— Купите часы. Дяденька, купите часы. Хорошие, не сломанные.
Мужчина с проседью в волосах остановился рядом и, пристально посмотрев на меня, спросил:
— Ты Ленька? Сын Петра?
Я кивнул и попытался вспомнить, где я мог видеть этого мужика. Но на память ничего не приходило.
— Только папка того, помер прошлой зимой, — проговорил я, шмыгнув носом.
— Как так? Здоровый вроде бы мужик? — удивленно спросил незнакомец.
— На речке потонул. Лед под ним треснул, он и провалился. Так как вам часы? Посмотрите. Хорошие.
Мужчина взял из моих рук часы и, осмотрев их, спросил:
— Отцовские, что ли?
— Да, — нехотя подтвердил я.
— А чего же продаешь память об отце?
— Мамка велела. Ей нас с сестрой кормить не на что. Зима скоро, Светке надеть нечего. Да и дрова нужны. Машина дров знаете, сколько сейчас стоит?! Ого-го! Вот и приходится папкины вещи на рынок таскать. Хоть какая-то польза от них.
Я говорил, в точности повторяя слова матери. Самому мне не было еще и восьми лет, и жизнь казалась мне тогда отнюдь не полосатой, а какой-то клетчатой, что ли. То есть на подобии шахматной доски.
Есть поле «своих» — это все, что вызывало мой восторг — игры с друзьями, возня с маленькой сестрой, вкусные пряники, что мама покупала раз в месяц с зарплаты. А есть «чужое» поле из того, что я ненавидел. Сюда относились мальчишки из соседнего двора, школьный директор и воспоминания об отце.
Стыдно признаться, но когда отец мой погиб, я вздохнул с облегчением. Мамка у меня хотя и грозила мне иногда вицей, но никогда угрозы свои в жизнь не воплощала, отец же был ко мне беспощаден.
Мужчина, все же купивший у меня часы отца, представился Владленом. Он сказал, что с отцом моим они были хорошо знакомы, а во времена юности даже дружили. «Вместе девок кадрили», — как сказал этот папин знакомец.
Домой я бежал радостный, у меня в кармане было несколько шуршащих бумажек, которые явно помогут матери прокормить нас с сестрой, а может быть, даже справить пальто для Светки.
Я долго похвалялся, рассказывая маме о том, как именно продал часы. И про Владлена рассказывал. Вот только имя его я никак не мог вспомнить, чересчур замысловатым оно мне казалось.
Продолжение этой истории случилось спустя примерно неделю. Когда я возвращался из школы, я заметил, как мама с кем-то разговаривает во дворе. Подойдя поближе, я узнал Владлена.
— Привет, Ленька! Помнишь меня? — улыбнувшись, спросил мужчина.
— Конечно, помню! За часы вам спасибо! — деловито ответил я.
— Лень, ты пойди домой, там Светка одна, — попросила мама, и я нехотя пошел в подъезд. Очень мне было любопытно, зачем к нам пожаловал этот седовласый господин, имя которого я никак не мог вспомнить.
На следующий день я обнаружил часы отца, лежащие на столе в маминой комнате. Откуда они тут взялись, я сразу догадался, их принес вчерашний посетитель. А вот почему? Это был для меня вопрос вопросов.
Я долго крутил часы в руках, рассматривая мельчайшие потертости на них, чтобы удостовериться в том, что это именно та вещь, которую я продал Владлену. Но часы, без сомнения, были те самые.
В голову мне пришла одна единственная мысль, объясняющая возвращение часов в наш дом. Вероятно, маме стало их жаль, как память о своем муже, и она выкупила их обратно. Для этого тот дядька вчера и приходил к маме.
Я осторожно положил часы назад и решил не спрашивать маму об этом. Мне показалось, что в этом жесте есть нечто интимное, словно заглянуть в комнату, когда мама и папа закрылись там.
Был мой день рождения. Мне исполнилось целых восемь лет! Выглядел я довольно нарядным, по крайней мере, старался не испачкаться до прихода гостей.
На столе, покрытом белой скатертью, стояли различные вкусности, и каждый раз, проходя мимо, я старательно отводил взгляд и даже задерживал дыхание, чтобы не вдыхать эти невероятные ароматы.
