— У нас тебе точно понравится! — Ты нож держишь неправильно.
Лезвие надо направлять от себя, а ты тянешь его к себе, порежешься, — раздался за спиной у Тамары до боли знакомый голос Игоря.
Она сделала вид, что не обращает внимания, продолжая аккуратно шинковать лук.
Мелкие, почти прозрачные полукольца равномерно оседали на разделочную доску.
Она старалась специально: сегодня на ужин планировался классический бефстроганов, требовавший точности. — Тамара, ты меня слышишь? — не отставал он, подходя ближе.
Его тень закрыла её руки. — Ты сейчас себе все пальцы отрежешь.
Дай сюда, я покажу, как правильно. — Всё нормально, Игорь, я хорошо держу нож.
Иди в комнату, посмотри телевизор, — не оборачиваясь, ответила она.
Он проигнорировал просьбу.
Его взгляд зацепился за сковороду, где уже шкворчало масло. — Сколько ты масла налил!
Ты мясо жарить собираешься или во фритюре его топить?
Всё будет плавать, корочки не будет.
Не бефстроганов, а варёная говядина в жире получится.
Тамара стиснула зубы и с силой бросила лук в сковороду.
Зашипело.
Она взяла миску с тонкими полосками мяса, которые аккуратно нарезала и отбила полчаса назад, пока он был в душе.
Это было её единственное спокойное время на кухне. — Ты его всё сразу бросишь, да? — голос Игоря приобрёл наставнический тон. — Надо обжаривать партиями, чтобы масло не остывало.
Тебе в твоих кулинарных блогах такое не объясняли?
И соли надо добавить, будет пресно.
Ты всегда недосаливаешь.
Он говорил и говорил, его голос превратился в монотонный, раздражающий гул, который пронзал мозг.
Тамара внезапно перестала его слышать.
Она смотрела на шипящее в сковороде мясо, на пар, поднимающийся к потолку, и чувствовала, как внутри что-то с щелчком переключилось.
Словно выключили рубильник терпения. — Закрой рот со своими советами, ты кроме пельменей ничего не готовил!
Вот и будешь теперь есть только их, потому что я больше для тебя готовить не собираюсь!
Она молча повернула ручку конфорки до упора влево.
Шипение прекратилось.
Не произнеся ни слова, она обошла мужа, открыла морозильную камеру и с шумом вытащила оттуда замороженную, покрытую инеем пачку пельменей.
Вернувшись к столу, она с глухим стуком положила её перед ошеломлённым Игорем.
Ледяной прямоугольник с надписью «Коблево. Отборные» лежал между ними, словно пограничный столб. — Стой!
Что ты начинаешь?
Я же просто хочу сделать всё как лучше! — Ты прав, — её голос был абсолютно хладнокровным, лишённым эмоций. — Я готовлю отвратительно.
Так что готовь себе сам.
Игорь открыл рот, чтобы возразить, но она уже повернулась к плите.
Щелчок — и конфорка под её основной кастрюлей снова загорелась.
Тамара взяла с полки маленькую, почти игрушечную сковородку и поставила её на соседнюю свободную конфорку.
Потом она взяла шумовку, зачерпнула из кастрюли ровно половину мяса с луком и переложила в свою порционную посуду.
Себе.
Одну порцию.
Она готовила, полностью игнорируя его неподвижную фигуру.
Её движения были точными и демонстративно спокойными.
Вот она добавила сметану, вот посыпала специями.
Аромат ужина, от которого он теперь был лишён, становился всё насыщеннее и мучительнее.
Он стоял посреди кухни, словно истукан, глядя то на её спину, то на пачку замороженных пельменей на столе. — Можешь взять мою кастрюлю, когда я закончу, — не оборачиваясь, произнесла она. — Если, конечно, сумеешь её отмыть.
Игорь вел машину, барабаня пальцами по рулю в такт злости, что стучала в висках.
Он вновь и вновь прокручивал в голове последнюю сцену на кухне.
Неблагодарная!
Он ведь старался сделать всё как лучше.
