Всё время откладывала на потом, всё жалела себя, помогала окружающим.
Я не хочу повторить её путь… — глаза её были влажны.
В них не было никакой твердости, лишь беззащитная, детская обида и страх упущенного времени.
В этот момент Виктор вдруг увидел в ней не «бухгалтера» и не «хозяйку», а ту девушку, в которую влюбился двадцать лет назад.
Он заметил седину у висков, морщинки возле глаз, усталые руки.
Что-то внутри него изменилось.
Жгучее, горячее чувство стыда вспыхнуло в лице.
Он — крепкий мужчина, а позволяет матери и сестре обращаться с единственным человеком, кто действительно о нём заботится, как с вещью. — Всё, хватит, — прижал он её к себе, поглаживая по голове. — Поедем.
Никому ничего не отдадим.
Пусть Анастасия сама разбирается.
Ты права, хватит.
Утром телефон Виктора не умолкал — «Мама» высвечивалось на экране каждые несколько минут. — Не бери, — едва слышно сказала Ирина, глядя на проносящиеся за окном берёзки.
Виктор взглянул на телефон, затем на жену.
Её лицо впервые за долгое время выглядело расслабленным.
Она смотрела в окно, слегка улыбаясь, сжимая в руке стакан с чаем в подстаканнике.
Он убрал звук, перевернул телефон экраном вниз. — Знаешь, — начал он, разламывая варёное яйцо, — Анастасия действительно могла бы машину продать.
Зачем ей кроссовер в городе, если она у нас бензин только тратит?
Ирина кивнула, сделав глоток чая. — Люди склонны искать лёгкие выходы, Витя.
Паразитировать проще, чем признать свои ошибки.
Психологи называют это «выученной беспомощностью».
Пока ты даёшь, они будут брать.
Как только перестанешь — начинается истерика, затем злость, а потом… им придётся взрослеть.
Анастасии тридцать пять, а она ведёт себя, как капризный подросток.
Наша помощь только вредит ей, не даёт получить важный жизненный урок. — Умная ты у меня, — вздохнул Виктор, но в его голосе уже не звучало раздражение, лишь уважение.
Через сутки они оказались на галечном пляже.
Море было в шторме.
Громадные, серые волны с шумом разбивались о берег, разбрасывая пену.
Воздух наполнял запах соли и йода — аромат, который невозможно спутать ни с чем.
Ирина подошла к самой воде.
Брызги ударили ей в лицо, смешиваясь с новыми слезами.
Но это были другие слёзы.
Слёзы облегчения, очищения.
Она глубоко вдохнула, чувствуя, как лёгкие наполняются влажным, целебным воздухом, и напряжение в груди, державшее её последние полгода, начало отпускать.
Виктор подошёл сзади, обнял её и положил подбородок на плечо. — Прости меня, Ир, — сказал он, перекрикивая шум прибоя. — За маму, за Анастасию.