Раздался звонок в дверь, и я бросился открывать, ожидая увидеть тетю Любу и Ваньку. Мамина подруга и ее сын, что был одного со мной возраста, всегда приходили пораньше. Тетя Люба помогала маме накрывать на стол, а мы с Ванькой делились последними нашими новостями. Жили мы не рядом и встречались в основном по праздникам.
Но за дверью стоял он! Человек, купивший папины часы, имя которого я неожиданно для себя вспомнил.
— Здравствуйте, — испуганно проговорил я. Мне почему-то подумалось, что он пришел за часами. Может быть, мама вернула ему не все деньги или меньше, чем он запросил, например.
— С днем рождения, Ленька! Это тебе, — Владлен протянул мне небольшую коробочку, и я нерешительно взял ее в руки. Осторожно сняв крышку, я ахнул. Внутри коробки лежали настоящие часы. Не такие, как те, что принадлежали моему отцу, но тоже очень даже приличные. У Кольки Мамонова такие часы, так ему пол класса завидует.
— Это правда мне? — я поднял глаза и с надеждой посмотрел на Владлена.
— Тебе. Ты же сегодня именинник. За стол пригласишь?
— Конечно. Проходите.
Я впустил Владлена внутрь квартиры и пока он разувался в прихожей, побежал рассказать обо всем маме. Услышав имя пришедшего гостя, щеки мамы покрылись румянцем, и она даже не взглянула на мои часы. Едва мама вышла навстречу Владлену, в дверь снова позвонили.
На этот раз это на самом деле пришли тетя Люба и Ванька. Я тут же увел Ваньку в свою комнату, и мы стали разглядывать мой подарок. Часы были просто нереальные! Я даже не смел мечтать о таком подарке! Теперь все в классе мне обзавидуются! Да что там в классе! Во всей школе! Не у каждого старшеклассника были такие часы.
С того дня дядя Владлен все чаще стал появляться в нашем доме. Мы как-то враз перестали нуждаться в чем либо, на столе всегда были разнообразные продукты, у Светки появилось новое пальто, а у меня клюшка для хоккея. Данному факту я радовался ровно до того момента, как однажды утром обнаружил дядю Владлена на нашей кухне в майке и трусах.
Я не знал, что именно меня тогда так возмутило, но подсознательно почувствовал, что что-то не так. Расположившийся за нашим кухонным столом дядя Владлен и особенно его вид показались мне чем-то неправильным, не вписывающимся в рамки моего детского восприятия действительности.
Пожалуй, я даже инстинктивно тогда почувствовал угрозу. Мой мир от этого зрелища перестал быть понятным и знакомым. И я заплакал. Горько так, вытирая слезы рукавом своей рубашки.
После этого несколько недель я не видел дядю Владлена, а потом однажды он встретил меня возле ворот школы и сказал, что нам нужно поговорить.
— Ленька, выслушай меня и постарайся понять, — заговорил он, шагая рядом со мной. — Дело в том, что я давно люблю твою маму. Еще со времен, когда она была совсем молоденькой девчонкой. Тогда, давно, она выбрала твоего отца, а я не стал им мешать. Теперь же, когда Аля стала свободна, я решил вновь попытать счастья. Твоей маме, Ленька, трудно одной растить вас с сестрой, ей все равно нужен рядом мужчина.
— А я на что? Я почти взрослый! Зачем ей еще какие-то мужики? — возразил я, насупившись.
— Так уж устроен мир, понимаешь, Ленька. Люди должны жить парами, так природа распорядилась. Ты вырастешь, женишься, и мама опять останется одна.
Я задумался над его словами. Жениться я, конечно, пока не собирался, но в перспективе… Мне, к примеру, ужасно нравилась Ленка Вотинова, ее я бы с радостью назвал своей женой через несколько годиков, конечно.
— И что же вы предлагаете? Вы хотите жениться на моей маме? — спросил я Владлена, внимательно посмотрев на него.
— Только если ты не против. А то какая у нас семья получится, если я тебе не по нраву придусь?
— Я подумаю над этим. Когда нужно будет дать ответ? — деловито проговорил я.
