… Поля сразу её заметила, вся подобралась, быстро поправила воротничок блузки, смахнула пылинку с брюк, взбила прическу. Пикироваться так пикироваться! Хотя, что против неё может иметь эта Анастасия Андреевна?! Зачем вообще она пригласила Поленьку сюда, в этот дорогущий ресторан? Показать, кто она и кто Полина? Мол, опомнись, детка, ты слишком проста, так не разевай роток на чужой кусок?
Полина уже просмотрела меню, услужливо подсунутое официантом. Тот так и маячил за её спиной, готовый в любой момент подскочить, вынуть из кармашка фартука блокнот и записывать, записывать, записывать…
Но Полька заказала только кофе. Так всегда делают, если ждут кого–то в ресторане: заказывают кофе, его приносят в малюсенькой чашечке, и ты его цедишь, растягивая на минуты, а то и часы томительного ожидания.
Волновалась ли Полина, когда Анастасия Андреевна сама позвонила ей и попросила о встрече? Конечно волновалась. Шутка ли, жена твоего ухажера, дама в своих кругах известная, уважаемая, звонит тебе и просто так назначает встречу, ещё уточняет, когда тебе удобно.
Полине было удобно в пятницу после обеда. Тогда она успеет сбегать в парикмахерскую, сделать маникюр, выбрать сногсшибательный наряд, чтобы супруга Витеньки поняла, что она со всех сторон в проигрыше.
Анастасия явилась в элегантном платье, строгом, с вытачками в нужных местах и пояском. Платье цвета лаванды Насте очень шло, и она это знала, подобрала к нему сережки, подвеску, перчатки.
И не потому, что должна сразить и принизить Полину, нет! Просто Настя — женщина, пусть и не молодая, а женщина всегда обязана выглядеть превосходно.
Полина одним глотком допила кофе, горький и противный, поставила чашечку на блюдце. К ней, крадучись, подошел официант. Не желает ли дама повторить?
Дама не желала. Дама следила за идущей ней Анастасией Андреевной Виноградовой, жутко нервничала и боялась скандала. А ну как эта на вид спокойная Настя вцепится Польке в волосы, и начнётся кошачья драка?!
Это ж позор какой! А кругом люди, поди, среди них есть и репортеры, накатают завтра статейку о склоках в богатом семействе, Витя за это «спасибо» не скажет…
Супруги Виноградовы обитали в огромной квартире на Гоголевском бульваре. Полина никогда не была у них дома, Виктор железно соблюдал правило «не мешать личную жизнь с семейной». Но иногда рассказывал, что Настя обновила мебель, что недавно переделали камин, установили джакузи невероятных размеров.
Купель поднимали автокраном и через балкон втаскивали в квартиру, потому что в лифт она не влезала. Говорил ещё, что у жены много цветов, она заядлый доморощенный садовод, обставила горшками весь дом, даже в холле теперь по её милости стоят разлапистые экзотики.
А Поля не завидовала. У неё есть свое милое гнездышко, в него прилетает Витя, когда устает от суеты и супружеского ярма, в нем, этом гнездышке, им уютно и тепло, и не надо никаких изысков, люстр с тысячами огней, персидских ковров и турецких штор. Пусть Настя сама их пылесосит, если желает.
Но у Насти ничего этого и не было. Ну, кроме, пожалуй, люстр. Квартира выходила на теневую сторону, приходилось постоянно сидеть при свете. Анастасия специально приглашала дизайнера, чтобы «расставил акценты», сделал и точечный, и основной свет, и чтобы было по–домашнему.
Анастасия терпеть не могла белый хирургический цвет, выбирала золотисто–желтый, кремовый, зеленоватый. А персидским коврам она предпочитала купленные в глухих деревнях, домотканые коврики и дорожки, сшитые из лоскутков или сотканные с вплетением цветочных узоров.
Однотонные шторы прятали супругов от посторонних глаз. Тяжелые, плотные, падающие вниз упругими складками, точно вычерченными карандашом, они берегли тепло зимой, летом не давали выйти наружу домашней прохладе.
