Дверь распахнулась без единого скрипа.
Игорь вошёл в квартиру не как виноватый муж, а как хозяин, который только что вернулся из краткой командировки.
В нос ударил густой, манящий запах жареной курицы с чесноком и травами.
На мгновение ему показалось, что всё снова в порядке, что его демонстративный поступок сработал и его ждёт примирительный ужин.
Он направился на кухню.
Тамара сидела за столом в одиночестве, перед ней лежала тарелка с поджаренной куриной ножкой и горкой свежего салата.
Она ела медленно, с явным наслаждением, отрезая маленькие кусочки.
На его появление она отреагировала лишь коротким, равнодушным взглядом и вновь вернулась к трапезе.
В этом взгляде не было ни злобы, ни обиды, ни даже интереса.
Лишь спокойное, холодное безразличие, которое одновременно и обезоруживало, и раздражало. — Ну что ж, я вернулся, — произнёс он, стараясь придать голосу уверенность и лёгкую снисходительность.
Она прожевала, сделала глоток воды и молчала.
Как будто он просто прокомментировал погоду за окном. — Этот спектакль пора прекратить, — резко продолжил он, чувствуя, как внутри нарастает раздражение из-за её молчания. — Я муж в этом доме.
Я вернулся с работы, я хочу есть.
Где мой ужин?
Тамара медленно отложила вилку и нож на тарелку.
Она подняла глаза на него, и теперь её взгляд стал сосредоточенным, жёстким, словно стальной лезвие.
Она смотрела так, будто видит его впервые, оценивая и вынося окончательный приговор. — Больше я тебе готовить не стану!
Я же уже говорила об этом!
Её голос не дрожал и не переходил на крик.
Он был ровным и смертельно хладнокровным, и именно поэтому слова звучали как приговор.
Игорь на мгновение растерялся от такой прямоты.
Он хотел взорваться, ответить оскорблением, но она не дала ему этой возможности.
Тамара поднялась, подошла к холодильнику и открыла дверцу морозильной камеры.
Он увидел аккуратные ряды одинаковых прямоугольных упаковок.
Четыре, пять, шесть… десять пачек пельменей.
Его личный запас.
Его предстоящее меню. — Вот, — она указала на них рукой. — Твой ужин.
И завтрак.
И обед.
Выбирай любые: «Коблево», «Домашние», «Отборные».
Ассортимент я тебе обеспечила.
Кастрюля есть в шкафу, вода в кране.
Не думаю, что с этим возникнут трудности.
После этих слов она вернулась за стол, взяла вилку и как ни в чём не бывало продолжила есть свою курицу.
В этот момент его прорвало.
Он перестал пытаться выглядеть хозяином ситуации.
Из уст полился поток грязных, унизительных слов, обвинений в неблагодарности, в женской подлости, в разрушении семьи.
Он кричал, что она ничтожество, плохая хозяйка и ещё худшая жена, пытаясь задеть её, ранить, вызвать хоть какую-то реакцию — слёзы, ответную ругань, что угодно.
Но Тамара оставалась непоколебимой.
Она доела свой ужин до последнего кусочка, отодвинула тарелку, встала, молча промыла её под краном и поставила в сушилку.
Проходя мимо него, всё ещё изрыгающего проклятия, она ушла в комнату.
Он остался один посреди кухни, ошеломлённый собственным криком и её непробиваемым молчанием.
Его слова, не встретив цели, повисли в воздухе и теперь давили на него самого.
Он замолчал.
В воздухе всё ещё стоял аромат чеснока и жареной курицы, но теперь он казался чужим и издевательским.
Игорь медленно подошёл к холодильнику, открыл морозильную камеру и безучастно уставился на ровные ряды упаковок с пельменями.
Это не был компромисс и не временное решение.
Это означало конец…
