Сайт для Вас!
— …Если бы ты, как я просила, положила кефир на балкон, он бы не испортился, — с этими словами Тамара закрыла дверцу холодильника, и звук был таким, будто она не закрывала бутылку, а придавливала всё своё терпение, которое за годы накопилось.
Игорь стоял в коридоре, держал куртку в одной руке, а другой ковырялся в карманах в поисках ключей. Воздух пах дождём и мокрой собакой — явно он недавно вернулся с прогулки с Барсиком. Хотя Барсика у них не было. Просто от Игоря исходил именно такой запах.
— Тамара, серьёзно? — наконец он вытащил ключи, не глядя на неё. — Мы сейчас обсуждаем кефир? Или у тебя снова накопилось?
— У меня не накопилось, у меня всё выплеснулось и затопило плиту, из-за чего сломалась проводка, — Тамара приблизилась. — Ты знал, что Ольга у нас в квартире?
Он застыл. Не потому что не в курсе. А наоборот, потому что знал.
— Ну… Она просто хотела…
— Что именно? Проверить, всё ли осталось на месте? Или посмотреть, не сменили ли мы её любимое полотенце? Или снова устроиться на диване в твоих трусах, потому что «мои промокли, а Тамарины мне малы»?
— Не начинай, — наконец Игорь посмотрел на неё. Его взгляд был уставшим, куртка вытертая, туфли покрыты засохшей грязью — всё в нём говорило: «мне всё равно, только оставь меня в покое».
— Я и не начинаю. Я продолжаю. Это моя история, а не монолог. Вот сегодня, угадай, как закончился мой день? Я пришла с работы, устала, болела голова, маршрутка стояла в пробке, а в ванной — та-дам! — твоя сестра, моет волосы моим шампунем, который я покупаю своими деньгами, и поёт мою песню, при этом сидит в моей ванной.
— Ну нельзя же за такое её убивать.
— Почему бы и нет? Это было бы проще, чем объяснять ей в десятый раз, что приходить в чужую квартиру без звонка — это не «по-семейному», а «по-закону нельзя».
Игорь устало опустился на табурет. Раньше на нём сидела бабушка Тамары. Теперь там сидел он — единственный мужчина, который умудрился сильно досадить Тамаре больше, чем налоговики.
— Там… Она просто временно…
— …живёт у тебя? На твоей шее? У нас? В браке? А кто же тогда я? Управдом?
Он посмотрел на неё с раздражением, которое обычно выдают за слабость.
— Ты преувеличиваешь. Сейчас у неё тяжёлый период. Она рассталась с Дмитрием и ей негде жить.
— Я знала, что ты скажешь про её тяжёлый период. Но ты забыл, что у меня тоже не всё легко. Я сорок лет не была в отпуске, каждый день стою в пробках, работаю, стираю, глажу, и ещё должна улыбаться Ольге, когда она без стеснения рыщет в моём нижнем белье в поисках чего-нибудь приличнее для свидания. У меня тоже сложный период, Игорь. Только я при этом не влезаю в чужие дома и не устраиваюсь там жить, как в пансионате для избалованных эгоистов!
Наступила тишина. Из кухни раздавалось тихое бульканье чайника. Вот бы в нашей жизни всё решалось так просто: нажал кнопку — вода закипела, подождал — остыла. А не кипело сутками.
Игорь поднялся, снял куртку и повесил её на крючок, не обратив внимания на жену.
— Она скоро уйдёт. Потерпишь?
— Я уже два года терплю, если ты не заметил. И она не моя сестра. Это ты должен был с ней поговорить, а не я. Ты должен был сказать: «Ольга, пожалуйста, уходи, ты рушишь наш брак».
Он вздохнул и протёр лоб. Тамара смотрела на него как на пациента, который жалуется на давление, а у него — аппендицит. Диагноз она уже поставила: маменькин сынок, у которого катастрофа с волей.
— Там… Зачем нам ругаться? Всё же нормально. Она ничего такого не делает. Просто…
— Просто крадёт мою жизнь по чуть-чуть! А ты молчишь и позволяешь! Хочешь знать, как это ощущается? Представь, что кто-то каждый день снимает со счёта по сто гривен. Пусть понемногу, но в итоге – пусто. И даже билет на свободу не купить!
— Не драматизируй, — пробормотал он, но его глаза метались.
— Отлично! — она отвернулась к окну и оттянула занавеску. Под их балконом стояли мусорные баки — идеальный фон для их брака: грязные стены, старый диван и запах тухлой селёдки.
Она повернулась и скрестила руки на груди. Голос прозвучал прохладно, как касса ЖЭКа за минуту до закрытия:
— Скажи, Игорь. Я тебе вообще кто?
