Но взгляд остался прежним. — Хорошо, — спокойно произнёс он. — Если не хочешь, не нужно.
Мы сами справимся. — И тут же, словно что-то внутри его поколебалось, добавил: — Только потом не говори, что мы редко навещаем.
Нам будет не до пирогов. — Не говори так, — покачала головой Тамара. — Приходите, когда хотите.
Когда не хотите — не приходите.
Я не торговец, чтобы клиентов удерживать скидками.
Ирина резко поднялась. — Пойдём, Игорь.
Я так и думала. — Она схватила сумку, отодвинула стул. — Спасибо за чай, Тамара Николаевна.
Запеканку мы не возьмём. — Возьмите детям, — подтолкнула тарелку Тамара. — Я не упрекаю.
Просто… живите своей жизнью.
Они ушли.
Дверь тихо захлопнулась, словно птица, притихшая и сложившая крылья.
Тамара убрала посуду со стола, накрыла пирог полотенцем и налила себе ещё чаю.
Рыжик встал на задние лапы, посмотрел, словно человек, и мяукнул.
Она дала ему кусочек курицы из холодильника, потом села, положила руки на стол — чтобы почувствовать тёплое, родное дерево.
Больно было — как после удара.
Но боль была ровной — без злости.
На следующий день позвонила соседка Ольга. — Там, ты чего?
Вид у тебя вчера был такой же, как у меня при прорыве трубы, — пропела она, всегда умея перевести разговор в шутку.
Тамара рассказала — не всё, но главное.
Ольга вздохнула, словно человек, который тоже через это прошёл. — Ох, детки наши, — сказала она. — Они думают, что старость — это свободный счёт.
А у старости — свои расходы.
Ты держись.
Я тебя знаю — ты потом всем помогаешь, но из доброты.
А когда требуют — это как-то искривляет душу. — Искривляет, — согласилась Тамара. — И ведь логика у них есть.
Молодым трудно.
Только почему-то легко берут с моих денег. — Потому что твои деньги — без их усилий, — мудро заметила Ольга. — Всё, молчу.
Хочешь — заходи вечером на чай.
У меня баранки и варенье из крыжовника, твоё любимое.
Посидим, котов обсудим. — Приду, — улыбнулась Тамара.
Прошло несколько дней.
Игорь не звонил.
Ирина прислала короткое сообщение: «Мы заняты, садик устроили, всё нормально».
Тамара прочитала и положила телефон экраном вниз.
Вечером к ней заглянула Людмила Ивановна с четвёртого этажа — чтобы передать квитанции на воду: «Ты у нас хорошо считаешь».
Тамара помогла, заодно узнала у Нины про льготы на мусор для пенсионеров — та как раз оформляла. «Не всё так плохо», — подумала Тамара и отметила про себя: если понадобится — она найдёт, где сэкономить без посторонней помощи.
Примерно через две недели, в воскресенье, Игорь наконец позвонил: — Мам, привет.
Мы к тебе заедем.
С детьми.
Тамара отложила платки, которыми вытирала пыль, и включила духовку — пирог с яблоками и корицей, Денису нравится.
Она накрыла на стол, подготовила детские тарелки, достала из морозилки вареники с творогом — Ирина, хоть говорила про «аллергию», с удовольствием их ела, когда не стеснялась.
Пришли шумно.
Дети — словно ветер.
Денис сразу потянулся к Рыжику, тот недовольно фыркнул и забрался на шкаф — «высоту», как называла это Тамара.
Настя села на ковёр и попыталась построить башню из кубиков.
Ирина выглядела немного напряжённой, сжала губы в тонкую полоску, но поздоровалась ровно, как человек, умеющий держать лицо.
Игорь крепко обнял мать — по-настоящему, крепко.
Его запах был знакомый — мороз и дорога. — Мам, — сказал он, когда дети ушли в комнату, — я, наверное, ошибался.
Выбрал неправильные слова.
Я… — он замялся, — я растерялся.
Нам действительно сложно.
Но это не оправдание.
Извини.
Тамара кивнула.
Ей хотелось сказать многое — о том, как в его «нам трудно» пряталось «мне удобно».
Но почему-то она выбрала другие слова: — Поешьте. Всё остынет.