Восемьдесят девять тысяч гривен.
Без возврата и процентов.
Просто помощь. — Аня, зачем ты всё время всё подсчитываешь?
Мы же не на рынке! — возмутилась Марина Ивановна. — А где мы, по-твоему?
В банке, где кредиты никто не возвращает?
Или в фонде поддержки родственников?
Игорь вскочил: — Аня, хватит!
Ты переходишь все границы! — Перейти границы — значит жить в съёмной квартире на пятом этаже без лифта, стирать носки вручную, чтобы сэкономить воду, а ваша семья просит «немножко» на платье.
Пятнадцать тысяч!
На платье! — Ну перестань… — пробормотал он. — Нет, не перестану.
Либо завтра вы вернёте хотя бы половину.
Иначе я обращусь к адвокату. — Что?! — в один голос вскрикнули Игорь с матерью.
Анна спокойно допила кофе. — Я устала.
От ваших «немножечко».
От Ольги с её бесконечными праздниками.
От Людмилы с маленькой пенсией и маникюром за пять тысяч.
От тебя, Игорь.
Потому что муж — это не банкомат с голосом моей семьи.
Марина Ивановна вскочила и хлопнула дверью.
Игорь сел за стол, уткнувшись в кружку.
Анна села напротив. — Игорь, выбирай.
Либо мы строим нашу жизнь вместе.
Либо ты продолжаешь всех содержать.
Я не могу быть кормильцем двух семей.
Я хочу быть женщиной, а не кассиром в пункте взаимопомощи.
Он молчал.
Анна встала в шесть утра, ещё до звонка будильника.
Одевшись, она положила в сумку паспорт и блокнот с аккуратно записанными долгами. «Если они не возвращают — значит, я ему не жена.
А если я не жена, значит, пора начать жить для себя».
И тут же, словно подтверждая её мысли, банка с кофе выпала из рук.
К счастью, не разбилась.
Было бы проще.
Крышка отлетела, и ароматный коричневый напиток разлился по белому полу, образовав настоящий пляж с запахом безысходности. «Очень символично.
Всё рассыпалось.
Как и моё терпение».
Игорь вышел из спальни, сонный, с лицом человека, будто всю ночь месил бетон.
Хотя на самом деле он просто обиделся и лёг спать, оставив Анну наедине с её мыслями. — Что у тебя тут, война с Одессой? — усмехнулся он, глядя на кофе. — Почти, — ответила Анна спокойно. — Только враг мой не в джунглях, а в нашей гостиной. — Ну вот, опять ты начинаешь, Аня.
Это же моя семья! — А я тогда кто?
Служанка?
Я в этих отношениях тоже имею право голоса.
И даже деньги вкладываю. — Да брось, — он уже залезал в холодильник. — Людмила просто попросила.
Там сущие копейки — пятнадцать тысяч.
У них крыша протекает, я сам видел: дождь прямо в ванну капает.
Анна прищурилась. — А ты не думал, что у нас тоже что-то течёт?
Не с потолка, а из нашего кармана.
Каждый раз, когда деньги уходят «на очередную беду».
У мамы крыша, у сестры платье, у брата ноутбук.
Может, пора, Игорь, чтобы у тебя в голове появилось чувство ответственности?
Он тяжело вздохнул, словно попросила выкопать колодец в пустыне. — Аня… это же мама. — А я кто, злая мачеха из сказки?
Я твоя жена.
Или уже нет?
Он промолчал.
Это молчание говорило громче любого крика.
Вечером — как всегда точно по расписанию — в дверь постучали.
Не позвонили, а именно постучали её фирменной морзянкой: три удара, пауза, ещё два.
Тот, у кого есть свекровь, сразу поймёт.
Анна открыла без удивления.
Конечно, приехала.
Конечно, без предупреждения.
И, как обычно, с сумками. — Аня, здравствуй, солнышко! — пропела Марина Ивановна, улыбаясь так, словно сорвала джекпот. — Здравствуйте, Марина Ивановна, — Анна кивнула. — Вы одна или уже с бригадой? — Ну что ты!
Конечно, одна!
Просто поговорить надо.
Кофе у тебя есть? — Был, — буркнула Анна. — Сегодня утром закончился.
Она наконец-то осознала, что может быть больше, чем просто жена.
Что станет с ним после этого звонка?
Зачем эту маску надевать, когда всё так ясно?
Сколько боли и любви пронесли через годы две женщины, чьи судьбы переплетены под старым мостом.
Всё в жизни имеет свой предел, и вот он настал.
На пороге её надежды стояла предательство, замешанное на страхе и холодной решимости.