Он поднял глаза. В них была лёгкая испуганность.
— Что за вопрос такой?
— Очень простой. Ты готов жить с женой, у которой каждый день — как лотерея: вернётся ли она домой и не найдёт ли в своей постели твою сестру в носках с утками?
— Тамара, ты всё преувеличиваешь.
— Нет. Я просто называю вещи своими именами. Здесь не «временно пожить», а «захватить территорию». А ты — не муж, а нейтральная Швейцария.,И вновь воцарилась тишина. На кухне внезапно прозвучал щелчок — чайник остыл.
— Ладно, — проговорил он наконец. — Я поговорю с ней сегодня.
— Сейчас же? — уточнила она. — Или сделаю это сама. Но предупреждаю: у меня словарного запаса хватит, а вот смелости у тебя не хватает.
Он посмотрел на неё. В его глазах промелькнуло что-то — то ли страх, то ли раздражение, а может, даже мгновенное, словно вспышка в коридоре, уважение.
— Ладно. Я сделаю это.
— Отлично, — сказала она, обернувшись к двери. — Тогда жду. А если ничего не получится — у меня два варианта: ступени вниз или балкон. Выбирай сам, а я все организую.
— Ты же собираешься сама говорить, верно? Или я зря наточила нож для масла до состояния скальпеля? — Тамара стояла у двери с таким видом, будто направлялась на судебный процесс, где была и прокурором, и судьей, и, если повезет, палачом.
Игорь прочихался, натянул на себя рубашку — ту самую, что Тамара подарила ему на прошлый день рождения. Тогда он сказал: «Да, нормальная». Сейчас же она выглядела на нем так, как будто он сам её подарил и тут же пожалел.
— Сейчас все уладим, — пробормотал он, словно речь шла не о грандиозном конфликте, а о сломанном кране на кухне.
Ольга лежала на диване в их гостиной — в позе морского котика, в растянутой футболке с логотипом «Бумбокс», хотя музыку она фактически не слушала, максимум — аудиокниги с мотивацией, в которых засыпала на пятой минуте. На ногах были новые носки Тамары. С люрексом. Именно с тем самым люрексом, который Тамара берегла «на Новый год или похороны, что наступит раньше».
— Привет, братишка, — усмехнулась Ольга, не отрываясь от телефона. — Я тут подумала… Может, перееду в спальню? Ваш диван скрипит, словно старушка на лавочке.
Игорь кашлянул. Тамара молчала, издавая такой звук, словно внутри нее откручивались болты терпения.
— Ольга, — начал он неуверенно, как ученик на контрольной, к которой не готовился, — слушай… Может, тебе пора искать свое жилье? Ну, временно. Просто не здесь.
Ольга взглянула на него, словно он предложил отправиться поработать в шахту с недельной сменой.
— Ты шутишь? Я же говорила: с деньгами беда. Дмитрий ушёл, алименты — это мечта, на работе ад, а здесь так уютно… Вайфай летает! И Тамара такая… домашняя. Атмосферу создает.
— Атмосфера, Ольга, — наконец вмешалась Тамара, — это не когда ты роешься в чужом шкафу, а когда хотя бы стучишься перед тем, как зайти. Это элементарная вежливость. У нас так воспитывают с пяти лет. А ты где была — в коме?
— Ой, начинается, — закатила глаза золовка. — Ты опять в своём духе. Может, тебе написать книжку? «Как оставаться скучной и вредной, когда тебе всего сорок».
— Обдумаю, — сухо ответила Тамара. — Только в самом первом абзаце будет про тебя. Как не стать гостем, который живет дольше ковида.
— Да ты просто завидуешь, — взвизгнула Ольга, — потому что у меня настоящая грудь, и я не боюсь показывать колени. А ты, извините, живешь как музей — пыльно, строго и скучно!
Игорь рухнул назад в кресло. Как будто пытался спрятаться от происходящего.
Тамара бесшумно подошла к шкафу и, не глядя, вытащила тот самый злополучный свитер — зеленый с вышивкой, купленный ею в Кременчуге, который Ольга надела когда-то «на пять минут», а потом он пах её духами неделю.
— Это мои вещи. Моя ванная. Моя кухня. Мой дом. И мое терпение иссякло.
— Да ладно тебе, — усмехнулась Ольга. — Ты вроде взрослая, у тебя все по полкам. Неужели тебя так зацепило, что я разок взяла помаду?