— Недели тебе хватит на раздумья? А то я уже и без того по вам всем соскучился, и по тебе, и по Светке, и по маме твоей.
— Недели хватит, — подумав, кивнул я.
Я чувствовал себя таким важным в тот момент и вовсе не догадывался, что шансов отказать Владлену у меня уже тогда не было. Предоставив мне право выбора, он купил меня с потрохами.
Через три месяца моя мама вышла замуж за Владлена, и он стал нашим со Светкой отцом. Пожалуй, первое время, пока я привыкал к нашему новому положению, я вел себя на подобии партизана.
Разведывал и разнюхивал, что за птица этот Владлен. Следил за тем, чтобы он никого не обидел, ни маму, ни мою сестру. В общем, не давал ему почувствовать себя главным мужиком в доме. Как ни странно, Владлен позволял мне так вести себя и ни разу не оговорил. Даже когда я порой переходил всякие границы.
Жили мы в то время довольно счастливо, и я быстро понял разницу между Владленом и моим отцом. Мой новый батя никогда не подавлял мою личность. Напротив, он относился ко мне уважительно, словно я взрослый. Всегда интересовался моим мнением по любому вопросу, а иногда даже спрашивал у меня совета.
Обычно взрослые даже не задумываются, насколько важно ребенку чувствовать себя полноценным членом своей семьи, того маленького общества, в котором маленький человек существует. Сами рассудите, что из меня бы выросло, если бы все, что я видел в своей жизни, — это унизительные тычки и затрещины, получаемые от отца?
И это только когда батя был в хорошем настроении. А вот у Владлена получилось внушить мне не только уважение к собственной личности, но и ко всему, что меня окружает. Ко всем людям без исключения. Владлен научил меня быть одновременно добрым и сильным. Именно таким, каким был он сам.
Счастье наше длилось не так долго, как мне бы хотелось. Через четыре с половиной года наша мама встретила Анатолия. Не знаю, чего ищут женщины, когда с головой бросаются в этот омут, состоящий из одних пороков? Я имею в виду необъяснимую тягу слабого пола к «плохим» мужчинам. Владлен не был «плохим». Он был «хорошим»! Вот поэтому все так и вышло…
Итак, наша мама влюбилась. Влюбилась в самое никчемное, на мой взгляд, существо. Все, что представлял собой этот Анатолий — это то, что он был наряжен, словно чучело огородное, и без устали молол своим языком. Попугай, и тот содрогнулся бы при виде этого мажора.
Мама познакомилась с Анатолием, когда он пришел работать на их фабрику. Правда, проработал он там не так долго, отправился дальше в поисках самого себя. Но на фабрику, точнее к ее воротам, приходил чуть ли не каждый день, чтобы встретить мою маму с работы.
Естественно, Владлен в скором времени узнал об этом. Кто-то из маминых сослуживцев донес ему. Между мамой и Владленом состоялся серьезный разговор, во время которого мы со Светкой были высланы во двор гулять. А после этого мама и Владлен подали заявление о разводе.
Когда Владлен уходил от нас, он сказал мне на прощание:
— Лень, ты не обижайся на маму. Так бывает. Понимаешь, это я ее всю свою жизнь любил, а она меня так и не сумела полюбить. Что же тут поделаешь?
Я насупился и молчал, глядя, как Владлен натягивает свое пальто. Он взял в руки потертый чемодан и шагнул к двери. Тогда я, не выдержав, крикнул:
— Погоди! Можно мне с тобой?
— Куда со мной?
— Хоть куда! Мне все равно! Может быть, мама моя и не смогла тебя полюбить, но я…, я…, мне без тебя никак!
Владлен поставил чемодан на пол и, обняв меня, прижал к себе.
— Ленька, как же мне теперь быть? Ведь мама не разрешит тебе со мной поехать. Да и школа твоя, как же?
— Школа и в твоем районе есть, а мамке я сам все скажу. Я взрослый уже и могу сам решать, с кем мне жить. С этим ее Толиком я точно жить не стану! Сбегу из дома и все тут!
Моя мама однозначно чувствовала себя в то время виноватой, поэтому и отпустила меня с Владленом, почти не возражая. Вполне возможно, она даже испытала некоторое облегчение. Все же мое кислое выражение лица, неизменно возникающее при виде ее Анатолия, не способствовало ее личному счастью.
