Больше ни одного сантиметра своей жизни они не получат.
На кухню ворвалась Нина Васильевна.
Не просто вошла — именно ворвалась.
В халате, с сеткой на голове и лицом, полным упрёков. — Ну что, хозяйка квартиры, — начала она с колкой усмешкой, — выспалась на своей законной территории?
Тамара молча повернулась к ней, и её взгляд был настолько пронзительным, что если бы Нина Васильевна была чуть сообразительнее, она бы сразу же ушла.
Но нет.
Смелость глупцов — самая разрушительная. — Я тут подумала, — продолжила она, усаживаясь за стол и хватая Тамарину чашку. — Может, ты просто не понимаешь, как устроена семья.
В моё время, если кому-то было трудно, жена стояла за мужем, как каменная стена.
А ты — словно нотариус на кладбище.
Всё считаешь, кому сколько полагается. — Прекрасное сравнение, — спокойно ответила Тамара, забирая свою кружку обратно. — Только я не на кладбище, а в браке.
Или, точнее, была. — Ой, как пафосно, — фыркнула свекровь. — Как в каком-то сериале.
Не перегибаешь палку, Тамарушка?
В этот момент на кухню вошёл Игорь, почесывая затылок и в трениках, которые Тамара ещё два года назад собиралась выбросить. — Мам, ты опять начинаешь? — пробормотал он. — А ты почему молчишь? — резко повернулась к нему Тамара. — Нет, Игорь, вот прямо сейчас.
Выбирай.
Прямо сейчас. — Да не надо всё так драматизировать, — пробурчал он, стараясь выглядеть рассудительно. — Всё можно уладить.
Взрослые люди. — Тогда веди себя как взрослый.
Я задала вопрос: кто ты?
Муж или придаток маминой кухни?
Нина Васильевна встала. — Сынок, — её голос стал холодным, — скажи мне прямо: она для тебя дороже матери?
Я ж тебя вырастила.
Вскормила.
Женил… на ней.
И вот так, да?
Игорь стоял, словно ослик на распутье.
Будто ему предложили выбрать между двумя супермаркетами, а у него только один купон.
Тамара подошла к нему вплотную. — Знаешь, что самое обидное?
Даже не то, что ты меня не защищаешь.
А то, что ты защищаешь их.
И всё время молчишь, будто ты не участник, а сторонний наблюдатель.
Как будто этот брак — сериал, а не твоя жизнь. — Я не хотел войны… — пробормотал он. — Это не война.
Это побег.
Я ухожу.
