Андрей был счастлив. Впервые за долгое время, прошедшее с момента, что он съехал от родителей, он входил в жилье, которое хоть в какой-то мере принадлежало ему ― он взял ипотеку.
Андрею была очень дорога эта квартира. Он не унаследовал ее, не выиграл в лотерею, не получил путем мошенничества или иным незаконным способом.
Право собственности на свою недвижимость он заслужил честным трудом ― работал инженером.
Тем большим было его разочарование, когда эйфория от обладания квартирой сменилась досадой от общения с соседями.
Нет, среди жильцов подъезда, где поселился Андрей, не было алкоголиков, наркоманов, хулиганов, буйнопомешанных, семейных пар, вечно выносящих сор из избы, молодых людей, любящих шумные вечеринки или женщин с выводком из пятидесяти кошек и двух тысяч тараканов. Если говорить откровенно, проблема возникла лишь с одной соседкой.
Тамара Михайловна, она же Михална. Бабушка неопределенного возраста. Тот тип женщин, по внешнему виду и повадкам которых сразу же видно, что они бабки, но определить возраст невозможно — может, шестьдесят, а может, и сто. Когда и как происходит эта метаморфоза — науке неизвестно.
Возможно, существует некий государственный орган, который тщательно отбирает кандидаток для дальнейшего несения службы в рядах «бабкиных войск».
По достижению пенсионного возраста представители тайной организации выдают самым отборным кандидаткам свидетельство, косынку или платок, опционально костыль, а также бессрочный абонемент на сидение на скамейке у подъезда.
Вместе с этим расширяется их круг полномочий, а в обязанности входит обсуждение всех проходящих мимо, стук в стены и по батарее на любой звук громче шепота, подслушивание у дверей, на лестничных площадках и ведение наблюдения в дверной глазок.
Если действительно такая организация существует и имеет представительства в каждом доме, то Тамара Михайловна была председателем местной тайной ячейки.
Впервые Андрей столкнулся с Михалной, когда перевозил вещи. Она сразу же поинтересовалась: «Вы чьих будете? И куда?». Выяснив, что теперь он будет ее соседом по площадке, Михална сразу же зачитала ему краткий свод правил поведения в подъезде. А затем еще час вместе с верными товарками, сидя на лавке, обсуждала Андрея, пока он переносил пожитки в новое жилище.
Поначалу спокойный от природы и хорошо воспитанный родителями Андрей не заметил никакого подвоха. Проблемы начались спустя несколько дней, когда, возвращаясь с работы, измученный Андрей (в его цеху произошла крупная поломка) столкнулся с Михалной.
Ну, как столкнулся… Андрей нутром чувствовал, что бабка находилась на наблюдательном посту и только и ждала, когда он начнет открывать дверь в квартиру.
— Андрей, лампочки в подъезде надо поменять. Нам из управляющей компании передали, а электриков у них нет. Стремянку можешь у меня взять, — тон — исключительно информативный, не предполагающий обсуждений.
— Тамара Михайловна, — устало, но вежливо проговорил Андрей, — давайте завтра. Я сегодня устал очень.
И, не имея ни малейшего желания вступать в полемику, поспешил ускользнуть под своды родного жилища. Он буквально чувствовал на себе взгляд Михалны даже через толстую стальную дверь.
И запоздало понял: все. Вот так легко и просто оборвалась его спокойная жизнь. Как говорится, ушел в расцвете сил.
Подходя на следующий день к подъезду, Андрей увидел Михалну в окружении верных спутниц и поспешил завести разговор.
— Тамара Михайловна, я вчера не смог, уставший был очень. Давайте я сейчас лампочки поменяю.
— Поменяли уже все, — сухо ответила Михална, даже не соизволив повернуть к нему голову. — Есть еще люди, на которых можно понадеяться.
Соседки по лавке, согласно зашушукались. Андрей пожал плечами и отправился к себе.
Зря.
* * *
Случалось ли вам видеть, как меняются люди, их образ жизни, устои? Согласитесь, порою это происходит очень быстро. Иногда успешный человек превращается в алкоголика за считанные месяцы. Положительный во всех отношениях парень, один раз связавшись с плохой компанией, уже через полгода становится отъявленным хулиганом. И вот Андрей…
Меньше чем за сутки спокойный, не привлекающий к себе внимания, работящий парень превратился в хама, наркомана, грубияна и вообще личность крайне отрицательную.