А так, каждый остался при своем. Сестра моя к Толику относилась более-менее спокойно. Она была женщиной, хотя и маленькой, поэтому щеголь Анатолий производил на нее несколько иное впечатление, чем на меня. Ей было весело в его обществе. Я же считал шутки Толика (а он прибавлял их почти к каждому своему слову!) пустыми и ничуть не смешными.
Владлен жил почти на самой окраине города. Жилище его представляло собой небольшую комнату в коммунальной квартире. Но меня ничуть не смутил этот факт. Чтобы не видеть этого клоуна Анатолия, я готов был ночевать хоть в курятнике. К тому же, я вовсе не кривил душой, когда говорил о том, что не представляю уже своей жизни без Владлена.
Он стал для меня всем, что так необходимо мальчишке на пути его взросления — отцом, другом, наставником и примером. Примером — это в первую очередь! Потому что Владлен был настоящим мужчиной! В полном смысле этого слова.
До сих пор удивляюсь тому факту, что он ни разу не произнес даже ни одного плохого слова о моей матери и мне не позволял высказывать вслух свои обиды. И это притом, что я точно знал, насколько ему было тяжело второй раз получить отставку от моей матери. Но его боль осталась только его болью.
Если и жила в нем обида на женщину, отвергшую его любовь, то он заковал это чувство в самую крепкую броню, как и полагается сильному мужчине.
Мы жили с Владленом очень даже не плохо. Каждый занимался своим делом, Владлен работал на заводе по производству автомобильных шин, а я учился и старательно помогал Владлену по хозяйству.
Мы даже готовили и стирали с ним по очереди. «Мужчина должен уметь все, и штаны заштопать, и щи сварить, и за слабого вступиться», — частенько повторял Владлен. А я старательно внимал его наставлениям и впитывал его слова, словно губка.
Известие о несчастье, приключившемся с Владленом, пришло, когда я служил в армии. Служба моя проходила в Кемеровской области, и до дембеля мне оставалось всего три месяца. И вот в своем письме моя сестра Светка сообщила мне о том, что Владлена посадили в тюрьму за драку.
Я не знал точно, что именно там произошло, сестра писала лишь то, что Владлен попал за решетку, изрядно поколотив нового мужа моей матери, Анатолия. Со слов Светки я также знал, что Толик, проведя в больнице почти месяц, сейчас передвигается при помощи тросточки.
Долгожданное письмо от Владлена пришло перед самым моим дембелем, но Владлен в этом письме так и не ответил на вопрос, за что он поколотил Толика.
Он был сдержан, как всегда. Интересовался моими делами и просил не беспокоиться за него самого. «Тюрьма не такое страшное место, как все думают», — писал Владлен, пытаясь успокоить меня.
Вернувшись в родной город, я попытался самостоятельно прояснить ситуацию и для начала встретился с самим Толиком. Сестра сказала, что Толик частенько заливает свою боль в кабаке неподалеку от их дома. Туда я и направился.
Толик сидел за столом в компании двух мужиков. Перед ними стояло несколько полупустых кружек пива. Заметив меня, Толик икнул.
— Дембельнулся уже? — невпопад спросил он, шаря рукой под стулом в поисках своей трости, которая валялась чуть поодаль.
— Поговорить бы, — сказал я и кивком головы указал на дверь.
— О чем?
— Обо всем.
— Здесь говори. У меня от друзей нет секретов.
Один из мужиков подвинул ко мне стул, и я нехотя присел за стол.
— Выпьешь?
Второй мужик достал из-за пазухи початую бутылку водки и, не дожидаясь моего ответа, плеснул в кружку. Проигнорировав угощение, я уставился на Толика.
— Расскажешь, что у тебя вышло с Владленом? — пристально глядя в его глаза, спросил я.
— Ботинки ему мои не понравились, — заржал поначалу Толик. Потом, видимо, вспомнив мое отношение к его чувству юмора, посерьезнел и произнес, — да вот честное слово, Лень, не знаю, че на него нашло?! Как с цепи сорвался, вон друзья мои не дадут соврать. Мы отдыхали, никого не трогали, а этот возник ниоткуда, и давай кулаками махать! Пьяный он был, вот, видимо, и взыграла в нем старая обида.
