком.
Сердце бешено колотилось, словно у подростка.
Он не знал, что скажет.
Не понимал, зачем пришёл.
Войдя в кабинет, Илья сразу почувствовал знакомый запах её духов — едва уловимый, словно влетевший с ветром аромат лесного озера и первых цветов, но к этому приятному запаху примешивалась странная, неприятная нота, будто в том озере гнил что-то ужасное.
За письменным столом, склонившись над бумагами, сидела она.
Настя.
Его Настя.
Те же зелёные глаза, а волосы настолько коротко подстрижены, что не скрывали торчащие уши.
Она подняла голову.
Илья ожидал, что она его узнает и даст понять взглядом или словом, но ни один мускул на её лице не дрогнул, взгляд оставался отстранённым и профессиональным. — Здравствуйте, проходите, пожалуйста, — сказала она, жестом приглашая сесть в кресло перед столом. — Чем могу помочь?
Несколько секунд в кабинете царила гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим жужжанием компьютера.
Илья не знал, с чего начать.
Он был тем, кто вторгся в её жизнь, переступил границы, чётко очерченные ею когда-то.
— Ты меня не узнаёшь? — наконец пробормотал он, чувствуя себя крайне неловко.
Настя отложила ручку.
Её пальцы были тонкими, без колец. — Конечно, я тебя узнала.
Десять лет — не такой уж большой срок. — Мне приснилась мама, — неожиданно сказал он, осознавая, насколько это звучит странно. — Она просила помочь тебе. Говорила, тебе сейчас трудно.
На её лице на мгновение промелькнуло что-то неуловимое — удивление? Раздражение?
Но почти сразу выражение снова стало бесстрастным.
— Тебе не о чем беспокоиться.
У меня всё в порядке.
— Правда? — он не смог сдержать вопрос. — Настя… Как твоя жизнь?
Она вздохнула, словно уступая назойливому пациенту. — Моя жизнь — это работа и дочь.
Всё как у всех.