Конечно, все эти ярлыки повисли на нем исключительно со слов Михалны и не имели никаких оснований, но, учитывая тот факт, что с большинством соседей Андрей не был знаком, а лишь здоровался из вежливости, а товарки Тамары Михайловны среди жильцов было подавляющее большинство — очень скоро Андрей стал ловить на себе косые взгляды.
Казалось бы, наплюй и живи себе дальше! Зато не привлекают больше к общественным работам, не просят донести тяжелые сумки или снять кошку с дерева.
В конце концов, отрицательная репутация — тоже репутация. В общем-то Андрей так поступал долгое время. Но все изменилось, когда в его жизни появилась Оля.
Она работала в конторе завода, на котором трудился Андрей. Отношения ребят развивались стремительно, и уже спустя четыре месяца они начали говорить о совместном проживании и свадьбе.
В процессе построения жизненных планов они проводили все больше времени вместе, и Оля стала частенько оставаться у Андрея на ночь. Потихонечку происходил, что называется, «частичный переезд».
Это удивительное явление выглядит следующим образом. Некая представительница прекрасного пола остается у кавалера с ночевкой, затем еще раз, и еще, и все больше нуждается в комфорте. А потому вскоре на мужской жилплощади появляются средства женской гигиены, элементы гардероба, различные принадлежности для наведения красоты и технические устройства. Так происходило и у Оли с Андреем.
Конечно же, приходы Ольги не остались незамеченными. Она так и чувствовала на себе изучающие взгляды представительниц «тайной ячейки».
Неоднократно, проходя мимо, Оля вежливо здоровалась, но в спину слышала шепот: «Вертихвостка, совсем совести нет. Разве можно так вот просто у мужика оставаться? Мы так себя не вели!».
Как и Андрей, Оля стоически терпела осуждающие взоры и перешептывания. Но однажды чаша терпения переполнилась.
Оля спешила из магазина с полными пакетами продуктов, хотела поскорее приготовить ужин к приходу Андрея.
Как всегда, она поприветствовала сидящих на лавочке старушек, но, уже поднимаясь по ступенькам к подъезду, четко услышала, как Михална назвала ее «женщиной с пониженной социальной ответственностью».
Внутри Ольги взорвался вулкан! Она обернулась и вывалила на сидящих все, что думала о них, о травле, которой они подвергли ее и Андрея, о престарелых сплетницах, о том, как на самом деле проходила их молодость, а также о приятных чертах их характеров. Конечно, в запале Оля не удержалась и ввернула в речь пару крепких словечек.
Уже сидя дома и отходя от инцидента, Оля услышала гомон на улице и, выглянув, увидела во дворе карету скорой помощи и одну из подруг Михалны, которая живо общалась с фельдшером, явно указывая на подъезд и, видимо, объясняя суть произошедшего.
Оля явно представила, какими словами сейчас кроют ее эти милые женщины и как представляют ситуацию бедному медработнику.
Бессовестная молодая вертихвостка нахамила несчастной бабулечке, и теперь той плохо с сердцем. Оля даже хотела было выйти из квартиры и отправиться к соседке выяснять отношения, но одумалась. Это ничего бы не исправило, а показываться на глаза медбрату как «та самая вертихвостка» не хотелось.
Когда Андрей вернулся домой, Оля ему все рассказала. Андрей закручинился. С одной стороны, он и сам искренне устал от сложившейся ситуации, с другой, варианта переехать прямо сейчас абсолютно не видел.
Продать и обменять ипотечную квартиру — та еще проблема, а средств расплатиться с банком прямо сейчас не было. Снимать квартиру и платить сразу по двум счетам — тоже не с руки, как и переезжать к родителям. Оставалось терпеть.
Парочка благополучно пересидела наступившие выходные дома, а когда в понедельник утром они под руку вышли во двор, то поймали на себе несколько неодобрительных взглядов от жильцов их дома, которых знали только в лицо. Сарафанное радио работало вовсю.
Ситуация накалилась до предела.
Оля со всей искренностью объяснила Андрею, что она его любит, но оставаться у него больше не может — все происходящее слишком давит.
