Это прозвучало как вызов. Тамара Сергеевна охватила ярость.
Её лицо покраснело, она открыла рот, но никакого слова не вышло.
Затем внезапно развернулась и, не произнеся ни «до свидания», ни «прощай», устремилась к выходу, каблуки её грохотали так, будто хотели пробить пол.
Алексей поспешил за ней. — Мам!
Ну, мам, постой!
Ольга осталась одна в пустой комнате.
Рулетка выскользнула из ослабевших пальцев и с глухим стуком упала на пол.
Радость от приобретения собственного жилья, такая яркая и всепоглощающая всего час назад, исчезла без остатка.
Осталась лишь горечь и нарастающий страх.
Она понимала, что это всего лишь начало.
Вечером Алексей вернулся в съёмную квартиру поздно.
Он был тихим и подавленным.
Долго молча ужинал, уставившись в тарелку, а потом произнёс: — Мама обиделась.
Очень сильно. — Неужели? — с иронией спросила Ольга. — Я-то думала, что она в восторге от моей наглости. — Оля, не стоит так.
Она же хотела помочь. — Помочь?
Алексей, она пыталась отобрать у нас квартиру!
У нас!
Ты это осознаёшь? — Никто ничего не отнимал, — начал он раздражённо. — Просто временно пустить пожить.
Вероника бы и за коммуналку платила.
Мы всё равно не начали бы ремонт, денег нет.
Так квартира была бы под присмотром. — Под присмотром?
Алексей, алло!
Мы бы копили на ремонт и жили здесь!
В своей квартире!
А не продолжали бы платить дяде за эту конуру! — Это не конура! — обиделся он. — Мы здесь прожили пять лет! — Вот именно!
Пять лет!
И я хочу наконец пожить в нормальных условиях!
В своих собственных!
Которые мне родители подарили, между прочим!
Спор разгорелся на повышенных тонах.
Старый продавленный диван, казалось, тяжело вздыхал под ними.
Ссора была тяжёлой и вязкой.
Алексей настаивал, что Ольга «не проявила понимания», «обидела мать», «поставила себя выше семьи».
Ольга же повторяла о своих правах, о справедливости, о предательстве с его стороны. — Ты просто не хочешь понять, — устало произнёс он в конце. — Для моей мамы семья — это всё.
А ты её отталкиваешь. — Твоя семья — это я, — тихо ответила Ольга. — Мы с тобой.
А твоя мама и сестра — это совсем другая семья.
И они не должны решать, как нам жить.
Он не стал ничего отвечать.
Повернулся к стене и сделал вид, что засыпает.
Ольга долго лежала без сна, глядя на потолок с облупившейся штукатуркой.
Она ощущала себя ужасно одинокой.
Следующие двое суток прошли в напряжённом молчании.
Алексей уходил на работу рано и возвращался поздно.
Отвечал коротко.
Ольга старалась вести себя обычно: готовила ужин, интересовалась делами.
Но между ними выросла невидимая стеклянная стена.
Тамара Сергеевна не звонила.
Эта тишина была хуже любой бури.
На третий день Ольга решила взять ситуацию в свои руки.
Хватит ждать удобного момента.
Это её квартира, и она намерена в ней жить.
Она взяла отгул на работе, связалась с транспортной компанией и заказала машину на вечер.
Вещей у них было немного, с этим справятся за пару часов.
Потом она написала Алексею сообщение: «Вечером переезжаем.
Заказала машину на 19:00».
Ответ пришёл почти мгновенно: «Ты серьёзно?».
Ольга ответила: «Полностью серьёзно.
Собирай свои вещи.
Встречаемся после работы у дома».
Он больше не отвечал.
Внутри неё зародился странный азарт.
Она больше не боялась.
Она злилась.
Злилась на свекровь за наглость, на Алексея за слабость, на себя за то, что допустила ситуацию зайти так далеко.
Она собрала две большие сумки с одеждой, упаковала посуду в коробки.
К пяти часам вечера почти всё было готово.
Перед приездом машины решила заехать в новую квартиру, чтобы ещё раз её осмотреть и проветрить.
Вызвала такси, по дороге заглянув в хозяйственный магазин за новыми замками.
Про запас.
Подъехав к новостройке, она вышла из машины и с удовлетворением посмотрела на свои окна на седьмом этаже.
Своё окно.
Она быстро поднялась по лестнице, не дожидаясь лифта.
Вставила ключ в замок… и не смогла его повернуть.
Попыталась снова.
Ключ входил, но не поворачивался.
Внутри что-то щёлкнуло.
Ольга похолодела.
Она надавила на дверь, и та с скрипом приоткрылась.
Замок не был заперт.
Он был сломан.
Или… кто-то пытался его открыть.
Ольга осторожно вошла в прихожую.
В квартире стояла тишина.
Но что-то казалось неправильным.
Воздух был иным.
