На задворках большого трехэтажного дома дрались мальчишки. Обоим было лет по двенадцати. Дрались остервенело. Лупили друг друга, не жалея кулаков. Схватка была в полном разгаре, когда их разнял прохожий средних лет, про таких говорят «мужчина в полном расцвете сил». Схватив драчунов за вороты курток, с силой развел в разные стороны. У одного из мальчишек уже капала кровь из разбитого носа, расцвечивая белый снег алыми пятнышками.
— А ну стоять! Чего не поделили? Сил девать некуда? Лучше бы дома снег кидали.
— Вы, дяденька, отпустили бы меня, чего, как кутенка, за шиворот держите,- глядя исподлобья, запыхавшимся голосом сказал паренек.
— Драться не будете?
— Не я первый начал. Это вы у него спросите.
Мальчишка, прикладывавший снег к носу, пробурчал:
— На сегодня хватит. Только запомни, Петька, еще раз скажешь плохое про отца в классе, снова получишь.
— Предположим, сегодня не я, а ты получил. Вон, кровищей изошел.
— Это у меня нос такой слабый. А ты сам не лучше. Придешь домой в зеркало глянь, щека как раздулась.
И правда, у Пети щека опухала прямо на глазах. Он развернулся и зашагал прочь, бурча себе под нос. Видно, пыл еще не угас. Мужчина отпустил ворот мальчишки. Тот присел, приложил снег к разбитому носу. Белый комочек мгновенно заалел.
— Нос болит? – спросил мужчина, — дай, посмотрю.
— Врач что ли, — отчужденно поинтересовался мальчишка.
— Ну, врач, не врач, а опыт имею. Давай, давай, больно не будет.
— Ой, дяденька, больно!
— Ну, ну, не ври. Перелома вроде нет. А дня два опухоль, как медаль, поносить придется. Правда, чего не поделили с Петей? И вообще, кто он такой?
— Одноклассник мой и живем по соседству. Через забор. Воображуля — дальше некуда. Весь в мамку, — и печально добавил, — из-за них папка от нас ушел.
— Как ушел? К Петиной маме ушел, что ли?
— Да нет. Папка совсем ушел. Мама допекла его своими капризами. У Пети отец на Севере работает. Как приедет, так обязательно какую-нибудь обновку жене подарит. А та прибежит к нам и давай хвалиться, вертеться перед зеркалом. А мама аж вся чернеет от зависти. Завистливая она у меня. И вечером начинает пилить отца. Мол, все нормальные мужья деньги зарабатывают, жен одевают, обувают, одна она вышла замуж за недотепу. Да, еще кричать начинает – «Всю молодость тебе отдала, а что взамен?» И так весь вечер. Ладно бы один день. Последние дни совсем уже. Утром, днем и вечером — одно и тоже. Да еще этот Петька, моду взял хвастаться да и дразнить нас, дескать, нищие мы, даже купить себе ничего не можем, не то, что они. Ладно бы на улице, а то уже в классе начал меня задирать. Вот так каждый день у нас. Вроде настучишь ему по башке, нет, все равно не понимает. Матери нажалуется, та бежит разбираться с нами, да ругаться.
— Ну, а папка что?
-А, что папка, — вздыхая, продолжил парнишка, — он у нас скромный, тихий. Правда жесткий, что сказал, то по его будет. Зарабатывает он нормально, на жизнь хватает. А мамка бесится, что он денег на тряпки не дает. Все нам. Как-то раз она без спросу купила что-то там себе из тех денег, что мне на куртку откладывали, папка такой скандал закатил, купленное ее изорвал. А мамка возьми да в полицию позвони, дескать, пьяный, дерется. Те приехали, забрали в отдел, подержали часа два для острастки да отпустили, он же трезвый как стеклышко. Вот и повадилась, чуть что — в полицию звонить. Отец от такой жизни тоже на Север подался. На первых порах, вроде все затихло. Мамка прям-таки светилась в ожидании большой зарплаты, а он возьми, да и не дай ей денег! Все положил на сберкнижку, дескать, — детям. Мамка уж себе шубу присмотрела тыщ за сорок, даже вроде в кредит взяла. А тут такой облом. Мамка уговаривает, а отец ни в какую. Ты, говорит, не голая ходишь, нечего дурью маяться. А она в отместку давай его изводить придирками, а соседка будто нарочно, каждый день в новых тряпках. Мать готова уже на стену лезть от зависти. Ну, в общем, не стало жизни. Отец, терпел, терпел и ушел от нас. Перед уходом, правда, крепко-крепко обнял нас, поцеловал и пообещал, что никогда не бросит. Обещание свое держит, чуть ли не каждый день приходит, справляется, как мы, поели сегодня или нет.
— Скучаешь по отцу?
— Еще бы, — печально вздохнул парнишка и тихо заплакал. Видно, на душе очень горько стало этому маленькому взрослому человечку, да тут еще и боль от распухшего носа добавилась. Я смотрел на трясущиеся плечи мальчишки и так мне стыдно и больно стало за нас, взрослых: Да, что ж мы это с детьми делаем? Я бережно погладил ребенка по голове. Паренек вздрогнул, поднял голову и посмотрел на меня такими печальными, омытыми детской слезой глазами, что мне стало не по себе, так тяжко заныло сердце, впору самому заплакать.
— Ты далеко живешь? – неверным голосом спросил я, — может довезти?
— Спасибо, дяденька, сам дойду. Живу недалеко. И это… не подумайте, что я слабак. А то что плакал, это так простая досада, что родители не ладят, а страдаем мы. Но, ничего, выдержим, правда? Только бы папка вернулся.
— Правда, — подтвердил я.
— Ну, до свидания!
— И тебе счастливо! – отозвался я и смотрел вслед парнишке… Первую рану ты уже получил. А будет ли эта рана кровоточить всю жизнь или заживет, зависит от твоих родителей… и от нас, взрослых.