— Помаду? — Тамара повернулась, удивленно подняв брови. — Ты уверена, что только один раз? Вчера я обнаружила в своей косметичке колпачок от зубной пасты, лежащий рядом с твоими наращёнными ресницами. Что я, стоматолог? Или у тебя странные гигиенические привычки?
Ольга поднялась с дивана. Она казалась немного серьезнее. На секунду пропала вся её показная раскованность.
— Слушай, Там, возможно, тебе просто не хватает секса?
— Возможно. А тебе не хватает уважения к чужой жизни. Но, увы, этому не помогут ни кремы, ни гели с шиммером. Игорь, — обратилась она к мужу, — ты хотел что-то сказать своей сестре. Вперед. Или мне взять на себя всю разборку?
Игорь поднялся. Его пальцы дрожали. В этот момент он напоминал человека, которого вытащили из метро и тут же поставили вести экскурсию по Эрмитажу.
— Ольга, честно. Найди квартиру. Я помогу с деньгами. Но… тебе тут уже перебор. Это не гостиница. И Тамара… она говорит правду. Мы живем вместе. Мы семья.
— Я тоже твоя семья! — взревела Ольга. — Это я была с тобой, когда тебя оперировали! Это я защищала тебя от отца, когда он кричал, что ты ни на что не годен! А она… Кто она? Просто посторонняя тётка, которая вломилась и считает, что теперь здесь власть у неё!
— Всё, — произнесла Тамара. Её голос стал тихим, как последний звук чайника, закипающего на пределе. — Либо она уходит, либо я. Прямо сейчас.
— Это шантаж, — прошипела Ольга. — Мужика между женщинами не делят.
— Это не о мужчине между женщинами. Это о жене, оказавшейся в аду. Либо ты — сестра, либо лишь постоялец с билетиком на выход, — Тамара указала на дверь. — И знаешь что, Ольга? Я не злодей. Я просто женщина, у которой однажды нервы не выдержали. Как у всех. И которая больше не будет молчать. Подолгу. Молчили все трое. Даже чайник. Даже часы, словно время решило на миг сказать: «Ну к чёрту их».,— Ладно, — бросила Ольга. — Я ухожу. Но ты ещё пожалеешь. Игорь ещё к мне припадёт. С цветами. Когда ты его окончательно поглотаешь, как всех прежних.
Она схватила свою сумку — огромную, словно чемодан перед ссылкой — и двинулась к двери.
Игорь остался неподвижен.
Дверь захлопнулась.
Тамара опустилась на пол. Просто села, потому что сил больше не было.
— Ты не испытываешь радость? — спросила она, не поворачивая головы к мужу.
— Не знаю, — он растерянно опустил голову. — Мне сейчас как будто… между двух пропастей.
— Тогда не тяни время, — сказала она, поднимаясь. — Либо прыгай. Либо иди по мосту. Но без лишнего груза.
Тамара очнулась на кухонном диване. Неловко, с болью в шее и ощущением, что её тело больше не принадлежит ей, а стало каким-то чужим — будто она его снимала на ночь, а теперь должна вернуть с повреждениями. В голове гремело. Не от вина — его не было. От тишины.
Игорь провёл ночь в спальне. Один. Она — одна. В двухкомнатной квартире жили две планеты с орбитами, которые уже не пересекались. Гравитация ушла.
На плите стояла кастрюля с остывшим куриным бульоном. Вчерашним. Без соли. Символом попытки сохранить хоть что-то. Но кому теперь это нужно?
Она направилась в ванную — автоматически, как зомби на автопилоте. Умылась. Заглянула в зеркало. На неё глядела женщина… ну да, с сорок с лишним годами. Без иллюзий, без романтических грёз, но с чем-то новым — пустотой. И спокойствием.
Через час Игорь зашёл на кухню. Молчал. Она не задавала вопросов. Он не начинал разговор.
— Я поговорил с ней, — наконец произнёс он, наливая себе чай. — Уехала к подруге. Надеюсь, насовсем.
Тамара лишь кивнула без эмоций.
— Спасибо тебе, — сухо сказала она. — Спустя полтора года совместной жизни ты наконец проявил мужской характер.
— Не надо, Там. Я ведь…
— Что? Старался? — она подняла брови. — Ты не старался. Ты выжидал. Как в шахматах — пока соперник не ошибётся. Только я — не фигура. Я человек. Мне больно. Потому что я не забочусь о её носках, но не могу простить, что ты всё это время… молчал.
Игорь опустил голову.
— Просто я не умею иначе.
— А я не умею жить с человеком, который не способен быть рядом, когда особенно нужен. Понимаешь? Это не о твоей Ольге. Это о нас. Я всё ждала, что ты наконец возьмёшь меня за руку. А ты всё стоял посередине.