Нет, Полина совершенно не знает, кто такая Настя, чем живет, дышит. Она судит о ней, как о среднестатистической жене богатого человека, не утруждая себя другими, более тонкими сравнениями…
Анастасия Андреевна отдала пиджачок мальчику у входа в зал ресторана, огляделась, сразу нашла глазами нужный столик, не спеша направилась к сидящей с побелевшими костяшками пальцев на руках, так крепко она их сжала, Полине.
«Сейчас будет скандал. Непременно будет!» — стучала в Полькиной голове мысль, металась, заставляла сердце бешено стучать.
— Полина? Извините, я немного опоздала, — Настя сняла очки, большие, круглые, в светло–голубой оправе с какими–то камешками по уголкам, положила их на стол, подождала, пока официант отодвинет стул, благодарно кивнула, села.
— Что–нибудь желаете? — поинтересовался паренек.
— Да, пожалуй. Я что–то голодна. Давайте салат… — Настя показала ноготком в меню, — курочку и морс. Да, клюквенный. Нет, безо льда. Полина, вы будете? Попробуйте, здесь действительно хорошо готовят! — как будто нарочно по–дружески посоветовала она сидящей напротив женщине.
Но Полина только покачала головой.
— Как знаете, — не стала настаивать Настя, отдала меню официанту, сложила руки перед собой. Она готовилась, очень долго готовилась к этому разговору, проигрывала разные варианты, оттачивала фразы, а теперь вот села и всё позабыла… В голове совершенно пусто, и только в животе неприятное чувство, которое бывает при волнении.
Поля молчала. «Ты пригласила, так и начинай!» — казалось, шептали её глаза.
Анастасия Андреевна оглядела зал, нет ли кого из знакомых. Слава Богу, нет. Потом потерла шею, как будто та устала и ноет, опустила взгляд на свои руки и начала:
— Поля, вы когда–нибудь видели, как падает лошадь?
— Лошадь? — удивленно нахмурилась Полинка.
— Да, лошадь, конь. Только не рабочая лошадка, какие возят телеги в деревнях, а скаковая. Виктор одно время увлекался скачками, возил меня на ипподром, мы сидели на трибуне и «болели» за ту лошадку, которую он назовет. Это страшная вещь, Поля, ипподром. Иной раз такая скорость, что человека может просто смести и отбросить в бортик насмерть… И страшно, когда падает лошадь. Вот только что она мчалась вперед, и ты видел, как работают мышцы под этой кожей, как выбрасывает она вперед крепкие, тренированные ноги, как она вся сбита и подогнана под своё существование, она делает рывок, второй, обходит соперниц, но тут что–то идет не так, и она, эта махина, обрушивается вниз, на песок. Она падает тяжело, ноги сгибаются пополам, голова дергается набок, а скорость такая, что встать уже невозможно, её, лошадь, протаскивает еще вперед добрых метра два, она бултыхается в пыли, ржет и стонет, а потом замирает, завалившись набок, пораженная своим падением. Она была всем, за неё болели, на неё делали ставки, ей кричали, она рвалась вперед, а теперь валяется на дороге с перебитыми ногами. Некоторые после такого встают, хромают, трясут головой, пытаются идти дальше, другие, те, кому повезло меньше, так и остаются лежать.
— Зачем вы всё это мне рассказываете? Анастасия Андреевна, давайте не устраивать драмы! — напряженно подалась вперед Полина. — Вы сравниваете меня с лошадью? Я должна упасть, а вы получите золотую медаль и кубок? Некрасивое сравнение и…
— Некрасивое, вы правы. Но точное. Только вы ошиблись ролями. Это я упавшая лошадь. У меня перебиты ноги, черно в глазах и впереди только маленький бесконечный ад, — пожала плечами Настя, улыбнулась официанту, который принес салат.
— Что значит ад? Я вообще не понимаю, зачем вы всё это затеяли? Зачем этот странный разговор? Виктор… — опять встряла Поля. — Ну, словом, он выбрал меня, я не вешалась ему на шею, не караулила в подворотне. Он просто меня выбрал. Мужчина на правах сильного выделяет одну самку из многих, это его прерогатива. И выбранная особь гордится, что её заметили.
