Он, по сути, принимал участие в деле, делился своими знаниями, а она… Бросила ему замороженные пельмени, словно кость собаке.
И этот её ледяной, отстранённый взгляд, словно он для неё ничто.
Нет, это уже переходило все границы.
Он направлялся к единственному человеку, который всегда его понимал — к матери.
Уж она-то точно восстановит справедливость одним звонком.
Квартира Ольги Викторовны встретила его знакомым, тёплым ароматом.
На кухне что-то томилось на плите, а размеренный гул старого холодильника создавал ощущение уюта.
Мать стояла у плиты и помешивала в большой кастрюле что-то ярко-бордовое. — Что с тобой? — спросила она, не отрываясь от готовки. — Мам, ты не поверишь, что твоя сноха учудила! — начал он с порога, сбрасывая куртку на стул. — Я всего лишь пару советов дал, как мясо лучше приготовить.
А она… просто бросила мне на стол пачку пельменей и сказала, чтобы я сам готовил.
Ты представляешь такое?
Полное пренебрежение!
Ольга Викторовна молча слушала его гневные слова, время от времени кивая.
Она сняла пробу с ложки, цокнула языком и добавила в кастрюлю щепотку сахара.
Игорь, выплеснув первый шквал возмущения, подошёл ближе, ведомый привычкой и интуицией.
Он заглянул в кастрюлю. — Борщ?
Мам, ты опять переварила свеклу, весь цвет пропадёт.
Её же в самом конце надо класть, с уксусом, чтобы цвет сохранить, — уверенно заметил он.
Мать медленно повернула к нему голову.
Её взгляд был спокойным, но каким-то непривычно серьёзным. — И лавровый лист надо убирать через десять минут, иначе будет горчить.
У тебя он уже полчаса варится, наверное.
Весь вкус супу испортишь.
Ольга Викторовна молча выключила газ.
Она взяла половник, поставила его на блюдце с отчётливым стуком.
Потом вытерла руки о фартук и посмотрела прямо на сына. — Значит, я тоже не умею готовить? — тихо, но решительно спросила она. — Нет, причём тут это, я просто… — начал оправдываться Игорь, чувствуя, что что-то не так. — Я сорок лет кормила твоего отца и вырастила тебя.
Никто не жаловался, — прервала она. — А теперь получается, что ты меня будешь учить, как варить борщ.
Теперь я понимаю, почему Тамара тебе пельмени на стол кинула.
Для Игоря это прозвучало как удар в сердце.
Он ожидал чего угодно: сочувствия, материнского гнева к Тамаре, обещаний «разобраться с этой выскочкой».
Но не этого.
Мать не поддержала его, а осудила.
И встала на сторону жены. — Будешь есть? — всё тем же ровным тоном спросила Ольга Викторовна, указывая подбородком на кастрюлю. — Ешь молча, что дают.
Не нравится — там морозилка.
Там, кажется, тоже пельмени лежат.
Можешь сварить.
Воду только в кастрюлю налей.
С этим, надеюсь, ты и без советов справишься. — Я тебе не мальчик, чтобы меня по углам гонять! — выкрикнул Игорь, ощущая, как земля уходит из-под ног. — Обе сговорились, да?!
Ольга Викторовна молча смотрела на него, и в её взгляде не было ни капли жалости, только холодная, отрезвляющая усталость.
Этот взгляд был страшнее любой критики.
Он окончательно убедил Игоря, что стал чужим и в своём доме, и в доме матери.
Схватив куртку, он вылетел из квартиры, демонстративно не прощаясь.
Чувство унижения и обиды требовало немедленных и решительных действий.
Он намеревался доказать им обеим, что не тот, за кого они его принимают.
Он — мужчина и не позволит так с собой обращаться.
Первым делом он снял номер в ближайшей гостинице.
Недорогой, с затхлым запахом старой мебели и видом на глухую стену соседнего здания, но это было несущественно.
Главное — факт ухода.
Он ушёл.
Теперь им обеим — и Тамаре, и матери — придётся осознать серьёзность своего поступка.
