— Слушай, Вадим, ты серьёзно? — Лариса, стоя у плиты, обернулась, держа в руках деревянную ложку, с которой капал ароматный соус. — Ты реально думаешь, что я должна быть счастлива, потому что ты принёс… что? Своё «новогоднее настроение»?
Вадим, развалившийся на диване в её уютной однушке, потянулся, будто не замечая её тона. Его тёмные волосы были растрёпаны, а от свитера всё ещё пахло вчерашним перегаром и мандаринами.
Он ухмыльнулся, глядя на Ларису, которая, несмотря на свои 47 лет, выглядела так, будто только что сошла с обложки журнала для тех, кто знает, как жить со вкусом.
Пышные формы, аккуратно уложенные локоны, яркая помада — она всегда старалась быть на высоте, даже если бюджет трещал по швам.
— Лар, ну что ты начинаешь? — Вадим поднял бокал с недопитым шампанским. — Я же сказал, верну половину за стол. Чего тебе ещё надо? Праздник же удался!
Лариса закатила глаза, чувствуя, как внутри закипает что-то горячее и горькое. Она потратила пять тысяч рублей на новогодний стол — не бог весть что, но для бухгалтера районной поликлиники это была ощутимая сумма.
Салат «Оливье», нарезка, мандарины, пара бутылок шампанского и маленькая баночка красной икры — всё, как в старые добрые времена, когда мама учила её, что стол должен быть «человеческим», даже если в кошельке ветер.
Она ждала от Вадима хоть какого-то знака внимания — цветы, торт, конфеты, в конце концов! Но он явился с пустыми руками, зато с аппетитом, достойным целой футбольной команды.
— Половину? — Лариса положила ложку на стол и упёрла руки в бёдра. — То есть ты считаешь, что я должна радоваться твоим… деньгам?
Вадим нахмурился, явно не понимая, куда клонит разговор. В его голове всё было просто: он пришёл, поел, повеселился, а теперь, как честный человек, предложил разделить расходы. Разве не так делают взрослые люди?
— Ну а что? — пожал он плечами. — Ты же сама всё купила, я не просил. И вообще, Лар, не начинай. Новый год же! Давай лучше ещё шампанского?
Лариса глубоко вдохнула, пытаясь подавить желание вылить на него остатки соуса. «Спокойно, Лара, — подумала она. — Ты выше этого. Ты умная, красивая, независимая. Ты не позволишь какому-то… халявщику испортить тебе праздник». Но внутри всё равно ныло.
Она вспомнила, как в прошлом году её подруга Светка рассказывала про своего ухажёра, который подарил ей на Новый год серёжки с топазами. А что у неё? Мужчина, который считает, что его присутствие — уже подарок.
На следующее утро Вадим не ушёл. Он остался «отдыхать», как он это назвал, уютно устроившись на её диване с кружкой чая и тарелкой бутербродов, которые Лариса, как гостеприимная хозяйка, быстренько организовала.
Она даже сбегала в магазин за продуктами, потратив ещё пару тысяч на сыр, колбасу и — о, ирония судьбы! — бутылку вина, потому что Вадим намекнул, что «праздник продолжается».
Лариса готовила, убирала, улыбалась, хотя в душе уже считала, сколько денег улетело за эти дни. К четвёртому января счёт перевалил за десять тысяч — сумма, которая для неё была равносильна половине новой зимней куртки.
«Может, я сама виновата? — думала она, нарезая овощи для очередного салата. — Может, надо было сразу сказать, что я жду подарка? Или что готовить на него, как на роту солдат, я не подписывалась?»
Но потом она вспоминала, как в юности её мама учила: «Лара, мужчина должен сам понимать, что женщину надо баловать. Если не понимает — не мужчина». И всё-таки Лариса надеялась, что Вадим одумается. Ну не может же он быть таким… таким…
— Лар, ты молодец, — Вадим заглянул на кухню, держа в руках телефон. — У тебя тут прям как в ресторане. Может, ещё картошечки пожаришь?
Она только кивнула, чувствуя, как улыбка становится всё более натянутой. «Ресторан, значит. А где мои чаевые, товарищ гурман?» — подумала она, но вслух ничего не сказала.
К вечеру четвёртого января Вадим объявил, что «пора и честь знать». Лариса, уже измотанная готовкой и уборкой, проводила его до двери, всё ещё надеясь на какой-то жест — может, он скажет что-то тёплое, обнимет, пообещает сюрприз? Но вместо этого Вадим сунул ей в руку смятые купюры.
— Вот, Лар, держи. Две с половиной тысячи. За новогодний стол. Поровну же, да? — Он улыбнулся, будто сделал ей одолжение.