— Владлен не пьет, — возразил я.
— Да? А менты, когда его приняли, заметили, что от него разило. И на суде он сам этого не отрицал.
— Такие трезвенники по жизни, парень, когда выпьют, сразу звереют, — проговорил один из друзей Толика, опрокинув внутрь содержимое своей кружки.
— Ты, Ленчик, не злись. По заслугам твой Владлен получил. Я ни словом его не обидел, а то, что мы когда-то бабу не поделили, так это дело житейское. А он мне ноги переломал, инвалидом, считай, сделал.
— Не мог Владлен просто так на тебя накинуться. Что ты ему сказал?
— Да ничего я ему не говорил! Мужики вон подтвердить могут.
Друзья Толика, молча ухмыляясь, покивали головами, а я понял, что ничего от этого клоуна я не добьюсь. Да и руки марать об него мне расхотелось.
Владлену это не поможет и Толика не исправит. Бесполезно. И Владлен это прекрасно знал. Непонятно мне было только одно — что заставило его забыть об этом?
Уже на выходе из кабака ко мне подошла пожилая женщина, та, что мыла полы в заведении. Оглянувшись по сторонам, она тихим голосом проговорила:
— Я слышала, ты спрашивал про того мужчину, которого посадили за драку с этим? — старушка кивнула в сторону Толика.
— Да. А вы видели, как они подрались?
— Видела. Я сюда недавно пришла работать, а тогда, весной, в «Ивушке» прибиралась. Этот, — женщина снова указала головой на Толика, — с бабой был. Рыжая такая, с большой грудью. Тот, которого посадили, подошел к ним и что-то сказал, тогда этот начал обзывать разными нехорошими словами какую-то Алевтину. Много всякого наговорил. После этого они и подрались. А потом милиция приехала, их обоих и забрали. А еще, как я поняла, на той рыжей были сережки с изумрудами, и об этом украшении они тоже спорили.
— С изумрудами? — переспросил я, задумавшись.
— Точно, с изумрудами. Рыжей очень к лицу было это украшение.
Я, кажется, начал догадываться, в чем тут дело. Сережки с изумрудами Владлен подарил моей маме на день ее рождения, примерно за полгода до того, как они расстались. Получалось, что Толик их у мамы выкрал и передарил своей полюбовнице.
Это и вывело из себя Владлена. Да и сам факт наличия у Толика любовницы мог не понравиться Владлену. Толик — этот никчемный пустомеля, получивший женщину, которую боготворил Владлен, ко всему прочему, посмел обманывать ее! Как же Владлену было смириться с этим?
Первой моей мыслью было рассказать обо всем матери. Открыть ей глаза, наконец! Но, подумав, я понял, почему Владлен на суде ни словом не обмолвился о причинах, побудивших его избить своего врага. Даже в этом случае, когда ему грозил реальный срок, Владлен не позволил пачкать имя своей любимой женщины.
Я подкараулил Толика в темном переулке, когда он, прихрамывая и пошатываясь, возвращался домой. Трость, на которую опирался Толик, полетела в сторону, Толик скорчился от удара под дых. Прижав его к бетонной стене, я, чеканя слова, проговорил ему в ухо:
— Слушай сюда, заберешь у своей шалавы серьги моей матери и вернешь их ей! И если я еще раз узнаю о том, что ты таскаешься по бабам, твое пьяное тело найдут в канаве! И не думай бежать в милицию! С этого дня я стану твоей тенью, ходи, оглядываясь, и не забывай обо мне!
Как следует тряхнув Толика напоследок, я скрылся во тьме. Силищи во мне тогда было хоть отбавляй, и, по-моему, Толик на самом деле неслабо испугался. По крайней мере, через какое-то время я увидел те самые серьги с изумрудами, подарок Владлена, украшавшие уши моей матери.
Я написал об этом в письме Владлену и получил от него короткое, сдержанное послание, но все же со словами благодарности в конце письма.
