Я взяла ещё один горячий пирожок, поднесла его ко рту, но не смогла сделать укус.
Комок сдавил горло.
Тогда я ещё не осознавала, что этот вечер станет отправной точкой.
Отправной точкой всего.
Я сидела на полу, опираясь спиной на кухонный шкаф.
Противень с остывшими, никому не нужными пирожками лежал на столе, словно памятник моей неудаче.
Дверь тихо щёлкнула.
Я не обернулась.
Слышались шаги.
Владимир вернулся.
Он задержался на мгновение, затем присел рядом со мной на пол.
«Прости меня», — произнёс он так тихо, что я едва услышала.
«Я такой идиот.
Трус».
Я молчала.
Не хватало сил даже сердиться.
Только холодная, звенящая пустота.
«Я видел её глаза, как она на тебя смотрит, и по привычке испугался.
Испугался её гнева, её слов.
Всегда боялся.
С самого детства.
Проще согласиться, чем спорить с ней.
Это рефлекс, понимаешь?
Сказать то, что она хочет услышать, лишь бы замолчала».
Он сжал мою руку.
Его ладонь была тёплой.
«Потом я проводил её до машины, она села, такая довольная, победительница. И я вдруг посмотрел на нашу квартиру в Бобровице, где осталась ты.
И меня словно окунули в ледяную воду.
Она уедет, а я останусь.
С тобой.
И я только что предал самого важного человека в своей жизни.
Из-за котлет.
Из-за страха, въевшегося в кости».
Он поднял глаза, и я впервые за долгое время заметила в них не вину, а подлинную боль и решимость.
«Ольга, прости меня.
Пожалуйста».