— Вы гордитесь? — очень просто, как будто о погоде, спросила Анастасия. — Ну, что вы особь, самка, и вас выбрали? А я, знаете, караулила его, и на шею вешалась, и письма писала. Смешно вспомнить… Мы же знаем друг друга с института, но тогда Витя был ко мне равнодушен, замечал разве что, когда надо сдавать зачеты и писать рефераты, а потом… Потом я его завоевала. Не как в природе, а как в человеческой жизни, Поля. Взяла в оборот, заставила поверить, что со мной ему хорошо. И дело не в деньгах, их тогда у него не было. Всё, чего он добился сейчас, где–то и моя заслуга. Просто я доказала, что отличаюсь от его увлечений, я надежная, и со мной можно быть самим собой. И вот мы шли рука об руку все эти годы, бежали даже, так правильнее — дела, работа, сын, поездки, какие–то мероприятия, друзья… И я, как скаковая лошадь, гордо вскидывала ноги и неслась вперед. А теперь всё…
— Это из–за меня? — спросила, глядя на стол, на то, как блестит в вилке отражение люстры, спросила Полина. — Но зачем всё так усложнять? Вы останетесь при своих деньгах, поверьте, мне ничего не нужно, я люблю Витю просто так, таким, каков он есть. И может быть, вам даже станет легче, если Виктор уйдет… Если…
Настя почему–то рассмеялась. Она сделала это так естественно и непринужденно, встряхнула волосами, своей роскошной темно–каштановой гривой, прищурилась. От её глаз в стороны побежали морщинки. Возраст даёт о себе знать…
— Чего я сказала смешного? — насупилась Поля. Вот не любит она эти пикировки, намеки, переглядки. Не любит и не умеет играть в эти игры. Скажи, как есть, наори, ударь, плесни в лицо водой, прокляни! И это будет понятно и просто, а тут какие–то лошади, скачки, ноги… К чему всё это?
— Смешно то, что вы вините себя в моем падении. Поля, поверьте, вы тут вообще не при чем. Я упала отдельно, без вашего участия. Я летела вперед, красивая и смелая, а потом сходила к врачу, и всё. Всё быстро закончилось, я бухнулась в песок, фигурально выражаясь, конечно. И встать не могу вот уже несколько лет. И то, что Витя стал встречаться с вами, скорее следствие моего падения, а не причина.
— Что значит, сходили к врачу? Я не понимаю, вы можете сказать прямо? — совсем расстроилась Полька своей недогадливости.
— Могу. Виктор любит исправно работающих, «нормальных» кукол, то есть женщин. Если женщина «поломалась», и это не просто насморк или гастрит, если она, его жена, требует ухода и внимания, не может больше скакать вперед на радость всем, то она становится обузой. — Анастасия грустно вздохнула. Даже не грустно, а как–то по–стариковски смиренно и безнадежно. Есть путь, ты по нему идешь, есть финиш, у кого–то он близок, у кого–то далек, но он есть у всех…
— Вы сломались? — тихо спросила Полина.
— Да. Заболела. Так бывает с женщинами моего возраста. Но вы не думайте, врачи сделали всё возможное, и вот я перед вами, даже волосы отросли, и всё как будто хорошо. Но я теперь не совершенна. И многого мне просто не хочется. Несовершенство фигуры привело к тому, что мой муж, ваш Витя, меня ненавидит. Ну как с такой на пляж идти?! Как показаться на людях, а вдруг заметят, что она, то есть я, ущербная?! Да и вообще это же всё тяготит: сначала длительное восстановление, потом все эти проверки раз в полгода, обследования, ожидание результата. Я смирилась и научилась жить дальше, у меня, в конце концов, есть сын, милый, воспитанный мальчик, учится в Питере, в университете. Мы редко видимся, но я всегда чувствую его рядом. У меня есть работа, хобби, словом, жизнь продолжается, только я всё равно упавшая лошадь. И Витя меня списал.
— Вы хотите, чтобы я вас пожалела? Для этого вызвали сюда? Давить на чувства? Я вам сочувствую, но Виктор сам принимает решения, он… — перебила собеседницу Полина. Зря она сюда пришла, ох, зря!
