Я давно живу с семьёй в городе, но родительский дом в деревне не продал, сохранил. Ездим туда, как на дачу. Отдыхаем, цветы сажаем.
Деревенский дом, понятно, требует много ухода. Тут и постоянно что-то подлатать надо, и дрова на зиму закупить.
Но мы с женой люди работящие, нам все эти заботы в радость и в удовольствие. Совсем не такие наши соседи по деревне.
Вот вроде и дом им хороший от родителей достался, и участок большой, но всё у них как-то не устроено, не обихожено. И ведь не старые – ну, под пятьдесят, может, каждому, но очень ленивые и бестолковые.
Сроду толком нигде не работали. Так, нанимались иногда по деревне то с копкой помочь, то с дровами.
Но работу свою выполняли плохо, недобросовестно. И потому к ним обращаться стали только в том случае, когда совсем никого было не найти.
Жили они из-за этого, конечно, бедно. Жена моя очень им сочувствовала. Одежду нашу старую им отдавала, иногда продукты недорогие заносила. Знаю, что и другие дачники иногда помогали им продуктами и деньгами.
Мы даже как-то и нанять Антона пытались. Не то чтобы нам его помощь была нужна, но просто думали помочь им денег заработать. Правда, ничего у нас не срослось.
Как раз недалеко от нашей деревни чистили лесок для прокладывания линий электропередач. Берёзки поспиливали, а убирать некому, поэтому местные их на дрова растаскивали.
Я и подошёл к нашему соседу Антону. Сказал, мол, принесёшь мне дрова – заплачу. Он сначала согласился, а потом стал объяснять, что у него топор сломан, и надо бы деньги вперёд дать.
Я, дурак, дал.
Думал помочь человеку, поддержать. Ну, потом ни дров, конечно, ни денег не увидел. И сам Антон всё «завтраками кормит», обещает, что вот-вот дрова принесёт.
По итогу плюнул я, не стал даже разбирать эту ситуацию. Деньги невелики, а мне урок.
Заказал дрова в другом месте. Ребята привезли, выгрузили у двора. Мы с женой понемногу за день перекидали их во двор. Устали страшно!
Жена Антона в это время ходила у своего дома и на нас поглядывала.
– Ходит смотрит. Хоть бы помощь предложила, – сказала мне моя жена. – Деньги должны, так хоть десяток поленец занести бы помогла.
– Оставь, ещё нам помощи их не хватало, – отмахнулся я. – Сами всё сделаем, никому должными не будем.
Только к позднему вечеру закончили мы укладку дров. А с утра в дверь дома кто-то постучал.
Я открыл, а на пороге Марина стоит, Антонова жена.
– Здравствуйте, соседи, – развязно сказала она. – Пришла вот у вас помощи просить.
— Что случилось, Марина? Чем помочь можем?
– Дрова у нас совсем закончились, а вы, я вижу, закупили. Антон-то пойдет заготавливать, но что толку от сырых? А у вас совсем сухие! Мне и немного надо, хоть четверть куба дайте!
Я аж опешил от такой наглости. Вышел к ней на улицу, дверь прикрыл, чтобы жена не услышала, и сказал.
– Марина, так твой Антон у меня денег вперёд за дрова взял. Чтобы топор купить. А я вот что-то ни дров, ни топора от него не вижу. А теперь нужно ещё и вам самим дров отсыпать?
– Ну, что поделать, что так мы живём, – равнодушно пожала плечами Марина. – Всё болеем! Вот и не складывается у нас.
– Чем болеете-то, бездельем? – не выдержал я. – Наглые вы всё же какие! Дров тебе дать? А что же мы с женой весь день дрова носили во двор, а ты даже помощь свою не предложила? Знала же, что дрова вам нужны! Ну, и помогла бы нам, поносила бы по три полешка хотя бы, а мы б тебе дров дали.
– Я женщина, что я таскать ещё должна? – засмеялась Марина. – Я не дура тебе.
– Ну, раз не дура, сходи шишек и валежника в лесу собери, на самой опушке леса как раз живёте, – отрезал я, разозлившись. – Уходи, ничего тебе не дам.
– Ну, и про деньги свои забудь! Крохобор. Куда тебе столько? Жрать ты эти дрова будешь что ли, – злобно выкрикнула эта Марина и ушла.
Я полдня не мог в себя от разговора прийти. Вот так пожалели людей! Посадили себе на шею практически, а они и ножки свесили. Для себя твёрдо решил, что больше никогда ни в чём им не помогу: ни работой, ни одеждой, ни продуктами.
Вот даже лишнее будет – лучше выкину, чем таким соседям отдам.
Когда терпение рушится, начинается настоящая война.
Боль развода уступает место неожиданной надежде.
Токсичные разговоры разрушат даже самые крепкие нервы.
Наступает момент, когда личные границы становятся неприкосновенны.
Она перестала быть чьей-то тенью и стала собой.
Она победила холодное презрение одним блюдом.