С этого дня пара виделась на работе и свиданиях — кино, кафе, парки, будто они подростки, а не готовые к семье и детям взрослые люди.
Так продолжалось около месяца. Однажды Андрей не выдержал и посетовал на сложившуюся ситуацию цеховым мужикам.
— Василич, ты че нюни распустил? Ты ж мужик! Вот и реши вопрос по-мужски! — отозвался Палыч, старейший работник цеха.
Складывалось ощущение, что никто, кроме сотрудников отдела кадров, не знал точно, сколько ему лет. Он был уже на пенсии, но перерабатывал, а вот сколько он уже переработал — оставалось загадкой. Невысокий, сухой, жилистый старик в работе давал фору молодежи и знал завод, как свои пять пальцев.
— Как решить, Палыч? — грустно спросил Андрей, не надеясь на толковый ответ.
— Все по классике, как Раскольников. Топор у тебя есть? Я могу одолжить!
Все рассмеялись, но Андрей досадливо фыркнул:
— Обхохочешься просто. Спасибо за совет. Ладно, я пошел.
— Да обожди, Василич, есть у меня одна идейка… — Палыч подошел вплотную, прихватил его под руку и повел вглубь цеха, что-то вкрадчиво объясняя.
* * *
Двор дома, где жил Андрей, был необычайно полон людьми. Осенний вечер выдался на редкость теплым, а потому мамочки решили прогуляться и посплетничать, пока их чада весело разносили детскую площадку.
Мужчины курили небольшими группами, обсуждая насущные, политические и жизненные вопросы. Ну и, конечно, представительницы «тайной ячейки» десантировались в полном составе.
Вдруг внимание жителей привлек некий субъект, явно им не знакомый. Невысокий, сухой, жилистый старичок выскользнул из-за угла дома, воровато огляделся, зафиксировал взгляд на лавочке, где восседала Михална с товарками, залихватски поправил кепку и направился точно к ней. Подойдя ближе, он растекся в нелепом книксене, обращенном к соседкам Тамары Михайловны.
— Тома, а я тебе домой звоню — не дозвонюсь, а ты воздухом дышишь, — хрипловатым и каким-то нарочито громким шепотом произнес он. — В общем, слушай, лампочки я продал, вот твоя доля, — старичок вытянул из кармана брюк помятую пятисотенную бумажку и сунул в ладонь недоумевающей старушке, — это ты здорово с подъездными лампами придумала, всегда башковитая была.
Все равно управляющая новые поставит, а нам с тобой прибавка к пенсии. Слушай, а от соседнего дома ты коды домофона не знаешь? А то мне прямо деньги голову вскружили, — он сплюнул сквозь зубы.
Как никто на заводе не знал точный возраст Палыча, равно так же не было известно, посещал ли он в своей жизни какие-то театральные кружки, но в наличии явного актерского таланта сомневаться не приходилось. Прямо сейчас Палыч преобразился настолько, что напоминал матерого зэка.
— Ладно, я побегу, мне еще к Хмырю заскочить надо, а ты подумай насчет соседнего дома, — он улыбнулся во весь рот, а затем, чуть наклонившись к уху опешившей старушки, уже своим обычным шепотом произнес: — Ты прекращай, старая, молодежь травить, а то ведь я такой спектакль изображу, что все мужики в округе подумают, будто по твоей наводке с машин колеса снимают.
Палыч выпрямился, вновь поправил кепку и чуть подпрыгивающей «жиганской» походкой удалился.
Над скамейкой повисла тишина. Двор, конечно, не затих, но что многие из присутствующих обратили внимание на произошедшее и услышали разговор старика с Михалной — было очевидно.
Среди людей пробежал шепоток, переросший в обсуждения, которые перенеслись с улицы в квартиры. Конечно, никто не уличал Тамару Михайловну в махинациях с лампочками, никто не требовал разъяснений, но, как говорится, осадочек остался.
Встреча Михалны с предполагаемым «криминальным элементом» стала причиной не одного диспута и подозрительно-любопытного взгляда.
Отрицательная репутация — тоже репутация, но главе «тайной ячейки» она явно не шла на пользу. Несколько дней старушка вовсе не показывалась во дворе, а когда, наконец, явила себя народу — ее поведение сильно изменилось.