— Ну да. Вот и я про то же, Поля. Не надо мне твоей жалости, что ты! — Анастасия вдруг стала серьезной, отстраненно посмотрела на Польку. — Жалость унижает, сразу подчеркивает то, что я ущербная, а ты нет. Я не нуждаюсь в сочувствии. И не собираюсь просить, чтобы ты вернула мне мужа, отказалась от него, прогнала. Он мне больше не нужен, понимаешь? Я ему в тягость, он меня не поддерживает, так зачем всё это? Ты только имей в виду, что если что–то случится с тобой, он и тебя выкинет. Витя любит только исправные игрушки. Остальное отправляется на свалку. О! Зря ты не заказала салатик! — вдруг переменила она тему. — Он, и правда, чудесен! А вообще этот ресторан открыл много лет назад папин друг. Я приходила сюда и смотрела, как красят стены, отделывают кирпичом арки, расставляют столы. Как на кухне моют посуду так, чтобы она блестела, и дядя Антон, шеф–повар, угощал меня мороженым собственного приготовления. Приятно видеть, как что–то, чье начало ты видела, процветает и всем нравится.
Настя доела горячее, сделала пару глотков морса, оплатила счет и, уже прощаясь, протянула Поле руку:
— Извини, если я расстроила тебя. Просто хотела предупредить. И… И мне было приятно с тобой познакомиться. Знаешь, ты настоящая. Не сделанная руками хирургов, не жеманная кокетка, а просто женщина. Витя тебя не достоин. И я понимаю, как трудно было прийти на эту встречу, ты, наверное, думала, что я буду скандалить?
— Ничего я не боялась и не думала! — буркнула Полина. — Просто это необычно, устраивать посиделки жены и любовницы. Простите…
Полька чувствовала себя нашкодившей девчонкой.
— Жизнь есть жизнь, Полина. Не хочу говорить о порядочности, сейчас не о ней. Просто ты подумай хорошенько… Я тут написала свой номер, если что–то будет нужно, звони, хорошо?
Полина взяла протянутую ей бумажку, кивнула, проводила Настю взглядом и еще долго сидела просто так, смотрела на написанный легким, летящим почерком номер и имя «Настя»… «Сорок с лишним лет, а она всё «Настя» — с досадой пробормотала женщина, тоже расплатилась и ушла…
О своей встрече с его женой Полина Виктору, естественно, не говорила. Так только, иногда спрашивала, а как там супруга, что между ними происходит. Но Витя только отмахивался, мол, жена — не стена, подвинул и пошёл.
А Полина уже не могла думать о ней, как о просто «какой–то жене». Она видела Настю, разговаривала с ней, знает её секрет, ну, то, что Настя — упавшая лошадь… И с этим знанием было уже тяжелее быть с Витей самой собой.
… Как–то в середине ноября Виктор завалился к ней с цветами и бутылкой божоле. Он был странно весел, развязен и словоохотлив.
— Что–то случилось? — спросила Поля, принимая в прихожей букет цветов и глядя, как Витя трясет ногой, снимая ботинки.
— С чего ты взяла? Нормально всё! Покормишь? Я голодный, как волк. Ох, Полька, хорошеешь и хорошеешь! Сладенькая моя… Мммм! — Он потянулся, хотел чмокнуть Полину в губы, но она увернулась, поманила его на кухню.
— Руки помой только. Вить, а я скучала… — как будто оттаяла Поленька.
— Скучала? Ну разве можно?!.. А знаешь, что? — бухнулся мужчина на стул, подвинул к себе бутылку, взял штопор, принялся открывать. — Перебирайся ко мне! Хватит этих мыканий по чужим квартирам. Оформимся, будешь женой.
Внутри у Поли всё подпрыгнуло. Как так женой? Нет, всё–таки она гадкая, раз отобрала мужа у другой женщины… Гадкая и непорядочная. Но… Но Витька её любит! И он хороший как будто, а Анастасия про него всё придумала! И про лошадь придумала, и про всё остальное!
