«Сайт для вас!» — произнёс Алексей, только переступив порог, и привычно швырнул куртку на кресло.
На то самое, которое она сто раз просила не трогать. — А я и не собиралась, — холодно ответила Тамара, не поднимая глаз. — Что теперь?
Снова кто-то к нам переезжает?
Или мы теперь будем сдавать спальню по объявлениям?
Он вздохнул так, будто перед ним не жена, а строгая сотрудница жилищной конторы, и, не глядя, направился на кухню.
Тамара стояла у мойки и мыла посуду после ужина, который готовила на двоих, но съела одна. — Мама приедет пожить.
Временно.
На пару недель, — произнёс он так, будто говорил о замене батареек в пульте.
Тамара выключила воду, аккуратно поставила тарелку в сушилку и медленно повернулась к нему. — Две недели?
Как в прошлый раз?
Когда она «немного задержалась» на три месяца?
Или как позапрошлый раз, когда ты вообще забыл, что у тебя есть жена? — У неё ремонт, Тамара.
Пыль, мусор… рабочие.
Ты же понимаешь. — Понимаю.
Но не понимаю, почему мне всё это нужно терпеть.
У меня была своя жизнь.
Была квартира.
А теперь у меня — комендант в халате.
Он пожал плечами, налил себе чай, как будто всё уже решено. — Она поживёт в комнате.
Мы чуть переставим мебель, чтобы было удобнее.
В груди Тамары заиграла боль.
Это была её комната.
Её письменный стол, привезённый на старенькой «Газели», вручную отшлифованный и покрашенный в мягкий серо-зелёный цвет.
Её книги, любимая керамика, фотографии.
Её единственный уголок, где можно было дышать свободно. — Это моя комната, Алексей.
Моя.
Ты обещал, что туда никто не войдёт.
Что ты понимаешь, как для меня это важно.
Он подошёл ближе и положил ладонь на столешницу. — Тамара, ты же взрослая женщина.
Не будь такой… капризной.
Это ненадолго.
Потом всё вернётся, как было.
Она тихо рассмеялась, но смех был тяжёлым, без радости. — Возвращается лишь то, что не успели сломать.
А ты всё разрушаешь, Алексей.
Потихоньку, методично.
И всегда — за моей спиной.
Он отошёл. — Это просто комната.
Просто мебель.
Не устраивай из этого трагедию.
Тамара подошла вплотную. — Это не просто комната.
Это моя территория.
И ты снова туда вторгся.
Через два дня Галина Николаевна приехала — с двумя чемоданами, кучей тряпок, кастрюлей горячего супа и лицом, уже знавшим: легко здесь не будет, но она готова к борьбе.
Алексей, как всегда, суетился, таскал сумки, а Тамара из кухни наблюдала, как её уголок превращается в чужое складское помещение. — Ой, какая у вас пыль, Тамарочка, — сказала свекровь через пятнадцать минут, стряхивая воображаемую пыль с подоконника. — А я думала, у тебя здесь стерильно. — А я думала, вы ещё не успели заехать, — сухо ответила Тамара.
Слово за слово, и вещи Галины Николаевны уже лежали прямо на аккуратных стопках книг и альбомов Тамары. — Можно было хотя бы предупредить, — сказала Тамара вечером Алексею, когда остались одни. — Хоть слово сказать.
Он, уткнувшись в телефон, бросил: — Ты же знала.
Всё нормально.
Переживём. — «Мы» — это я и ты.
А не ты и мама.
Если хочешь с ней жить — живи.
Но не в моей квартире.
Он поднял голову: — О, началось. «Моя квартира».
