Игорь молчал несколько секунд, а затем произнёс: «В ботаническом саду тюльпаны уже расцвели. Говорят, сорт… Может, сходим?»
Ольга перевела взгляд на свою безупречно убранную, застылую квартиру.
На голубую в белый горошек чашку, стоящую за стеклом серванта.
Подойдя к серванту, она открыла дверцу и взяла чашку в руки.
Это была всего лишь чашка.
Фарфоровый предмет, а не нечто священное. — Да, — ответила она Игорю ровным голосом. — Только сначала мне нужно кое-что сделать.
Она набрала номер дочери. — Маринуш, приезжайте, пожалуйста, вместе с Владимиром.
Мне нужно с вами поговорить.
О папе.
И обо мне, какой я стала теперь.
Ей предстоял самый сложный разговор.
Не о предательстве, а о том, что жизнь — это не музей.
Что память может сохраняться не в застывших предметах, а в дыхании, в умении видеть новые оттенки.
Она не знала, поймут ли её дети.
Но впервые за долгое время она ощущала не страх перед будущим, а желание открыть новый маршрут на своей жизненной карте.
Рука больше не дрожала.
Она была готова сама прокладывать свой путь.
Как вы думаете, правильно ли поступает Ольга?
Где проходит та грань, за которой верность памяти становится отказом от собственной жизни?
Делитесь своими мыслями в комментариях.