— Ты развелся? — наклонилась она к гостю, обвила его шею руками.
— Пока нет, но скоро. Очень скоро. Настька опять в больницу загремела. Ой, да ну её! Недоразумение какое–то, а не баба! То ли дело ты, Полюшка! Глаз радуется! — Виктор усадил её к себе на колени, налил в бокал вина, принялся поить.
Но и вино было кислым, и на душе у Польки стало как–то беспокойно. В больнице? Настя опять заболела, а Виктор тут и хочет её бросить?..
Витю она выставила ближе к двенадцати ночи, долго ворочалась в слишком большой для неё одной постели, потом улеглась «звездочкой», уставилась в потолок, нахмурилась. А потом вскочила, пошла на кухню и выбросила Витькины цветы в мусорное ведро.
— … Настя! Анастасия, вы? Это Полина. Извините, неудобно, конечно, у нас с вами всё же щекотливая ситуация, но я хотела спросить, не нужна ли какая помощь? Нет, не так! Можно, я просто вас навещу? Что привезти и куда ехать? И вообще, я не хочу уговаривать, просто скажите адрес! — кричала Полька в телефон, потом вцепилась в край шторы и постаралась говорить уверенно. Дожили! Она собирается в больницу к жене своего любовника.
— Поля? Рада тебя слышать. Нет, правда! Мои знакомые почему–то боятся со мной разговаривать, как будто я заразная. Привези мне, пожалуйста, клубники. Я знаю, что не сезон, но очень хочется… — тихо, почти шепотом попросила Настя. — И ещё… Мне, конечно, неудобно, но Виктор меня навещать не хочет, а мне нужна одежда. Меня же прямо из поликлиники забрали… Ты не могла бы привезти? Мне некого попросить, у меня даже подруг–то и нет почти, все в Питере остались, где я выросла.
— Привезу. Где всё лежит, ты мне скажи. Я быстро! — Полина сама не заметила, как перешла на «ты» и уже принялась кое–как напяливать джинсы, чтобы прямо сейчас ехать к Насте.
У Поли тоже не было подруг. Ну так как–то сложилось, что ни с кем она не могла просто так поговорить, все видели в ней заносчивую дамочку или просто стеснялись, ведь Полина была достаточно харизматичной особой, не каждому такая по зубам.
И тут появилась Анастасия. У них было что–то общее помимо Вити, что–то негласное, тайное, может быть, то самое одиночество…
Виктор, сонный, злой, смотрел, как влетевшая в его квартиру Поленька выгребает из ящиков и шкафов какие–то вещи, засовывает их в сумку.
— Ты чего делаешь–то? Мы потом, ну, когда Настька подох… Ну, когда всё она уже, мы закажем контейнер и вынесем это всё. Брось, иди сюда, котенок… — прошептал он, но получил весьма чувствительный тычок в бок.
— Не смей так говорить, понял? У Насти всё будет хорошо! Пусти, мне ехать надо! — Полька шмыгнула в прихожую, выскочила на лестничную клетку, юркнула в лифт, Витя и сказать ничего не успел…
… Анастасия встретила Полину в холле на первом этаже. Не накрашенная, бледная, в темно–бордовом халате, носках и серых тапочках она казалась очень уставшей и как будто недавно плакала.
— Клубнику я помыла, сказали, что сладкая. Я одну попробовала, и правда, как летом! — затараторила Поля, потому что очень испугалась и ничего не могла с собой поделать. — Вещи, что ты просила, все собрала, там разберешься. Что сказали? Что вообще у тебя?..
Это был самый главный и страшный вопрос.
Настя сначала нахмурилась, потом её лицо разгладилось, женщина улыбнулась.
— Спасибо, Полечка. Послезавтра операция. К сожалению, полостная. По женской части. Но это не беда. Не беда, Поля! Да на тебе лица нет! Ты что?! Я вот верю, что всё будет хорошо, слышишь! Выпишут, окрепну, поедем с тобой отдыхать. Ты там отпуск выкрой, пожалуйста. А что… Виктор что? — спросила она шепотом.
