— Не надейся, что будешь здесь жить как в гостинице, — голос отчима прорезал тишину, будто удар хлыста. — Твоя мать ушла, и вместе с ней — все твои привилегии.
Я стояла в прихожей дома, где выросла, сжимая ручку старого чемодана. За три года я стала чужой в этих стенах.
Артем Викторович возвышался надо мной — крупный, уверенный в себе, как человек, привыкший командовать.
— Мне просто нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Сейчас тяжёлый период, — сказала я тише, чем хотелось бы.
— Прийти в себя? — он усмехнулся. — В моём доме правила устанавливаю я, Марина. Если остаёшься — будешь работать. Вся собственность теперь моя.
За его спиной виднелась гостиная — мамино царство с вышитыми картинами и фотографиями в резных рамках.
На комоде — её лицо среди цветов из теплицы, которую она вырастила своими руками.
— Если остаёшься — готовься работать. Готовка, уборка, стирка. Как положено прислуге, — с откровенным удовольствием произнёс он, бросив дорогой пиджак на кресло.
— Прислуге? — переспросила я, чувствуя, как лицо заливает жар.
— Именно, — он направился на кухню, достал из холодильника бутылку вина, которое мама хранила для особых случаев. — Комната твоя наверху. Завтра получишь список дел.
Я поднялась по лестнице. Комната застыла во времени: покрывало на кровати, книги, вид на сад из окна.
Сев на край кровати, я смотрела на свои руки — огрубевшие, с обломанными ногтями. Женщина, потерявшая всё:
работу в издательстве, квартиру, и Диму, который назвал наши отношения «прекрасной ошибкой» в тот день, когда меня уволили.
Вспомнился мамин голос с лёгкой хрипотцой: «Всё будет твоим, Маришка. Всё уже оформлено».
Это было за месяц до её смерти. Она боролась до последнего, как капитан, покидающий корабль в самый конец.
Мы сидели в саду под яблоней, пили компот, и она говорила: «Дом, земля, бизнес — по закону всё твоё».
Я не придала значения. Казалось, она вечная. А через четыре недели её сердце не выдержало.
Я приехала, но опоздала.
Полгода спустя я вернулась — на пепелище. Без денег, без плана, с тревожным ощущением, что всё произошло слишком быстро.
Бизнес, дом — всё мгновенно перешло к Артему Викторовичу, которого мама всегда держала на расстоянии.
За окном затормозил чёрный внедорожник. Из машины вышли двое. Один — в деловом костюме, второй с кожаной папкой.
Вошли в кабинет. Я спустилась по лестнице. Скрип ступеньки заглушили голоса.
— Земля под теплицами теперь полностью моя, — сказал отчим. — Можем начинать переговоры с застройщиком.
— Документы чисты? — уточнил один из мужчин.
— Абсолютно, — отчим засмеялся. — Кто будет проверять? Падчерица? Она и не помнит, что подписывала.
Я ничего не подписывала. Тогда я была в шоке, едва соображала.
Но эта фраза что-то включила в голове. Я поднялась обратно и закрыла дверь. В голове созревал план.
Я не собиралась быть служанкой в доме моей матери. Я стану охотницей. И если завещание существовало — я его найду.
Наутро — стук в дверь.
— Подъём! — отчим. — Через 15 минут — завтрак. Не забудь про теплицы.
Я натянула джинсы, свитер, собрала волосы. Зеркало отражало решимость, а не слабость.
На кухне — он с газетой и кофе из маминых чашек. Это мелочь — но больно.
— Вот список, — он протянул бумагу. — Помни, кто ты теперь.
Я взяла лист. Готовка, уборка, стирка — классика.
— Конечно, — ответила спокойно.
Он удивился отсутствию протеста.
— У меня встреча, — сказал. — Вернусь к трём. Чтобы дом сиял.
Как только он ушёл, я начала осмотр.
В спальне матери — чужие шторы, новые книги. Под матрасом — пусто.
Кабинет отчима — заперт. Слишком рано. Мне нужны доказательства.
