Вчера.
Не успела отдать.
Но этого просто не могло быть.
Ведь вчера она не покидала пределы квартиры.
А карточка, по идее, должна была лежать среди прочих давних бумаг в ящике комода.
Раздался резкий хлопок — Ирина наверху захлопнула дверь.
Затем прозвучал ее голос: — Опять твои окурки на балконе!
Совсем нет ума!
И тихий, приглушённый ответ Олега, который Тамара не расслышала.
Вдруг она поняла: больше не вздрагивает при этих звуках.
Не сжимает кулаки в тревоге.
Не рисует в воображении, как Ирина бьёт их общий сервиз, доставшийся Олегу после развода. — Проходите, — пригласила она Игоря. — Хотите кофе?
Он переступил порог, оставляя на коврике мокрые отпечатки — на улице лил дождь.
Тамара вдруг заметила: его ботинки изношены с одной стороны.
Это показалось ей очень трогательным. — Вы же не просто так принесли эту карточку? — поинтересовалась она, наливая напиток.
Игорь покраснел.
Сверху с грохотом рухнул шкаф.
Затем раздался громкий плач Ирины.
Не притворный, а настоящий, горький.
А потом наступила оглушающая тишина.
Тамара и Игорь замерли, прислушиваясь.
Но сверху больше не было ни единого звука.
Лишь дождь за окном да тихое тиканье старинных часов. — Знаете, — сказала Тамара, оглядев себя. — Я всегда ненавидела этот халат.
Игорь неожиданно улыбнулся: — А я не выношу кардамон.
Но продолжаю добавлять его в кофе… по привычке.
Они провели время за кухонным столом, пока часы не пробили семь.
Когда Игорь ушёл, Тамара подошла к зеркалу, перед которым когда-то ночами плакала.
В нём отражалась женщина с седыми висками, но с удивительно прямой спиной. * * *
Дождь на улице прекратился.
Первые солнечные лучи осветили пустую бутылку, забытою на подоконнике. «Новый старт» оказался обычной минералкой — но Тамара впервые за много лет ощутила вкус.
Настоящий.
Без следов прошлого.
Потому что даже спустя двадцать лет не поздно его отпустить.