Внезапно зазвонил звонок в дверь.
Тамара вздрогнула. От неожиданности. От ощущения, что всё начнётся сначала.
Игорь пошёл открывать.
— Если это она — решай сразу, — тихо сказала Тамара. — Я больше не буду играть в эту игру.
Но на пороге стояла не Ольга.
Перед ними стояла пожилая женщина, с аккуратными косами, в сером пальто и с тревожным взглядом. В руках — зонт и клетчатая сумка типа тех, что пенсионеры покупают на рынках. Лицо было бледным, с мешками под глазами, но взгляд острым.
— Игоша? — с дрожью в голосе спросила она. — Это я. Твоя мама.
Тамара застыла.
Игорь словно получил удар током.
— Мама?.. Ты же…
— Я приехала. Из Харькова. Долго решалась. Хотела раньше. Но… Слышала, что у вас трудности.
Тамара медленно опустилась на стул за столом.,Игорь впустил мать в квартиру. Механически поставил на плиту чайник. Наполнил чашку водой и достал печенье. Не интересовался, как она добралась, зачем приехала. Лишь смотрел на неё с таким же страхом, с каким ребёнок взирает на взрослого, когда в комнате разбилась ваза.
— Я… — начала женщина, — знаю, что ты не хотел со мной разговаривать. Из-за того, что я оставила Ольгу с тобой. Из-за того, что не была рядом. Но вы уже взрослые. И теперь несёте ответственность за свои решения. Я приехала, чтобы сказать… сказать кое-что, пока не стало слишком поздно.
Тамара молча смотрела на неё. Женщина вытащила из кармана старую, пожелтевшую фотографию.
— Это вы с Ольгой, маленькие. Помнишь, как она боялась темноты? А ты ставил ночник у её кровати.
— Мама, не нужно. — Игорь отвернулся.
— Нужно, — твёрдо ответила она. — Потому что ты всю жизнь носишь её на руках, как тогда. Только тогда ты был ребёнком. А теперь… теперь ты мужчина. И обязан понять, когда пора остановиться.
Тамара медленно встала и приблизилась.
— Простите, — обратилась она к матери Игоря, — но ваш сын… он так и не стал мужчиной. В его мире женщины делятся на тех, кого спасают, и тех, кто должен спасать. А я — не спасатель. Я устала.
Игорь вскочил.
— Что ты хочешь от меня? Я должен разрываться на части, да? Всем угождать, всё исправлять, быть примерным сыном, мужем, братом?! Я не машина!
— Я хочу, чтобы ты сделал выбор. Хоть один раз. Не из страха, а из любви. Или хотя бы из уважения. Потому что я больше не желаю быть участницей этой треугольной игры.
Мать поднялась, глаза наполнились слезами.
— Тамара, прости его. Он добрый. Просто вырос там, где всех учили терпеть, а не высказывать чувства. Понимаешь?
Тамара выдохнула.
— Я тоже выросла там. Но научилась говорить. И не терпеть, когда по тебе ходят.
Игорь медленно подошёл к ней, взглядом цепляясь за спасательный круг, который тонет.
— Я люблю тебя, — произнёс внезапно. — Но, наверное, не так, как следует. Не так, как должно быть.
— Спасибо, что понял, — сказала Тамара. — Только уже поздно.
День пролетел, словно в тумане. Мать Игоря уехала на такси. Он остался сидеть на лавочке у подъезда. Как после кораблекрушения.
Тамара вышла с чемоданом. Небольшим, скромным. Просто своим.
— Куда идёшь? — спросил он тихо, слишком тихо для этого момента.
— В гостиницу. А потом посмотрим. Мне нужна тишина. Пространство. И уверенность, что меня не выставят в угол, если сестре понадобится диван.
Он поднялся, хотел обнять, но не осмелился.
Она ушла.
Прошло две недели. Она сняла студию и старалась не плакать. Получалось не всегда. Но каждое утро просыпалась с мыслью: «Это мой воздух. Мои стены. Моё одиночество. И моя свобода».
Игорь звонил, писал. Однажды даже прислал фотографию своей комнаты — пустой — с подписью: «Без Ольги. Совсем».
Тамара не отвечала. Пока не могла.
Но однажды утром она раскрыла окно, глубоко вдохнула и впервые за долгое время улыбнулась.
Конец.
Герои пережили боль, сделали выбор и отказались от иллюзий. Тамара обрела границы, осознала собственную ценность и свободу. Игорь потерял многое, чтобы научиться понимать.
А Ольга…
Некоторым людям приходится учиться на уроках, которые открывают чужие двери.