— Витя? Ничего… Он занят, работы много. Но он позвонит, я думаю! Ты не переживай. — Полина говорила куда–то вбок.
— Он собрался на тебе жениться, да? — угадала Анастасия.
— Да. То есть нет, я не знаю. Не о том сейчас надо думать! Давай–ка сядем, и ты поешь. Ну испортится же клубника! — опять заспешила Полька.
— Ну давай, давай…
Мимо них проходили врачи, медсестры, больные встречались с родственниками, а Настя, закрыв глаза, ела клубнику, сладкую, как летом…
…Анастасию выписали только через три недели. После операции она долго лежала в реанимации, Виктор всего один раз приезжал к ней, но Полине, которая отчитала его за черствость, сказал, что навещает жену почти каждый день.
Она не поверила, потому что тоже навещала Настю.
— Вить, нам надо поговорить, — наконец решилась Полина. — Давай где–нибудь встретимся.
Договорились посидеть в кафе в обеденный перерыв. Но Поля не пришла. Она спускалась в офисе по лестнице, поскользнулась, упала, да так неудачно, что пришлось ехать в травмпункт, потом ложиться на операцию. Ей в ногу вставляли спицы, целое дело…
— Ну ты где? — недовольно крикнул в трубку Виктор. — Сколько тебя можно ждать?!
Полине было очень больно, говорить она не могла, поэтому просто выключила телефон.
А потом, уже когда лежала в палате после операции, написала ему сообщение.
«… Ты заберешь меня тогда? Мне тяжело будет самой уехать!» — спросила она напоследок.
А он ничего не ответил.
И Полька поломалась, чтоб их всех, этих баб! Не везет ему, так уж не везет…
… — Полина, ну чего ты геройствуешь? — шептала её на ухо Анастасия. — Шагай осторожно! Костыли, как следует, возьми! Обопрись на меня. Можно! Мне уже всё можно. — Анастасия кивала врачам, которых уже знала, потому что регулярно навещала Польку в больнице. — Удачно ты ногу сломала, очень удачно! Что значит, ерунду говорю? Я имею в виду, что болеть надо по очереди. А я результаты анализов получила. Всё у меня хорошо.
Полина перестала цокать костылями по полу, повернулась к Насте и ткнулась в неё головой, как жеребенок или глупенький, маленький телёнок, глубоко вздохнула.
— Я рада, Настюш! Очень рада! И никакая ты не лошадь, слышишь! — прошептала она. — Совсем не лошадь! Ты антилопа, вот!
Анастасия Андреевна улыбнулась. Может, и антилопа. Звучит красиво…
… Виктор, забежавший к Полине, чтобы забрать кое–какие свои вещи, с удивлением обнаружил там ещё и Анастасию, хмыкнул, презрительно оттолкнул её туфли с дороги.
— И ты тут? Спелись? Вот только не начинай, ладно? Ты мне всю жизнь испортила с этими своими болячками! — бросил он.
— А я и не начинаю, — пожала Настя плечами. — Ты квартиру освободи побыстрее. А что ты так на меня смотришь? Квартира моя, от деда осталась, к тебе она никакого отношения не имеет. А мне же надо где–то «доживать» со своими болячками. И сын скоро приедет на каникулы. А ты, Вить, найди себе робота. Хотя нет, они тоже из строя выходят. Даже не знаю, как тебе жить–то дальше… Хлопотно с людьми жить, Витюш! Ну, прощай, более не задерживаем!
Настя вытолкала Виктора за дверь и вернулась на кухню к Полинке. Та уже успела уронить костыль и разлить чай…
Тяжело с людьми, хлопотно, их любить надо, жалеть, себя им отдавать… Но зато и они тебя любить будут, стеной за тебя встанут, согреют, успокоят и порадуются твоим успехам. Приятно.
Только Витька хлопот не любил, себя берег, а вот для чего, он и сам не знает… Так и прожил всю жизнь, прыгая по чужим судьбам. Впереди старость, а рядом с ним никого.
Уж больно с ним трудно, болеет часто, недавно нанял сиделку, пусть хоть за деньги его кто–нибудь любит, всё не одному в потолок смотреть…
