Здесь всё довольно интересно.
Зал суда находился в старом, затхлом здании с коридорами, пропитанными запахом архивных бумаг. Скамейки скрипели так же, как совесть Алексея, а воздух казался таким же тяжёлым, как бабушкина шуба посреди июля.
Татьяна сидела рядом с адвокаткой — женщиной около пятидесяти лет с короткой стрижкой и колким языком.
— Ну что ж, — произнесла она, листая документы. — Мальчику предложим выбор: ипотека либо жить с матерью. На его месте я бы выбрала ипотеку. С мамой — это настоящее испытание.
— Он даже не пытается слушать её. Он подчиняется ей безоговорочно, — с горечью отметила Татьяна. — Мать — это пульт, а он — телевизор. Включает и выключает, когда ей вздумается.
— Быть может, пульт скоро сядет, — усмехнулась юристка. — Не волнуйся. Судья женщина, и, похоже, у неё тоже есть сын и свекровь.
Когда Алексей вошёл в зал, Татьяна на мгновение подумала, что он убежит. Его взгляд был таким, будто его ведут на казнь. Ирина Викторовна шла следом, словно телохранитель с миссией “спасти единственного сына от коварной женщины”.
— Уважаемый суд, — энергично начала адвокатка Татьяны. — Мой клиент требует компенсацию в размере половины рыночной стоимости квартиры, купленной в браке. Поскольку соглашение о разделе имущества отсутствует, а обе стороны зарегистрированы, мой клиент имеет полное право оставаться в жилом помещении до окончания процедуры.
— Ага! — вскочила Ирина Викторовна. — А скажите, кто предоставил деньги? Кто продал свою трёшку в Житомире, чтобы эти двое могли иметь крышу над головой?
— То есть вы добровольно передали сыну деньги на приобретение? — уточнила судья, приподняв бровь.
— Я… Ну… — Ирина покраснела. — Я просто хотела, чтобы у них была семья!
— Пусть теперь и будет семья — с долями и алиментами, — усмешкой ответила судья, продолжая слушать стороны.
Татьяна наблюдала за всем происходящим как за плохим театральным представлением. Марины в зале не было — может, совесть дала о себе знать. А может, Ирина не пустила её: не мешай плану, девочка, лучше прячься, словно мышь под плинтусом.
Когда они вышли из зала, Алексей задержал её у лестницы. Взгляд его был таким же потерянным и жалким, как в день их свадьбы.,— Оль, я не хотел, чтобы всё вышло так…
— Но так всё и произошло, — прервала она его. — Ты взрослый человек, Дима. Сделал выбор. Я лишь отреагировала. Хочешь быть с Катей? — Ну, пожалуйста. Только мой угол не трогай. У вас и без того трое в одной квартире: ты, она и твоя мама. Вместе в однушке будете как в тесной компании.
— Я просто запутался. Ты стала такой… колючей.
— А ты стал мягким, словно подушечка. Но на мягком долго не протянешь.
Он склонил голову. Потом поднял взгляд. Грустный, как у собаки под дождём.
— Ведь когда-то нам было хорошо, правда?
— Было, — выдохнула она. — Но потом ты изменился. В другую сторону.
Он ушёл. Она осталась и с каждой минутой ощущала внутри что-то новое. Тепло. Лёгкость. Не злость. А то, что она наконец выбрала себя.
Татьяна сидела на кухне и гладила свою рубашку. Не для свидания, нет. Просто поняла: порой, чтобы не сойти с ума, нужно заниматься чем-то монотонным. Или разрушать. Например, проглаживать шов утюгом — или кого-то. Выбрала первое.
В этот момент раздался звонок в дверь. Не обычный звякающий, а раздражающий и затяжной. Такой — что давит не рукой, а наглостью.
Она открыла дверь. Перед ней стояла она.
Ирина Викторовна, в шляпе, с папкой и лицом, будто собирается вручать себе государственную награду.
— Надеюсь, ты одна, — произнесла она, не дожидаясь приглашения. — Пришла по-доброму.,— Вы действительно собираетесь на кладбище в таком виде? — Татьяна указала на чёрную шляпу. — Или уже собираетесь хоронить мою половину квартиры?