Следующей зимой Владлен умер в тюремной больнице от воспаления легких. Уже после его смерти пришло последнее написанное Владленом письмо. «Леня, если ты позволишь, в этом письме я буду называть тебя сыном, — писал Владлен. — Хочу, чтобы ты знал, я страшно горжусь тобой, сынок! Ты вырос именно таким, каким бы я хотел тебя видеть. И еще я очень счастлив от того, что ты все эти годы был рядом. Если бы у меня на самом деле был сын, я бы хотел, чтобы он был похож на тебя. Ты самое дорогое, что было в моей жизни! Прошу, сынок, береги себя и всегда поступай по совести».
Это письмо чуть позже, когда мои эмоции немного улеглись, и я отчасти смирился со своим горем, я зачитал своей матери. Я надеялся лишний раз показать ей, каким человеком был Владлен и что он для меня значил. Мать, после того, как я дочитал письмо и отложил в сторону листок, заплакала.
— Прости меня, Лень, прости!
Она заревела в голос, и некоторое время я испуганно смотрел на нее.
— Чего такое, мам? Ты пожалела, наконец, о том, что не осталась с Владленом, променяв его на этого своего комика?
Мать помотала головой.
— Он твой отец, Леня! Владлен твой батя, не Петр.
— Как это? — ошарашено глядя на мать, спросил я.
— Так уж вышло. Я никому ничего не говорила. Даже самому Владлену. Боялась, что он начнет меня упрекать за то, что выдала его ребенка за сына Петра. Для меня самым главным было то, что Петя тогда не догадался. Если бы Петя узнал, что я уже беременна, он ни за что бы не взял меня замуж. А Владлена я не любила, у нас с ним случайно все вышло, я поддалась его ухаживаниям и сразу же пожалела об этом.
— Мама, ты сейчас говоришь правду? Как же так? Почему ты не рассказала нам с Владленом об этом? Хотя бы тогда, когда вы с ним были женаты или когда я ушел к нему жить.
— Я боялась реакции Владлена. Не хотела, чтобы меня осуждали еще и за это. Ведь никто ни о чем не догадывался, и я решила, что незачем вытаскивать наружу эту давнюю историю.
— Зачем же ты сейчас говоришь об этом? Ты больше не боишься того, что тебя осудят?
Мама посмотрела мне прямо в глаза и снова заплакала.
— Мне просто так стыдно стало от того, что я лишила вас с Владленом возможности быть настоящими отцом и сыном! Я не знала, что вы оба так этого хотели.
Мама закрыла лицо руками, плечи ее вздрагивали, и мне стало ужасно жалко ее. Она была обычной, простой женщиной. Незамысловатой, часто живущей одним днем и не задумывающейся о тонкостях человеческой натуры.
— Не плачь, мам, — я обнял ее и погладил по плечу, — мы с Владленом все равно были как отец и сын. Об этом он и пишет в своем прощальном письме. Ему сейчас там, на небесах, доступны все тайны мира, так что ему уже известно то, что я его сын. А у меня еще есть время для того, чтобы в своих воспоминаниях называть отцом.
Пожалуй, я нисколько не рассердился тогда на мать за ее столь позднее признание. Я был слишком горд и счастлив от того, что Владлен оказался моим отцом.
Я не смел и мечтать о таком, и от понимания этого я еще больше стремился всегда и во всем подражать Владлену.
С тех прошло очень-очень много лет. Ни моей мамы, ни ее хлыща Толика давно уже нет среди живых. Мне самому уже скоро стукнет семьдесят семь лет, красивое число, скажу я вам! Вот бы на самом деле дожить до этой даты!
Хотя это вовсе необязательно, я прожил по-настоящему счастливую жизнь, грех жаловаться. Я такой же однолюб, как и мой отец, и до сих пор люблю свою жену, хотя она уже вовсе не такая красавица, какой была в молодости.
Люблю каждую ее морщинку и даже невесть откуда появившийся в последние годы горб на спине. Люблю наших детей, обожаю наших внуков и просто до невозможности боготворю нашу правнучку. И я абсолютно уверен в том, что своей счастливой жизнью я на сто процентов обязан моему отцу. Ведь я всю жизнь старался жить правильно.
Постоянно приглядывал за самим собой, размышляя, как бы на моем месте поступил Владлен. Именно это помогало мне жить по совести и оставаться человеком.
Автор: Юферева С.