Алексей тоже стремился не отставать от него.
Однако Тамару не покидали сомнения — муж то и дело позволял себе выпить.
Она просто не знала, как правильно строить семейную жизнь.
Строила её из того, что было под рукой, как могла.
Думала, что ведь у всех мужиков случаются запои, если он не скандалит и не бьёт, то это уже хорошо.
Но Алексей стал пить всё чаще.
Тамара молчала и терпела.
Жизнь у Вадима постепенно налаживалась: он встретил хорошую девушку, женился.
Взяли квартиру в ипотеку, сестру не забывает, с ней на связи, жена Вадима — тоже из непростой семьи — старается и тянется.
Живут дружно, весело.
Вадим тихо подталкивал Алексея брать ипотеку, обещал поддержать и помочь, если понадобится. — Конечно, поможем, — кивала жена Вадима, — мы же семья.
Тамара молчала, ей было стыдно признаться, что Алексея уволили с работы, дети ходили в садик, а она сама работала на двух местах.
Он дома пытался что-то сделать: то макароны сварит, то сосиски пожарит к ужину.
Хорошо, что никого не приводил домой и не тянулся гулять.
Обещал Тамаре, клялся, что завяжет с этим проклятым алкоголем и быстро найдёт работу.
Вадим узнал — встряхнул Алексея, и тот вроде успокоился.
Но потом стал пить по ночам или вовсе уходить из дома, порой отсутствовал по два-три дня, возвращался грязный, отмокал в ванне, а Тамара поила его чаем, плакала и прощала, и всё повторялось вновь.
Главное, что дома он оставался, не пил открыто, и дети росли, словно в спокойствии и незнании.
Папа казался весёлым.
А когда уходил — говорил, что подрабатывает сторожем.
У Вадима родилась дочка, Наташа.
Жизнь Тамары то шла на лад, то с переменным успехом катилась вниз. — Всё, уходи от него, — говорили, — сил смотреть на тебя нет, тридцать пять лет, а выглядишь, как старушка.
— А где мне жить? — спрашивала она Вадима. — Сначала с нами, а потом я выкуплю для тебя комнату в соседней квартире, там, глядишь, и всю купим, коммуналку я уже уладил.
В другой квартире живёт бабушка — настоящий ангел, присмотрит за детьми, а потом мы комнату у неё выкупим, и у тебя будет своя квартира, Тамарушка!
В тот момент Тамара была очень усталой, понимала, что это не жизнь, а сущий ад. Жена Вадима тоже поддерживала: — Не жизнь это, ты себя губишь…
Молодой парень не справился с управлением на скользкой дороге, Вадим, который ехал с работы, забрал его с собой.
Боль была невыносимой, она не знает, как пережила это, душа будто ушла вместе с Вадимом.
Единственным спасением стали дети, жена Вадима и племянница Наташка, которая так напоминала отца. Алексей тоже очень уважал и любил Вадима, рядом с ним не смел даже подумать о загуле.
Так Тамара осталась, хоть жена брата звала её к себе… Нет, не ушла. Прошёл год, два, три, четыре — словно сквозь сон.
Боль никуда не исчезла, она просто притупилась, теперь стала ноющей, а не острою, словно оголённый нерв.
Иногда казалось, будто в открытую рану вставляют пальцы и ковыряют, сердце сжимается от боли, а помочь себе невозможно.
Первые два года она выла, как волк, когда оставалась одна, доставала фотографию и плакала. Сворачивала её, искажая — «Братииик, — плакала Тамара, — брааатииик, как так можно…»
Теперь же это просто тихая грусть, иногда слёзы сами наворачиваются.
Стоя задумчиво, Тамара понимала — пора с этим покончить, ведь Дмитрий со Оксаной уже подростки, от них ничего не утаишь.
Пока молчат, но хмурятся, а Алексея снова выгнали с работы, и они продолжают жить в съёмной квартире.
Тамара устала считать, сколько их уже было — этих съёмных квартир.
Кажется, своего жилья у них так и не будет, тоскливо думает она. Господи, лишь бы детей выучить, чтобы не продавцами горбатились, чтобы жили достойно… Нужно идти вперёд, а не стоять на месте.
Ужин ещё предстоит приготовить… Передохнув, Тамара подхватила тяжёлые пакеты и тихо двинулась в сторону светящегося многоэтажного дома.
Идёт и думает, голову не к кому склонить — ни к отцу, ни к матери, никого.
Отец-то где-то есть, но никогда не интересовался, как живут дети, что едят, как и где спят.
А может, его уже давно и нет, размышляла Тамара.
Ей стало так грустно и обидно, что она снова остановилась, чтобы отдышаться, и вдруг услышала: — Мяву! — «Барсик, это ты?»
Оглянулась — да, соседский кот, который всегда ходит сам по себе и ведёт себя важно. Нужно его пустить, а то тётя Людмила будет волноваться, у неё ведь сердце слабое. — Барсик, пойдем домой, кис-кис-кис! — «Мявууу!»
— Фу ты, ну пошли, я дверь открою, иди сюда, сосиску дам. Что это ты там застрял?
Вот беда, наверное, кто-то слишком много поел, ну да ладно.
Кот перебирал лапками, ведь на улице сейчас зима, стоял и широко раскрывал глаза — «Мииявуу!»
— Идём, Барсик, идём, тётя Людмила переживает. — «Мяв», — согласно промяукал он.
Тамара наклонилась и заметила что-то шевелившееся. — Шапка какая-то, что ли, — прошептала она. — Ой, да это же щенок, божечки, кто же тебя так бросил, лохматик?
