У меня была уличная подружка Жанка. Учились мы в разных школах Егорьевска. Она с мамой и братиком жила через три дома от нас, в низком бараке, в одной комнате. Жанка часто болела, была худышкой и всегда очень голодной. Если у меня был сухарик, я с ней делилась.
Ей мама разрешала гулять долго, да еще и не надо было бегать домой отмечаться. Отец Жанки тоже был на фронте, как и мой.
Как-то раз мы встретились с Жанной. Она была в новых галошах и красивой шапочке. Пригласила меня:» Валюшка, пошли ко мне в гости. Съедим по шоколадке!». Мысль о шоколаде мгновенно переклинила материнский наказ, что ходить по гостям нельзя, а уж тем более есть за чужим столом. Раньше я ни разу не была у Жанки, но и представить себе не могла такого великолепия: их маленькая комнатка была очень красиво убрана, круглый стол покрыт тёмно-синей бархатной скатертью и сладко пахло одеколоном.
Шоколад оказался правдой: был он без обертки, нарезан на квадратные плиточки. Ничего вкуснее я в жизни не ела! Рты у нас с Жанкой были перемазаны коричневым, мы глядели друг на друга, громко хохотали и запивали кипятком. Дома я не утерпела и рассказала маме с сестрой, где была и что ела.
Шло время . Я училась, гуляла, общалась со сверстниками: жизнь текла своим чередом. Однажды вечером к нам пришла соседка, тётя Настя и я случайно услышала их с мамой разговор, уже лёжа в кровати:
«Шура , ты представляешь, Фиска-то Холина, Жанкина мать, мужиков к себе водит, офицеров.»
Кое — как я дождалась, когда мама уснёт и решила всё разузнать у сестры, что это за офицеры и почему нельзя их водить. Но Тамара только буркнула:»Как не стыдно! И ты ещё ходишь к ним в дом». Утром мне запретили дружить с Жанной. Знаю, что отец её погиб в конце войны — сгорел в танке. Сейчас думаю, а можно ли осуждать?
