У меня для них нет места, ты же знаешь, у меня двушка в хрущёвке, где я живу с отцом, а у них двое детей.
Куда им деваться?
Ты всегда была такой доброй девочкой. Аня была доброй всю свою жизнь.
Доброй девочкой, которая без колебаний уступала младшей сестре лучшие игрушки.
Доброй девочкой, подрабатывавшей в студенчестве, чтобы приобрести Лене модные джинсы, потому что «Лена так расстраивается, когда у всех есть, а у неё нет».
Доброй девочкой, которая отказывалась от собственных планов, сидя с племянниками, ведь «Лене нужно отдохнуть, она так устаёт с детьми».
Эта «доброта» всегда была односторонней.
Когда Аня с Дмитрием жили в съёмных квартирах и просили у Лены взаймы жалкие пять тысяч до зарплаты, та смущённо отвечала, что вместе с Игорем у них «всё строго распланировано».
Когда Ане требовалась помощь с переездом, у сестры и её мужа вдруг находились срочные дела на даче.
После этого позвонила сама Лена.
Её голос звучал одновременно плачевно и настойчиво. — Ань, ну что ты?
Мать говорит, что ты нас не хочешь пускать.
Мы же ненадолго, всего на пару месяцев!
Ты представляешь, в каком мы положении?
Сделка по нашей квартире уже назначена, а покупатели ещё не получили одобрения на новую.
Нам буквально грозит улица!
С двумя детьми!
Аня слушала и ощущала, как внутри неё нарастает тихое раздражение. — Лен, у меня там только голый бетон.
Жить невозможно. — Ой, да брось! — с фырканием ответила сестра. — Не драматизируй.
Мы же не привередливые.
Постелим что-нибудь на пол.
И бесплатно.
Ты же понимаешь, что для нас это сейчас спасение?
Или хочешь, чтобы твои племянники скитались по съёмным комнатушкам с клопами? «Твои племянники».
Эти слова всегда служили козырной картой, которую Лена и мать выкладывали, когда желали добиться своего. — Я подумаю, — сухо произнесла Аня и положила трубку.
Дмитрий, слышавший весь разговор, подошёл и обнял её сзади. — Не поддавайся. — Но дети… — слабо возразила она, укрываясь у него на плече. — Дети — это ответственность их родителей, Лены и Игоря.
Они взрослые люди и должны были продумать всё заранее, прежде чем продавать единственное жильё.
Твоя квартира — это твоя квартира.
Это не место для временного пребывания, не гостиница и не благотворительный приют.
Его слова приносили ощущение облегчения.
Он не говорил «решай сама», не старался угодить всем.
Он был на её стороне.
Абсолютно. — Они меня съедят, — прошептала Аня. — Нас двое.
Не съедят, — уверенно ответил Дмитрий. — Мы будем держаться.
Уже на следующих выходных пришлось держать оборону, когда вся семья собралась на традиционный воскресный обед у родителей.
Обстановка была напряжённой до предела.
Отец Ани, Павел Викторович, как обычно, делал вид, что всё в порядке, уткнувшись в тарелку.
Ирина Николаевна сжимала губы и с нарочитым тяжёлым вздохом выражала недовольство.
Лена сидела с покрасневшими глазами, а её муж Игорь смотрел на Аню с плохо скрываемым осуждением. — Ну, что решила, старшая? — прервала молчание мать, когда суп был съеден.
Она специально назвала её «старшая», подчеркивая всю тяжесть ответственности.
Аня глубоко вздохнула, собираясь с силами. — Мам, я уже всё объяснила.
В квартире голые стены и бетонный пол.
Там жить нельзя, особенно с детьми.
Мы начинаем капитальный ремонт. — Да сколько можно про твой ремонт! — воскликнула Лена, разводя руками. — Можно же отложить его хотя бы на полгодика!
Что же будет?
Квартира не исчезнет!
А нам это крайне необходимо!
Ты просто не хочешь нам помочь! — Почему это она должна всё отложить? — спокойно вмешался Дмитрий. — Мы шесть лет ждали этого момента.
Шесть лет копили, отказывая себе во всём.