Теперь каждую попытку обсуждения кого бы то ни было она прерывала неизменным «Ой, не наше дело, живут люди и живут», «А ты что, со свечкой стояла?» или же «Заладили «в наше время», «в наше время», «сейчас все по-другому» — да ерунда это все, хорошие ребята».
Возможно, подобная метаморфоза и подорвала авторитет Михаловны среди товарок, но сказать ей об этом прямо никто не решался. Равно как и распутывать клубок ее «криминальных афер».
Андрей и Оля съехались. Косые взгляды сопровождали их все меньше, а затем и вовсе исчезли. Андрей, надо сказать, изначально не поддерживал план Палыча, но впоследствии был ему очень благодарен и даже хотел выписать премию. Палыч засмеялся:
— Себе выпиши, Василич, вам, молодым, деньги нужнее. Но слова мои запомни — клин клином вышибают!
Автор: Филипп Варков
Янтарные бусы
— Зинка, совесть у тебя есть? – Чубкина, руки в боки, ноги на ширине плеч, раззявила варежку, хрен заткнешь, — я тебя спрашиваю, морда ты помойная? А? Глаза твои бесстыжие, напаскудила, и в сторону? Я не я, и лошадь не моя? А ну, спускайся! Спускайся, я тебе говорю.
Зинка сидела на крыше. Как она туда забралась, и сама не помнит. Но от Чубкиной Людки и в космос улетишь, не заметишь. Страху эта бабенка нагнать может.
У нее не заржавеет. С крыши Чубкина кажется не такой уж и большой: кругленький колобок в халате. Но это – оптический обман: у Чубкиной гренадерский рост, и весит Чубкина, как хороший бегемот.
«И угораздило меня…» — нервно думает Зинка, — «Теперь век на крыше сидеть буду»
Ее раздражало, что Чубкина орала на всю ивановскую, позоря несчастную Зинку. Хотя, чего тут такого удивительного? Зинка опозорена на весь поселок не раз, и не два. Зинка – первый враг супружеского счастья, кошка блудная. Так ее величают в Коромыслах, большом селе Вологодской области. Зинку занесли сюда жизненные обстоятельства, о которых она предпочитала молчать.
Зинка задолжала кое-кому очень много рублей. Пришлось продавать квартиру. Дяди в кожаных куртках попались гуманные. В чистое поле ее не выгнали, отправили Зинку в село, в домик о трех окнах и дряхлой печке – живи, радуйся, и не говори, что плохо с тобой поступили.
Пожалели тебя, Зинка, ибо ты – женского полу, хоть и непутевая. Так что, можешь дальше небо коптить и местных баб с ума сводить. Это твое личное дело, и дядей не касается, тем более, что натешились тобой дяди вдоволь! Скажи спасибо, что не продали Суренчику – сидела (лежала, точнее) бы у него, пока не подохла.
Зинка коптила и сводила с ума. Местный участковый Курочкин зачастил в храм, где задавал один и тот же вопрос:
— За что? Чем я провинился, Господи?
Господь молчал, сурово взирая с иконы на Курочкина, словно намекал Курочкину на всякие блудные мыслишки, которые тоже гуляли в круглой Курочкинской голове. А все из-за Зинки, так ее растак, заразу.
Мало того, что мужичье в штабеля перед Зинкой укладывалось, так и Курочкин, между прочим, уважаемый всеми человек, закосил глазами и носом заводил. Сил не было держаться – Зинка манила и кружила несчастную Курочкинскую башку.
Дело в том, что Зинка уродилась на свет писаной красавицей. Джоли отдыхает, короче. Все, ну буквально все в ней было образцом гармонии и совершенства. И зеленые глаза, и брови, и алчные, зовущие к поцелую губы, и высокая грудь, и тоненькая, тоненькая талия, как у Анжелики на пиратском рынке.
И вот это создание, достойное кисти Ботичелли, родилось в простой рабочей семье! Папка с мамкой и рядом не стояли. Обыкновенные вологодские физиономии, носики картошкой, глаза пуговицами и щербатые рты.
Папка Зинки всю жизнь потом жену травил:
— Не мое, — говорил, — изделие! Где, — говорил, — сработала? . . .