К обеду дела были сделаны, но мысли — только об одном: где завещание?
Он вернулся раздражённый.
— Что за запах?
— Форель с травами, — сказала я.
— Форель? Убери. Терпеть не могу.
Я выключила плиту. Не время для ссор.
— И постирай мои рубашки, — бросил он.
В кармане одной рубашки — визитка: «Юрий Константинович Орлов, нотариус».
Это имя всплыло в памяти. Мама упоминала его. Я спрятала карточку.
Вечером пошла к сараю — «мамин архив». Там, в сундуке под хламом — ключ.
Буфет! Старинный дубовый буфет. Мама держала его под замком.
Под видом уборки я вставила ключ. Замок щёлкнул.
Внутри — документы, альбомы, шкатулки. Среди них — конверт.
Завещание.
«… всё имущество — дочери, Марине Андреевне Лавровой…»
Подпись — маминая. И кассета с пометкой:
«Разговор с Ольгой о наследстве».
Я спрятала конверт. Сейчас — не время. Но у меня появился козырь.
Утро. Диктофон в кармане.
— Чем займёшься сегодня? — спросила я.
Он насторожился.
— С каких пор ты интересуешься?
— Просто. Теперь ты управляешь маминым делом.
— Не сложнее, чем подписать пару бумаг, — усмехнулся он.
— А мама ничего не хотела оставить мне?
Он замер.
— Нет. Всё мне. Завещание было на меня.
— А если я найду другое?
Его лицо стало жестким.
— Что ты нашла? В буфете рылась?
— То есть ты знаешь, что оно было?
Он вскочил.
— Слушай, твоя мать была наивна. Оставила бумаги где попало. Я всё оформил, пока вы рыдали у гроба.
Я не дышала.
— Ты подделал документы?
— Назови это юридическим креативом, — он рассмеялся.
— У меня есть всё, — я достала диктофон. — Завещание, запись мамы, и теперь — твоё признание.
Он схватил меня за руку.
— Ты ничего не докажешь!
— Ошибаешься, — я вырвалась. — Игра окончена.
Я поехала к нотариусу. Орлов принял меня молча.
— Это завещание, — протянула я конверт.
Он побледнел.
— Господи…
— У меня есть и запись признания.
Он прослушал, кивнул.
— Я помогу. Твоя мама действительно хотела передать всё тебе. Мне предъявили другую бумагу — я подумал, что она передумала.
— Это фальшивка.
Следующим шагом была встреча с Ольгой Ивановной — маминой подругой.
Мы прослушали кассету.
— Я всегда подозревала, — вздохнула она. — Но доказательств не было. Теперь есть.
Юридическая война длилась две недели. Адвокат — Илья Романов.
Мы подали иск. В приложении — завещание, аудио, запись отчима, экспертиза.
Он — дорогие юристы, угрозы. Но правда была на нашей стороне.
На финальном заседании отчим выглядел сломленным.
— Этого могло не быть, — сказала я. — Надо было просто выполнить мамину волю.
— Ты ещё пожалеешь, — прошипел он.
Судья огласил решение:
— Завещание, представленное господином Гаврилиным, признано подделкой. Всё имущество возвращается Марине Андреевне Лавровой, как указано в подлинном завещании.
В зале — аплодисменты. Судья добавил:
— Достаточно оснований для возбуждения уголовного дела в отношении гражданина Гаврилина.
Он закрыл лицо руками.
Теперь — я в гостиной. Солнечный свет пробивается сквозь мамины занавески.
Прошло три месяца. Бизнес восстанавливается. Все работницы вернулись.
Ольга помогает с делами, Орлов — консультант.
Вчера я была на кладбище. Принесла цветы. Рассказала маме всё — шёпотом, как будто она слушает.
На комоде — её фото. Она улыбается среди цветов.
Я выпрямляю рамку.
— Мама, — говорю я. — Я всё защитила. Я стала сильной благодаря тебе.
Теплицы снова работают. Грядёт фестиваль.
Я больше не служанка.
Я хозяйка.
Я — Марина. И я вернула всё, что принадлежало мне.