— Татьяна, не начинай. У меня для тебя есть очень разумное предложение.
— Не сомневаюсь. У вас всегда всё «разумно», особенно когда выгода только вам. Проходите, раз уж на шляпе настояли.
Ирина Викторовна присела на край стула, словно боялась испачкаться.
— Посмотри. Вот оценка квартиры. Твоя половина стоит полтора миллиона. Я готова дать тебе два — наличными. И ты просто исчезаешь, без судебных разбирательств и истерик. Всё будет по-хорошему.
— То есть я получаю деньги и передаю вам… всё? — уточнила Татьяна, не отводя взгляда.
— Не нам, — поправила свекровь. — Сыну, Алексею. У него теперь новая жизнь, а ты ему не нужна. Не мучай себя. Ты же видишь — он тебя не любит.
Татьяна задумалась, затем встала, подошла к холодильнику, сняла магнит с надписью «Хочешь мира — приготовь борщ, но не уступай жильё» и вернулась к столу.
— Знаете, Ирина Викторовна, когда впервые узнала, что вы хотите меня убрать, я рыдала в ванной. Потом — в подушку. После — смеялась. А сейчас мне просто скучно.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что я вас ненавижу. Спокойно, без истерик. Как врага, который ест из твоего холодильника и требует за это благодарность. Вы отравили мне брак, отравили вашего сына и теперь хотите купить моё молчание? За два миллиона?
— Это хорошие деньги! — вспылила она. — Учитывая, что всё купила я! Всё! Он просто переписал квартиру на тебя из-за ЗАГСа. Ты бы ничего не имела, если бы не брак!
— Тогда так и запишем: вы купили квартиру, а я — брак. Теперь мы обе лишь инвесторы. Только вы — чтобы контролировать, а я — чтобы выжить. И знаете что? Я останусь. Здесь. Через суд. Со всеми документами.
— Ты что, хочешь сделать назло?,— Нет, я хочу услышать правду.
— Ты — змея, — злобно прошипела Ирина.
— А вы — та, кто считала, что змея сбежит от одного стука лопатой. Не сбежит. И уж точно не за два миллиона.
— Ты всё разрушила! У Алексея была новая жизнь!
— У него была жена. Теперь её нет. Плюс алименты, Ирина Викторовна. Начинать с нуля. Пока он с Катей в вашей двушке в Кременчуге. Вы же просили меня уйти? Переходите уже на другую сторону. Там вас уже ждут. Можете прихватить с собой пирожки.
Ирина Викторовна застыла посреди кухни, словно флаг без ветра. Больше ни слова не произнесла. Просто повернулась и ушла, шляпа дрожала от огорчения.
Спустя месяц суд постановил: раздел имущества, компенсация, право проживания до окончательного распределения. Алексей пытался утереть слёзы, просил “оставить всё как есть”, умолял “не разрывать прошлое”. Марина стояла рядом, выглядя вымотанной няней.
А Татьяна… Татьяна стояла спокойно, с бумагами в руках и лёгким сердцем.
Через полгода она приобрела вторую половину квартиры. Оформление заняло мало времени. Алексей подписал документы, не глядя. Ирина не появилась. Марина уехала к маме в Винницу. Всё развалилось, словно пасьянс в руках пьяного картёжника.
Татьяна открыла дверь своей полностью новой квартиры. Поставила чайник. Закрыла входную дверь и впервые за долгое время почувствовала, что может дышать спокойно. Без лжи. Без навязанных планов.
По телевизору шёл старый фильм. Она села, укуталась в плед и впервые за много лет улыбнулась просто так.
— Ну что, — тихо сказала себе. — Добро пожаловать домой.
Конец.
Дом, где прошлое оживает и меняет всё навсегда.
Неожиданные страсти и разбитые иллюзии вскроют всё.
В чужом доме разгорается незримая война за свободу.
Прощение и любовь творят настоящие чудеса вместе.
Семейные тайны рушат то, что казалось нерушимым.
Настоящая храбрость проявляется там, где её ждёшь меньше всего.