Лариса посмотрела на деньги, потом на Вадима. Её пальцы сжали купюры так, что те чуть не порвались. «Серьёзно? — пронеслось в голове. — Ты вот так вот… посчитал и ушёл? Как будто я тебе счёт в кафе выставила?»
— Вадим, — голос её был тихим, но в нём звенела сталь. — Ты правда думаешь, что это всё, что ты мне должен?
Он замялся, явно не ожидая такого вопроса.
— Ну… а что ещё? Ты же не просила ничего. Лар, давай без сцен, а? Праздник был классный, я тебе благодарен.
Дверь за ним закрылась, а Лариса так и осталась стоять в прихожей, глядя на смятые купюры. В груди что-то сжалось — не то обида, не то разочарование.
Она вспомнила, как в молодости мечтала о большой любви, о мужчине, который будет носить её на руках, а не делить счёт за оливье. «Ну и ладно, — подумала она, вытирая непрошеную слезу. — Я сама себе хозяйка. И уж точно не буду бегать за таким… калькулятором».
Через неделю Лариса сидела в кафе с подругами — Ниной и Олей, двумя её «боевыми» подругами ещё со студенческой скамьи. На столе дымился чай с жасмином, а разговор, как всегда, крутился вокруг жизни, мужчин и несправедливости мира.
— Ларис, ну ты чего завелась? — Нина, поправляя очки, посмотрела на неё с лёгким укором. — Парень молодой, неопытный. Он же не со зла. Ты бы ему сказала прямо: мол, Вадим, я жду подарок, я трачу деньги. Он бы понял.
— Понял? — Лариса фыркнула, отпивая чай. — Нин, он четыре дня ел, пил и спал у меня дома, как в санатории! И что? Сунул деньги, как официантке! Это я должна ему объяснять, что такое уважение?
Оля, всегда более резкая, хмыкнула:
— А я тебе говорила, Ларис, не связывайся с молодыми. Они все такие — думают, что их красивая улыбка всё решает. Но, знаешь, ты тоже хороша. Накрывать стол, бегать в магазин — это что, теперь твоя обязанность? Взяла бы и сказала: «Вадим, давай-ка в магазин сам сходи».
Лариса вздохнула, глядя в окно, где падал мягкий январский снег.
Ей было обидно не только за деньги, но и за себя. Она всегда старалась быть «правильной» — гостеприимной, доброй, понимающей. А в итоге что? Подруги ещё и её обвиняют, мол, сама виновата, что не поставила Вадима на место.
— Девочки, — она посмотрела на них, и в её глазах загорелся знакомый огонёк. — Я не алчная. И не меркантильная. Но я больше не хочу быть той, кто всё терпит и молчит. Если мужчине надо объяснять, что женщину надо уважать, — это не мой мужчина.
Нина покачала головой, но Оля вдруг улыбнулась:
— Вот это моя Лариска! Правильно, гони его в шею. Найдёшь себе нормального, который будет в ювелирный возить, а не счёты сводить.
Прошёл месяц. Лариса не звонила Вадиму, а он, к её удивлению, тоже не объявлялся.
Она сидела в своей комнате, перебирая старые фотографии, и думала о том, как быстро летит время. Вот она, молодая, в платье с пышными рукавами, смеётся на каком-то празднике. Тогда всё казалось простым — любовь, жизнь, мечты. А теперь? Теперь она учит себя ставить границы и не бояться одиночества.
«Может, я и правда слишком многого жду? — думала она, глядя на своё отражение в зеркале. — Но ведь я достойна большего, чем делить счёт за мандарины. Я достойна человека, который увидит во мне не повара, а женщину».
И в этот момент она решила: хватит жалеть себя.
Она запишется на курсы писательства, о которых давно мечтала. Купит себе те самые серёжки, которые ей так нравились в витрине. И, чёрт возьми, научится говорить «нет», когда очередной Вадим решит, что её доброта — это бесплатный шведский стол.
Лариса улыбнулась своему отражению. Новый год закончился, но новая жизнь только начиналась. И она точно знала, что в этой жизни будет место для любви, смеха и, конечно, хорошего оливье — но только для тех, кто это ценит.
Иногда, чтобы найти своё счастье, нужно перестать быть удобной для всех. Уважайте себя, и мир начнёт уважать вас.
Чёрная кошка — символ перемен, которые могут удивить.
Истинная любовь и верность могут прийти в самых неожиданных формах.
Свечи хранят тайны боли и надежды.
Как долго ты сможешь терпеть его холод?
Как низко могут падать мечты, когда открывается правда?
Сможет ли мать отказаться от безусловной любви ради дочки?